Дом в глухом лесу

– Верно, мне на жизнь жаловаться нечего, мистер Тренч, сэр, – отозвался церковный сторож, ничуть не разобиженный словами сквайра (речи эти он слышал уже не в первый раз), и, потянувшись к старой оплетенной бутыли, предложил джентльменам пропустить стаканчик своего любимого горячительного напитка.

Поначалу гости отказывались; мистер Боттом ревностно служил Вакху, Фуфлунсу древней Этрурии, и Марк, хорошо представлявший себе и качество, и крепость хозяйского грога, шутливо на них посетовав, угощение отклонил. Однако со временем решимости у них поубавилось – легкий сидр из Грей-Лоджа уже не давал о себе знать, – так что гости наконец уступили, и гостеприимный мистер Шэнк Боттом вручил-таки каждому по стакану. Сей же миг обжигающе горячая волна помянутого «гостеприимства» хлынула им в глотки, вскипая, растеклась по членам и затопила мозг. На глазах у джентльменов выступили слезы, а вся хижина в океане гостеприимства словно бы утонула. По счастью, выпитого ими небольшого количества недостало, чтобы закружить их в водовороте и унести прочь.

– Да-а… примечательное снадобье, – только и сумел пролепетать Оливер, откашливаясь и хватая ртом воздух.

– Еще бы нет! И ведь это – лишь малая толика целого, тут уж вы мне поверьте, – захихикал мистер Боттом, многозначительно подмигнув и ткнув большим пальцем куда-то за плечо.

– Наш церковный сторож хранит сей нектар в особой сокровищнице, где его даже викарий ни за что не отыщет, – пояснил Марк. – Ибо да будет тебе известно, что мистер Скаттергуд, при всех своих недостатках, любит время от времени пропустить стаканчик, как славному парню и подобает. И чертовски я за него рад; ведь единственная разновидность духа, в которую стоит верить, – это винный. Ха!

– Да уж, это дело он ценит. Вот и ваш отец таков же был, сэр, как я припоминаю, – улыбнулся мистер Боттом, погружаясь в безмятежные воспоминания о прошлом.

– Выходит, вы хорошо знали мистера Тренча? – осведомился Оливер, опасаясь, что того и гляди потеряет сознание.

– Еще как хорошо, сэр, говорю не без гордости. Мистер Тренч был ко мне весьма добр. Мистер Тренч был добр ко всем к нам – тем, кто состоял при мистере Марчанте.

– При мистере Марчанте?

– При нашем тогдашнем викарии, сэр. Мистер Марчант сменил старого мистера Скрупа; мистер Скруп – мой первый викарий, к нему я поступил на службу, пока еще ходил в учениках при мистере Хардкасле, резчике по камню, что обслуживал приход до меня. Я ведь пяти викариям служил, сэр, не помню, упоминал я уже об этом или нет; точно помню – пяти, и нынешний наш мистер Горацио Скаттергуд – как есть пятый.

– А расскажите-ка, мистер Боттом, – промолвил Оливер, переводя разговор на тему, способную спасти его от захлестывающей волны гостеприимства, – в последнее время вам случайно не попадался ли в деревне незнакомый священник? Престарелый джентльмен с опечаленным лицом и его не менее опечаленная супруга?

– Священник? Насколько я знаю, нет, сэр, – ответствовал церковный сторож и отхлебнул еще грога. – Никого я не видел, кроме мистера Скаттергуда, ну и миссис Скаттергуд, конечно же. Вот месяц назад был здесь еще мистер Паунд – викарий Тарнли, вместе с дочкой, мисс Паунд, – приезжал на свадьбу к племяннице. А ни о ком больше я и слыхом не слыхивал.

Тогда Оливер описал мистеру Боттому – так точно, как только смог в создавшихся обстоятельствах, – встречу с удрученной четой у Далройдской пристани. По мере того как он говорил, приводя все новые подробности, по лицу церковного сторожа пробежала тень, и еще одна, и еще – каждая темнее, чем предыдущая. Мистер Боттом провел ладонью по губам, по подбородку, по перепачканным щекам; чело его заметно побледнело, глаза вращались, точно на шарнирах, – владелец их напряженно размышлял.

– Эдит? – хрипло прошептал церковный сторож. – Вы твердо уверены, мистер Лэнгли, что старик-священник спрашивал про… про Эдит? Он назвал именно это имя – в точности это?

– Да.

– И ослышаться вы, стало быть, не могли?

– Нет, не думаю. Тот же самый вопрос он повторил дважды, один раз – обращаясь ко мне, и второй раз – к сквайру.

