Дом у воды

— Уже занимаются, — хмыкнул де Анвиль. — И, скорее всего, Хосе Беренгар, отец Рубена, связан с мафией. Мои люди раскопали следы грандиозного скандала десятилетней давности. Он тогда чуть не потерял свою должность.

— А кем трудится папа Рубенчика? — глумливо осведомился Арсений.

— Прокурор округа, — быстро вставил Пахомов. — А у Лаурочки — чиновник в министерстве иностранных дел.

— Чудесная семья, уважаемые люди, — пробубнил себе под нос Гаранин. — Вот только точно мы ничего не узнаем. Не такие они дураки, чтобы оставить следы.

— На поверхности следов может и не оказаться, — задумчиво вставила Хлоя. — Но внутри семьи наверняка кто-то с кем-то что-то обсуждал.

— Ты предлагаешь внедриться в семью? — недоверчиво глянул на сестру Арман. — Как это по-русски? Засланный казачок?

— Свой среди чужих, — хмыкнул Витька и любовно уставился на жену. — Есть какая-то идея, Хлошечка?

Брякнул и сам испугался, припоминая чудесные проказы жены и Лильки. Кому бы еще, как не ресторанному критику, пришло в голову накидать в кафе тараканов в тарелку и возмущенно ткнуть ее под нос официанту. А потом написать репортаж. Жена умела уничтожать врагов, правда, делала это весьма нетрадиционными способами.

— В Палермо есть ресторан «Джакомо», у него три Мишленовских звезды, — скромно сообщила Хлошечка. — Хозяин заведения, Джакомо Тровато, приходится Лауре прадедушкой и очень недоволен правнучкой. Говорит, что она опозорила семью, связавшись с Беренгаром. Зовет своего внука дураком. Ругается крепко, когда рассуждает о политике. Повторяет, что, пока у власти компания недоумков, взявшая на службу Исайю Тровато, ничего хорошего Италии не светит. Ну и дальше следует рассказ, как прекрасно жилось при Дуче.

— А чем нам может помочь Джакомо Тровато? — насторожилась Света.

— Ну-у, старичок мечтает лично прицепить на вывеску ресторана четвертую звезду Мишлена, а еще не желает делить наследство поровну. Спит и видит под любым предлогом исключить Исайю и его семейку из завещания.

— Ты думаешь, Хлошечка, что старый пердун пожелает сотрудничать с нами? — с сомнением обронил Витька и с таким обожанием глянул на супругу, что у Гаранина кольнуло сердце.

— Джакомо — бывший мафиозо и до сих пор пользуется уважением в той среде. С другой стороны, ему очень нравился Люсьен, и он даже расплакался, узнав о его гибели. Мы могли бы попробовать. Во всяком случае, нам не придется таскать каштаны из огня. Это сделают другие.

— Ты думаешь, что он сам разберется с собственным внуком?

— Чтобы правда не вылезла наружу, он заодно разберется и с Беренгаром, — веско заметила Хлоя. — Звезда Мишлена и репутация заведения для него важнее ничтожных людишек. И не забывайте, ему уже девяносто лет, он может просто не дождаться, когда на вывеске заблестит еще одна звездочка.

— Ты предложишь ему помощь взамен на информацию? — насупленно осведомился де Анвиль. — Но это же тоже должностное преступление?

— Ах, Арман, — отмахнулась Хлоя. — Ты слишком щепетилен, брат мой. Тем более что заведение Тровато вполне заслуживает долгожданного статуса. Никто не посмеет меня упрекнуть. А разговоры… Так я со всеми рестораторами на дружеской ноге, с одним даже сплю, — Хлоя под Витькин хохот развела руками. — Что же в этом предосудительного?

— Виктор, — устало попросил де Анвиль, — угомони свою жену.

— Это твоя сестра, Арман, — смеясь пожал плечами Пахомов. — Видно, что-то вы не доглядели в воспитании, но я не жалуюсь, — довольно хмыкнул он, получив от жены поспешный поцелуй в

гладковыбритую впалую щеку. — Я так понимаю, что идти к макаронникам мне, — обронил вскользь. — Ты, Хлоя, туда одна не сунешься. Да и мне полезно посмотреть, как правильно на дуршлаг спагетти откидывать. Ну и двое из ларца, одинаковы с лица, вас я тоже попрошу составить нам с женой компанию.

— Естественно, — кивнул за себя и брата Арсений.

— Крестный, а я… — начала Света, но Пахомов строго глянул на неразумное чадо и заметил поморщившись:

— Женщины и дети остаются дома. Все, разговор окончен. Вылетаем завтра.

Расходились поздно, и Арсений решил не ложиться.

— Посплю в самолете, маленькая, — пробурчал он и вышел на балкон. Внизу на Шанз-Элизе кипела ночная жизнь. А вдалеке переливалась огнями Эйфелева башня, прокладывая к Сене сверкающий луч прожектора, разрезающий темноту желтым светом. — Красота, — довольно хмыкнул Арсений, уставившись на главный символ Парижа.

— Французы терпеть не могут башню и как только ни дразнят. Хотя если посмотреть на нее не как на произведение искусства, — протянула Света.

— Не желаю я ни на какую башню смотреть. А хочу только на тебя, — буркнул Гаранин, целуя жену.

— Береги себя, — попросила Света и даже всплакнула у него на плече.

«Ох уж эти гормоны», — мысленно скривился Арсений, а вслух бросил осторожно:

— Я не на войну иду. И Севка рядом, боец невидимого фронта. Прорвемся. Вытащим из пылающего ресторана твоего крестного и тетку.

— Только без спецэффектов, пожалуйста, — пролепетала Света. — Я не переживу, если с тобой что-нибудь случится.

— Любишь? — довольно улыбнулся он.

— Ага, — кивнула она и, дотянувшись до его уха, прошептала чуть слышно: — Очень люблю, Гаранин.

— Я тебя тоже, — прошептал он. — Хорошо, что ты в поход с Пряшниковыми пошла, а то бы пришлось искать тебя по всему Парижу.

— Арман Лену уволил, — пробормотала Света. — Она тебя оборвала, когда ты звонил из усыпальницы, а счет шел уже на минуты. Отчим назвал такое поведение не лояльным.

— Вероятно, он прав, — пожал плечами Арсений.

— Арман всегда прав, — уныло заметила Света. — Иногда хочется кинуть в него чем-то тяжелым. Но факт остается фактом. Арман всегда прав. Он насядет на правительства Италии и Колумбии, чтобы провели проверку деятельности Исайи Тровато и Хосе Беренгара.

— А где твоя мать с ним познакомилась?

— У адвокатов. Де Анвиль сам их с крестным вызвал. Ему вдруг приспичило принять участие в воспитании собственной внучки. Вот и решил маму с Витькой застращать. А наши ему показали, где раки зимуют. Он сомлел от маминой красоты и начал за ней везде таскаться. Ну и приезжал Тайку проведывать. Борщ у нас ел, пил водку. Потом на диванчике дрых. Так смешно.

— Ничего не понял, — пробухтел Гаранин. — Какая внучка? Где он на диване дрых? В Москве?

— Да нет же, — легко стукнула Арсения по предплечью Света, словно дивясь его непонятливости. — Мы после папиной смерти из России сбежали и жили в Мюнхене у крестного. Он специально для Таечкиной матери дом купил. А ее убили, и тут оказалось, что у нее отец не какой-то там рядовой гражданин Германии, а сам де Анвиль…

— Я всегда думал, что в моей семье все смешалось, как в доме Облонских. А оказывается, у вас круче.