Дом восходящего солнца

— расстроилась Саша и попросила еще:

Расскажи мне об остальных. Если можно. — Обо всех я не знаю, — признался Солнце:

Знаю, что у Хуана отец в тюрьме сидит. Он на грузовике въехал в витрину магазина Океан. Пьяный конечно. Мать детский врач. У Скелета родители работают в театре Оперетты. У Герды инженеры. Все. — А вот еще! — вспомнила девушка: Откуда ты знаешь Ирину Петровну? Ту, у автобуса. — Помнишь, мы с Гердой вспоминали Белку и Стрелку? — напомнил он: Это мама Белки. Тоже в свое время занималась спортом.

В дверь купе постучались. — Входите, — откликнулся Солнце. В купе вошла проводница с бутылкой портвейна 33. — Три вагона пришлось обойти, — пожаловалась она: Лучше бы Белый аист взяли. И то вкусней. — Каждому свое, — осек ее молодой человек и сунул десять рублей. — Хотя... — мгновенно изменила свое отношение к напитку проводница: Мне тоже коньяк не очень. У меня от него у грудей горчит. Так что, если что еще.... — Первым делом, — пообещал Солнце и закрыл за ней дверь. — Будем выпивать? — спросила у него Саша.

— Ни сейчас, — покачал головой он. — Тогда чем займемся? — устраиваясь поудобней, уточнила девушка. — Давай в окно смотреть, — предложил спутник: Обожаю отечественные пейзажи. Есть в них, что — то доверительное.

Через вагон от них иностранные господа, успевшие уже захмелеть от забористого, черного пива, взвыли раскатистые тирольские куплеты. Малой и Скелет старательно, как могли, им подпевали, Кореец и Хуан осоловело, таращились в журнал Огонек, а Герда примеряла только что выменянную у немцев на значок с портретом Вождя футболку.

— Мне надоело смотреть в окно, — пожаловалась Саша своему спутнику и попросила: Хоть расскажи чего нибудь. — Рассказать? — согласился Солнце: Хорошо. Я сейчас с тобой поделюсь мудростью, услышав которую ты совершенно поменяешь свои наивные представления об окружающем мире и по праву займешь достойное место в голенастой череде героев планеты. Итак: Бессмертен только мертвый. Хороша дорога, которая не имеет конца. И тому подобная чушь. Можно комбинировать. Например: Бессмертен — кто не имеет конца. Хороша дорога только мертвому. В зависимости от ситуации ты можешь добавлять туда восклицания. Предположим:

Эх, бессмертен только мертвый! Ух, хороша дорога, которая не имеет конца! — Перестань, — обиделась девушка. — Прости, — извинился молодой человек: Но лучший разговор — молчание. — Это и есть философия настоящего хиппи? — Боюсь, что нет. — Ну ты ведь хиппи? — Боюсь, что да, — Солнце посмотрел на часы и предложил:

Пойдем в тамбур, скоро Столбы. Там мы простоим пятнадцать минут. — Что такое Столбы? — не поняла Саша. — Нечто вроде голубиной почты, — ответил он. — Папа был прав, когда называл меня дурой. — неожиданно призналась она. — Ты о хиппи? — переспросил Солнце. — О Болгарии, — сказала девушка. — Прости, — извинился молодой человек и объяснил: Просто я должен был принять одно очень важное решения, и я думал. — Ты инопланетянин? — столь же неожиданно поинтересовалась Саша. — Нет, не думаю, — серьезно ответил он. — Ладно, — смирилась девушка и предложила: Хочешь, я тебе покажу воробушка? — Покажи, — согласился молодой человек. Девушка вытянула губы трубочкой, высунула сквозь них язык и объяснила спутнику: Это воробушек, только сзади. — Здорово! — засмеялся он. Внизу, под вагоном, что — то загрохотало, и поезд начал снижать скорость. Солнце выглянул в окно и сообщил: Столбы.

