Дом, в котором ты живешь
Шрифт:
А уж тем более в день его рождения! Можно было бы прилететь с утра, заполнить всю квартиру сюрпризами. Накрыть стол, испечь именинный пирог, зажечь свечи. Нет, это банально! Я бы придумала. Сумела бы удивить его. Мне всегда удавалось. Я бы… Да ты-то при чем?
И вот он, бедный, никому не нужный, позвал в гости Дениса… Нашел себе приятеля… мальчишку шестнадцати лет. Хотя они всегда тянулись друг к другу, могли проболтать целый вечер… И вчера сидели болтали. Наверное, Дод спрашивал про меня. Да точно: переживал, куда я ездила.
Ничего, мой дорогой, привыкай. Я буду ездить куда
За завтраком так и подмывало устроить допрос Денису. Особенно хотелось узнать, что Давид спрашивал про меня. Сын по обыкновению листал какой-то учебник. Потом взглянул на часы и унесся. Так и не спросила…
С этого дня для меня началась новая полоса. Я училась жить сегодняшним: не ждать, не мечтать, не строить планов.
У Ольги ребенок заболел воспалением легких, и мне приходилось много времени проводить на работе. Оттуда скорее домой, приготовить ужин, помочь Олегу с уроками.
Однажды в редакцию заглянул Рыдзинский. Его заинтересовала одна статья – я как раз обсуждала ее с автором.
– Пригласите этого молодого человека к нам на мартовскую конференцию. Он очень интересен, хотя с некоторыми его тезисами лично я согласиться не могу.
– Я свяжусь с ним, Борис Григорьевич. Но сможет ли он приехать из Благовещенска…
– Приедет! Этот приедет!.. Азартный, с искоркой. А почему вы сами не пишете? Блестящее начало и…
– Не знаю, Борис Григорьевич. Я вообще думаю, мне надо в школу возвращаться. Я тут не на месте…
– Жаль. Вот уж не думал, что вы собираетесь нас покинуть. Мне казалось, вы всем довольны.
– Да нет, я довольна. Просто работа не для меня. В школе – поближе к жизни.
– А вы хотите поближе к жизни?
– Да, честно говоря.
– И в самую гущу не побоитесь?
– Как это, в самую гущу?
– Ко мне тут один человек обратился, очень известная фамилия в деловых кругах. Мы немного знакомы: когда-то он ходил на мои лекции по психологии делового общения. Теперь собирается открыть свое учебное заведение. Загородную школу-пансион. Хочу, говорит, возродить традиции российского гимназического образования. Какие у него на самом деле мотивы, трудно сказать. Так вот, ему в эту школу нужна директриса. Хотите попробовать?
– Директрисой?!
– Ну, то, что он вкладывает в понятие директор, в обычной школе скорее завуч. Программы, учебные планы, персонал, лицензирование. У нас ведь директора и ремонтом занимаются, и благоустройством территории. А у него – учебный процесс, и точка.
– А где это находится? Я хочу спросить, в каком месте?
– В Хабарово. Час от вокзала, полчаса от конечной станции метро, пятнадцать минут пешком от платформы. Бывший пионерский лагерь какого-то союзного министерства.
– А на какой стадии сейчас эта школа?
– На стадии идеи. Начинать надо с нуля.
– А если ничего не выйдет? Ведь должна быть концепция, какое-то принципиальное отличие от государственной
школы. А не просто перегруженный учебный план.– Там много чего должно быть. Забот невпроворот. Так что подумайте… Зато уж будете в самой гуще событий! Если надумаете, вот вам его визитка. Сошлетесь на меня.
Он собирался еще что-то объяснить, но тут дверь распахнулась, и на пороге возникла высокая рыжеволосая девушка в ярко-красной короткой дубленке. „
– Вы Марина Ильинична? – спросила она. – Можно к вам?
– Можно, можно, – засуетился Рыдзинский. – Заходите. – Он встал, уступая ей место у моего стола. – Пожалуйста.
Девушка подошла поближе, и я увидела, что ей не двадцать пять, как мне показалось вначале, а ровно на десять лет больше. И еще я заметила под огненной шапкой блеклые сероватые волосы, чуть отросшие от корней.
Она положила на колени красные кожаные перчатки и подняла на меня изумительные голубые глаза:
– Моя фамилия Ермакова. Ермакова Алла Викторовна. Я сразу должна перед вами извиниться, скорее всего, ничего ценного мои заметки не содержат… Видите ли, я не специалист в педагогике. В свое время закончила институт иностранных языков, вышла замуж, уехала в Европу и там никогда не работала. Но иногда давала уроки русского. Почти бесплатно. Просто чтобы хоть что-то делать. Моими учениками в основном были дети, чаще всего – дети эмигрантов, которые хотели, чтобы ребенок не просто умел болтать по-русски, но и писал, читал… чтобы не потерял связь с родной культурой.
А потом жизнь повернулась так, что я снова оказалась в Москве, случайно прочитала ваш номер, и мне захотелось рассказать о своем опыте, хотя он не слишком серьезный и ценный… – Она улыбнулась, будто шутила над собой и приглашала меня разделить шутку.
– Зачем же вы так о себе? Дело вовсе не в специальном образовании! Хотя разве у вас в институте не было психологии?
– Была. И читал Рыдзинский. – Она засмеялась: – Мы в него были влюблены всей группой! Я поэтому и пришла сюда. Посмотрите мой материал?
– Конечно, посмотрю. – Я убрала в ящик стола ее дискету, записала телефон. – Хотите кофе?
– С удовольствием. – Она опять широко улыбнулась, словно озарила комнату.
Традицию поить кофе симпатичных авторов завела Ольга – у нас были не только сахар, лимон и сладости, но и специальные гостевые чашки.
– Знаете, – говорила Алла за кофе, – я не могу оценить, хорошо или плохо то, что я написала. И я совсем не знаю степени разработанности проблемы. Может, по этому поводу все уже сказано… Но я подумала: мне уже тридцать семь лет, детей нет, с мужем разошлась, пора кем-нибудь становиться!
– Но вы знаете языки, жили за границей… Вы можете быть востребованы в этом качестве.
– Это значит ходить на службу, улыбаться стоматологической улыбкой и весь день чирикать: – Can I help you? Would you like to have a cup of tea? <Я могу вам помочь? Может, чашечку чая?> Ни за что!
– Зато это по-другому оплачивается. Вы знаете, какие здесь гонорары?
– Гонорары? Нет, не знаю.
– И вас не интересует?
– Интересует, конечно. Но об этом после. Вдруг моя статья покажется вам смешной.