– Вы ведь, сэр, не стали бы меня за нос водить?

– Конечно же, нет, мистер Боттом! А что, это имя для вас что-то значит? Может статься, так звали собаку священника – ретривера или, скажем, терьера?

В ответ церковный сторож не то рыгнул, не то рассмеялся. Вцепившись в стул, чтобы не упасть, он обвел безумным взглядом хижину. Покачал головой, увенчанной накладкой из волос, пробормотал про себя что-то вроде: «Чума и проклятие» и решительно и твердо объявил:

– Нет, сэр, никаких таких собак я не знаю.

– А как насчет тупорылого медведя? – не отступался Оливер. – Медведя, который как-то раз ночью забрел в деревню и перевернул мусорные ящики? Ну, это чудище из Скайлингденского леса. Вам про него что-нибудь известно?

– Вы сказали, тупорылый медведь, сэр?

– Ну да. Его вроде бы Косолапом зовут.

– Так-так… пожалуй, мистер Лэнгли, я и впрямь его видел – вот отсюда, из окошка, – ответствовал мистер Боттом, облизывая губы. Разговор о тупорылом медведе, похоже, взволновал его еще больше. – Вероятно, зверь спустился с гор порыться на кладбище. Да-да, сэр, это именно Косолап и был, вот теперь я вспомнил: он пришел из… из пещер.

– Мы подозреваем, что теперь, когда в Скайлингден-холле вновь поселились жильцы и в усадьбе сделалось людно и шумно, зверя потревожили, спугнули с привычных мест кормежки, и ему приходится искать пропитание в деревне. Сквайр, впрочем, утверждает, что это для медведя крайне нехарактерно – зверь обычно людей избегает, пока еды у него довольно.

– Похоже на правду, сэр, очень может быть, сэр, – ответствовал церковный сторож, весь во власти тревожных мыслей; слова Оливера он по большей части пропустил мимо ушей. Мистер Боттом озирался по сторонам в немой панике, иначе и не скажешь. То и дело взгляд его останавливался на окне, и старик бормотал себе под нос что-то невнятное насчет тех, кто разгуливает себе по белу свету, хотя и не должен бы.

– А вы знаете, что скайлингденское семейство держит сову? Днем птица сидит взаперти в одной из комнат усадьбы, а ночью ее, видимо, выпускают полетать. Мы со сквайром заметили ее краем глаза, а капитан Хой углядел в подзорную трубу. Вам про сову что-нибудь известно, мистер Боттом?

– Сова! – воскликнул церковный сторож, задохнувшись от ужаса.

По всей видимости, это последнее открытие потрясло его сильнее прочих. Он жадно выхлебал грог, плеснул в стакан еще толику из оплетенной бутыли и осушил его одним махом, не удосужившись предложить добавку гостям. Собственно говоря, о присутствии джентльменов мистер Боттом словно бы позабыл.

– Сова! – повторил он страшным шепотом, точно звук собственных слов, срывающихся с губ, внушал ему неизбывный ужас. – А что… а что это была за сова? – осведомился он, не глядя ни на Оливера, ни на Марка, но отрешенно уставившись в темноту за окном.

– Очень крупная, с золотисто-коричневым оперением, рогатая, с белым лицом, – ответствовал визитер из Вороньего Края. – О, должен признать, ничего необыкновенного в этом нет: я наслышан о людях, что держали сов в качестве домашних любимцев, странные питомцы, что и говорить.

– Так что насчет нашего престарелого священника и его спутницы? – перебил Марк, возвращаясь к первоначальному предмету разговора. – Вы твердо уверены, что никого похожего в округе не встречали?

– Еще как уверен! – Мистер Боттом по-прежнему глядел в окно. – Я ничегошеньки ровным счетом про них не знаю, сэр, и знать не желаю, и… и вам не советую!

Сквайр и Оливер переглянулись. Видно было, что мистер Боттом совершенно не склонен продолжать дискуссию на эту тему или на любую другую, если на то пошло, а намерен лишь поглощать свой нектар да пялиться в окно. Огонь в очаге догорел, и в хижине сделалось совсем темно. Поскольку из поведения хозяина явственно следовало, что он предпочел бы остаться один, джентльмены поднялись, поблагодарили мистера Боттома за гостеприимство и откланялись. Церковный же сторож даже не проводил их до двери – совсем в ином настроении встречал он гостей еще совсем недавно!.. Джентльмены вышли за порог, вскочили в седла, медленной рысью обогнули церковь, выехали на Нижнюю улицу и по ней возвратились на каретный тракт.