Дом в Цибикнуре

— Четверо! Четверо! — закричала Наташа. — Ещё одна девочка. Только она так себе, ничего особенного… Тоже с меня ростом, только стриженая.

— Значит, четверо? — повторила Анна Ивановна и подошла к шкафу с запасным бельём. — Спасибо, что предупредила.

— Уж я знаю! — воскликнула Наташа, зардевшись от похвалы. — Уж я знаю!

— Возьми тот лоскуток, который тебе нравится, — кивнула на заповедный ящик Анна Ивановна.

— Большое спасибо! — воскликнула Наташа и снова зарделась. — Большое спасибо!

Сунув лоскуток в карман, она вышла в коридор. Не предупредить ли доктора Зою Георгиевну? Наташа покосилась на белую дверь, за которой находился врачебный кабинет. Она, конечно, очень славная, эта Зоя Георгиевна, но стоит ли? И, может быть, она уже давно знает о приезде новеньких?

Что там говорить, до сих пор у Наташи сохранилось неприятное воспоминание о ложке касторки, которую, несмотря ни на какие слёзы и стоны (это вам не мама и не бабушка!), пришлось всё-таки проглотить в этом самом кабинете из рук Зои Георгиевны… Нет, туда она не ходок!

Вот в столовую ей нужно обязательно сбегать! И Наташа, выскочив на крыльцо, прыгнула сразу через три ступеньки и перебежала наискось двор.

Столовая и кухня помещались отдельно от того большого дома, где жили дети, где находились канцелярия, бельевая, кабинет врача и всё остальное.

Как всегда, в кухне жарко топилась огромная, на десять конфорок, плита. Оба повара — и невысокая плотная Елена Ульяновна и высокая румяная Тоня — стояли друг против друга по обе стороны этой большой плиты и на четырёх сковородах пекли к ужину оладьи.

— Ну? — Таким коротким вопросом встретила старший повар Елена Ульяновна Наташино появление в её царстве.

К сожалению (это было всем хорошо известно), пребывание на кухне без дела Елена Ульяновна просто не терпела.

Но как любили все ребята — и мальчики и девочки, — особенно зимой, эту большую, жарко натопленную кухню! Уж какая неприятная работа чистка десяти вёдер картошки — можно сказать, самая нудная из всех работ! — но так славно и уютно было в кухне, что нож сам собой скользил вокруг круглой картофелины, и кожура длинными завитками сама собой падала в корзину для очистков, а вычищенная картофелина сама собой летела в большой чугунный котёл.

— Ну? — снова повторила Елена Ульяновна, смерив Наташу вопросительным взглядом от макушки до пяток.

В то же самое время она прикоснулась ножом к оладье, отчего оладья, как волшебная, подскочила вверх, перекувырнулась в воздухе, а затем, шлёпнувшись обратно на сковородку сырой стороной на своё собственное место, моментально вздулась, будто во время полёта как следует наглоталась воздуха.

— Здравствуйте, Елена Ульяновна! Здравствуйте, Тоня! — быстрой и весёлой скороговоркой начала Наташа. — Значит, к ужину оладушки?

— Каша! — сердитым голосом буркнула в ответ Елена Ульяновна: она не любила праздных вопросов.

Но, отлично понимая, что Елена Ульяновна нарочно говорит с ней таким голосом, Наташа закричала громко и весело:

— Оладушки! Оладушки! Ведь вижу, что оладушки!

— А если видишь, зачем спрашивать? — нараспев проговорила Тоня. — Или попробовать захотелось?

— Вот вы ничего не знаете, а сейчас приехали новенькие! — обиженно воскликнула Наташа. — И сразу четверо… Поэтому я и прибежала на кухню предупредить…

— Нет, как вам это нравится! — возмутилась Елена Ульяновна. — Она меня пришла предупредить! Да я с утра знаю, что к ужину нужно ещё четыре порции… Это кто тебя послал? Директор? Или завхоз? Или ещё кто-нибудь? Нет, Тоня, вы подумайте, — обиженно продолжала Елена Ульяновна, — они решили, что я могу забыть про новеньких детей!

— Елена Ульяновна, — закричала Наташа, — это я сама, сама!.. Честное слово, меня никто не посылал!

— А, сама! — несколько спокойнее проговорила старший повар.

Схватив нож, она по очереди снова прикоснулась ко всем оладьям на всех сковородках, и, румяные на обе стороны, они все поскакали в большой эмалированный таз, который стоял на табурете возле плиты.

— Значит, сама прибежала… — И, взяв оладью двумя пальцами, Елена Ульяновна протянула Наташе: — Попробуй.

Наташа деликатно и тоже двумя пальцами взяла за краешек горячую оладушку и, откусив добрую половину, изо всех сил потрясла своими короткими торчащими косичками, что должно было одновременно означать: «Очень вкусно!», «Большое спасибо!» и «Всего хорошего!»

«Теперь нужно предупредить в бане», подумала она и, запихнув в рот уже всю оладушку, выскочила из кухни.

И тут-то она вспомнила о воде, которую ей полагалось принести и которую она ещё не принесла в баню, и про новое ведро, которое осталось без присмотра одно-одинёшенько на краю колодца.

Нужно сказать, что для своего дежурства Наташа выпросила новое ведро у детдомовского завхоза Ольги Ивановны прямо из кладовой. Она получила это ведро лишь после клятвенного обещания не оставлять его ни на секунду без присмотра, а к вечеру вернуть обратно и обязательно в собственные руки Ольги Ивановны.

Наташа припустила к колодцу.

Но что такое? Ещё не добежав, она почувствовала, как сердце уже захолодело и упало в пятки… Ох!

Колодец-то был на месте. И верёвка с железной цепью была тоже на месте. И лужица воды была возле самого колодца тоже на своём собственном месте. Но ведра-то, нового ведра и след простыл!

Наташа охнула, косички её дрогнули и жалобно повисли вниз.

Что-то теперь скажет завхоз Ольга Ивановна?!

Глава 3. Голубое ведро

Бедная Наташа! Где только она не искала это злополучное ведро!

Она сбегала на помидорные грядки, на те, что были у южной стороны дома (может быть, кому-нибудь из ребят вздумалось вдруг полить помидоры), она побывала в умывальной (может быть, уборщица Аннушка отнесла в нём воду), она обежала все спальни и заглянула под каждую кровать…

В конце концов, ей ничего больше не оставалось, как заплакать навзрыд, что она и сделала, бросившись на постель и уткнувшись носом в подушку.

Как она теперь покажется на глаза Ольге Ивановне?