Дом Утраченных Грез
Шрифт:
– Трелос.Они считают, что я трелос,чокнутый. Врач Думает, что я чокнутый, усатая медсестра думает, что я чокнутый. Другие пациенты и их родственники – и все смотрят на меня с этим невозможным состраданием.
Ким забрала «рено» из Палиоскалы. Большую часть вмятин выправили и закрасили краской с кремовым оттенком, немного отличавшейся от изначальной белой Майку так не терпелось поскорей покинуть больницу, что он ждал Ким, сидя с вещами на крыльце. Завидев ее, он повеселел и замахал рукой в гипсовой повязке.
– Кто это был тогда на дороге? Как думаешь?
– Не знаю, – ответил Майк. – Самое невероятное, что они ничего не украли. Бумажник остался в кармане. Просто уделали меня по первое число. – Они возвращались домой дорогой, шедшей по краю кратера, все окна в машине были опущены.
– Ты говоришь, что обращался в полицию.
– Да, явился один, написал заявление с моих слов. Врач переводил полицейскому, но только бог знает, что он там сказал, когда я упомянул о металлических туфлях. Полицейский вежливо выслушал, угостил меня сигаретой и сказал, что он фанат «Манчестер юнайтед». Показал карточку какого-то клуба греческих болельщиков нашей команды.
– Они были греки, те трое монахов?
– Думаю, греки. Хотя в лицо я видел только одного из них.
– Ну да, святого.
– Знаю, что ты думаешь, Ким. Но, клянусь, когда я выбрался из машины, у меня не было никакого сотрясения мозга. Помню, я осматривал машину. Я был потрясен, но авария только заставила меня протрезветь. – Майк погладил гипс, словно еще чувствовал удары, сломавшие ему руку. – А потом вдруг там… Ох, я не знаю.
– Продолжай.
– Я как раз вспомнил о глупом старике из таверны, перед тем как это случилось. Он взъярился на меня, потому что я пошутил насчет святого. Он вышел из таверны, проклиная меня. Наверно, это каким-то образом смешалось у меня в голове с аварией.
Дальше они ехали молча, пока не добрались до перекрестка двух дорог: одна вела в Камари, другая в монастырь Святого Михаила. Майк попросил Ким остановиться. Они вышли из машины.
Белая пыльная извилистая дорога поднималась в горы над кратером и круто шла вниз с другой стороны.
– Ты хочешь, чтобы я поехала,в гору, Майк? Взглянуть на то место?
Майк не ответил. Он пристально глядел на дорогу. Воздух был так раскален, что трудно было дышать. Исступленный звон цикад пилил плотную тишину.
– Майк?…
Ким тронула его за плечо. Его била дрожь.
– Садись в машину. Отвезу тебя домой.
Они сделали остановку в деревне, чтобы купить что-то поесть. Муж торговки помидорами обрадовался, увидев Майка, восхитился его расписанной гипсовой повязкой. Пока он отвечал на град вопросов, Мария зашипела на Ким из своей лавки, неистово маша ей рукой.
– «Рейтерс», – сказала Ким.
– Только не застревай у нее, – умоляюще попросил Майк.
Мария чуть ли не втащила Ким в лавку, пнув ногой деревянный клин, не дававший двери закрыться. Он отлетел к вешалке с платьями с люрексом. Мария с такой силой захлопнула дверь, что Ким отчетливо увидела, как задрожали дверные стекла.
– Яйцо! – хохоча, сказала Мария по-гречески. – Яйцо!
–
О чем ты, Мария? Какое яйцо?– Прекрасное яйцо! Твоя работа? Да? – Мария топала ногой и хлопала в ладоши, заходясь в истерическом хохоте. Ким была ошеломлена. Мария, глядя на ее лицо, только еще пуще захохотала. Рухнула на колени и колотила кулаками о пол. – Замечательное яйцо!
Ким, словно надеясь, что кто-нибудь войдет в лавку, оглянулась на дверь.
– Мария…
Мария встала:
– Твоя работа, да? Скажи, что твоя! Скажи! Скажи!
– О чем ты, Мария?
Гречанка внезапно перестала смеяться. Подбородок у нее отвис.
– Яйцо! У него отличное яйцо! Вот тут! – Она показала на свою бровь. – Лакис! Это наверняка ты! Скажи, что это твоя работа!
– Да. Моя.
Мария взвизгнула и захлопала в ладоши. Потом погладила Ким по щеке и поцеловала.
– Я знала! Я говорила, что это ты! Ублюдок, он заслуживает этого. Ха!
Ее веселье резко оборвалось. Теперь она была разъярена. Скривив губы, она разразилась потоком греческих ругательств, из которых Ким поняла только некоторые. Кое-где среди них звучало имя Лакиса. Потом Мария снова засмеялась и снова поцеловала ее в щеку.
– Мне надо идти, – сказала Ким, выскальзывая из объятий Марии. – Майк на улице.
– Я знала! Я говорила!
Она шагала по мощеной улице, а позади слышно было, как продолжает ликовать в своей лавке Мария.
– У нее хорошее настроение, – сказал Майк.
– Да.
Они миновали церковь Девы Непорочной и остановились у лавки Кати. Когда они вошли, Кати разговаривала по телефону. Она выпалила несколько слов в трубку, потом сказала на прощанье: «Гьясу,Мария» – и многозначительно посмотрела на Ким. Аккуратно опустила трубку, поцеловала Майка и, усадив его на свой стул, занялась варкой кофе.
– Что тут у вас происходило в деревне, пока я отсутствовал? – поинтересовался Майк.
– Ничего, – ответила Кати, даже не моргнув глазом. – Обычная скучная жизнь, ничего интересного.
– Как, совсем ничего? Никаких сплетен? Никаких скандалов? Не могу поверить.
– Ты, – сказала Кати, – ты предмет всех разговоров. И то, что случилось с тобой. Все говорят, что ты сражался с Агьос Микалис [12] .О тебе говорят.
– Значит, и сюда дошло? Надо мне было держать язык за зубами.
12
Святой Михаил (греч.).
– Не беспокойся, Майк! Ты был когда немножко сумасшедший, когда… не был. – Кати сжимала губы, чтобы не рассмеяться, но ее огромные карие глаза улыбались.
Вид у Майка был озадаченный, будто он не понимал, что она имеет в виду.
– Ой, чуть не забыла, – сказала Ким. – Вчера я кое с кем познакомилась.
– С кем?
– С пастухом. Ты видел его, Майк, он каждый день проходит мимо нашего сада.
На лицо Кати внезапно легла тень беспокойства.