На платформе она столкнулись с Малым. — Я весь изнервничался уже, — сходу наврал он, надвинул тирольскую шляпу на затылок и зашагал, куда — то за амбар. Молодые люди двинулись вслед за ним. За чередой металлизированных щитов, изрисованных надписями, предостерегающими неосмотрительных пешеходов от столкновения с электровозом, открывалось пространство, окруженное со всех сторон ржавыми каркасами списанных грузовиков, в центре высились две пустые водонапорные вышки. — Столбы, — показал на вышки Солнце и пошел к уже собравшимся у них ребятам. Саша неторопливо пошла за ним. Жестяные, уже ветхие от ржавчины листы пестрели разноцветными надписями: Кекс — снимай ермолку; Отдай феню Генри. Пандус. 1970 г.; Сталкер — донецкая система не забудет тебя. 1972 г.;

Если увидите Генку Маклая, передайте, — у него сестра утонула. — Сталкер уехал, — констатировал Хуан. — Уехал, — горестно поддержал его Скелет и шлепнул ладонью по башне. Ее жестяное чрево гулко отозвалось на удар и над соседними тополями, с криками взвилась в небо стая ворон. За ним хлопнул и Хуан, а вслед и остальные. Потом все достали бутылки портвейна и молча приложились к ним. Солнце в один глоток отпил половину бутылки и передал ее Саше. — Да ты что! Я не смогу, — заартачилась девушка. — Ну ты хотя бы попробуй, все нужно пробовать — посоветовал ей молодой человек. Она закрыла глаза, приложила к губам горлышко бутылки и мужественно принялась, глоток за глотком, пить. Следует отметить, что последний глоток она сделала уже не без удовольствия. — У тебя большие таланты, — заметил Солнце, когда она вернула ему опустошенный сосуд. Раскрасневшаяся Саша хотела, было, что то сказать, но поезд издал характерный перестук, и молодые люди, не сговариваясь, побежали к распахнутым дверям своего вагона.

— Не обижайся. Давай поспим?! — попросил в поезде молодой человек. — Ну ик давай ик, хотя ик честно ик сказать ик я ик собиралась ик тебе ик отдаться ик, но раз ты ик такой ик соня..., — через слово, икая, нехотя согласилась девушка, и всю оставшуюся часть пути они спали.

Утром, наконец, за очередным поворотом железнодорожного полотна, словно по мановению волшебной палочки, пахнуло свежим ветром, и показалась ультрамариновая полоска моря. Саша, словно зачарованная, прилипла к окну и следила, как на скалистый берег накатывают миниатюрные, на таком расстоянии, хрустальные волны. — Море, — шепнула она и положила на плеча спутнику голову. — Море, — согласился Солнце.

Ближе к вечеру Малой постучался свежеобскобленные ворота и, заглянув в щель между досками, заорал: Баба Оля! Мать родная! Я вернулся! Привез тебе гостинцы! Во дворе громыхнула цепь, и раздался хрипатый собачий лай. — О, и Паци-фик жив! Узнал, — радостно зашумели ребята. Ворота приоткрылись, и на улицу выглянула щербатая с хищным орлиным носом. — Приплыли, голуби лохматые, — узнала она друзей: И жулика взяли? — А как же, бабулик, — высунулся из — за плеч остальных Малой: Без меня никуда. — Ну ладно входите, — распахнула перед ними ворота старуха: Расселяйтесь. А ты Иуда, — она ухватила Малого за плечо: за неделю вперед и говори: Куда ковер из сарая дел? — Какой ковер? — пробовал негодовать тот. — С журавлем. Мне его соседка отдала, — настаивала баба Оля. — А с журавлем! Не брал, — отпирался Малой. — А кто из него Кольке Потирову с пристани жакет продал, как иностранный? — обличала та. — Виноват. Нуждался. Жадный бабулик, но любимый! — хохотал паренек и лез целоваться.

Вскоре каждый занялся своим делом:

Скелет любовно увещевал задыхающегося от ярости пса, благо тому цепь не позволяла дотянуться до ненавистного тела; Герда выносила из пристройки пустые пивные ящики; Хуан сидел, сложив ноги по — турецки, на краю колодца и неотрывно созерцал желтую стену сарая; Кореец под хитрые причитания старухи чинил сломанный косяк на веранде; Малой поволок какой — то ящик в огород. Саша и Солнце забрались на теплую крышу и оттуда лениво наблюдали за происходящим.

Вечером того же дня вся компания, за исключением Корейца, вышла в город. Шли молча, упиваясь мгновением, естественно каждый своим. Особенно упивался Хуан, ему вообще была свойственна некая созерцательность, и он старательно следовал ей. Встречающиеся им по пути курортники осторожно обходили приятелей стороной, при этом не проявляя, однако, особенного отчуждения. В воздухе витала южная истома, не позволяющая довести какое — либо чувство, отрицательное ли, положительное, до практического воплощения. Но, увы, вернейшим подтверждением правила является исключение из него, и на перекрестке дети цветов столкнулись с группой молодых подвыпивших людей, торжествующих по случаю демобилизации своего товарища. Сам же товарищ, выряженный в китель, отдаленно напоминающий форму латиноамериканского диктатора, и возглавлял группу. — Стоять!