Дом железных воронов
Шрифт:
– Зверь напал на меня первым. – Данте не произносит моего имени, но я знаю, что его слова обращены ко мне.
Глаза щиплет, но я не жмурюсь и смотрю на рану.
Данте был ранен первым.
«Он был ранен первым», – повторяю про себя.
Когда я оглядываюсь на безжизненного змея, сердце болит меньше. По правде говоря, мое сердце болело меньше с того момента, как я поняла, что это не Минимус.
Эгоистка.
Я такая эгоистка.
Целитель сжимает огненно-красный кристалл и проводит ладонью по спине Данте, пока темно-бронзовая кожа моего принца не начинает
Он что, шпионит для Юстуса Росси? Ищет, в чем меня можно уличить?
Я отворачивасюь, прежде чем он успевает что-либо прочесть в моих глазах, и смотрю на жемчужину Люче – замок Реджио из стекла и мрамора, окруженный прозрачными каналами и золотыми мостами. Замок на острове Изолакуори. Бьющееся сердце нашего королевства.
– Феб. – Данте кивает моему другу, сжимая окровавленные пальцы в кулаки. – Забери Фэл отсюда.
Рука Феба скользит по моей талии.
– Я этого и хотел.
Когда мы пробираемся обратно сквозь голодную толпу, Феб долго и глубоко вздыхает, прежде чем поцеловать меня в макушку.
– Когда-нибудь твое сердце доставит нам столько неприятностей, – говорит он.
– Нам? – я поднимаю свои покалывающие глаза.
– Да. Нам. Тебе, мне и Сиб. К лучшему или к худшему. На всю оставшуюся нашу очень долгую жизнь. Помнишь? Мы дали клятву и обменялись кровью.
Боги, я люблю этого парня. Обнимаю его за талию, прижимаюсь к нему. Как только мы отделяемся от толпы, я говорю:
– Нонна была не права.
– В чем?
– В том, что переход через канал изменит Данте, сделает хвастливым. Во всяком случае, он казался раскаявшимся, что укрепляет мою веру в то, что власть меняет не всех мужчин.
Глава 5
Дни проходят без новых убийств змеев. А также без Данте. Надеюсь, моего принца удерживает вдали надвигающаяся помолвка Марко и другие важные обязанности, а не любовные свидания.
Воспоминание о пальцах Катрионы, пробегающих по его смуглой коже, повергает меня в уныние всякий раз, когда я недостаточно занята, поэтому я намеренно нагружаю себя работой или помогаю Нонне с домашними делами. Или погружаюсь в книги.
Чтение было одним из любимых занятий моей матери, и, возможно, из-за этого оно стало любимым и для меня.
– И они жили вместе, счастливые, дикие и свободные, – дочитываю я книгу в кожаном переплете, историю о двух фейри из враждующих королевств, которые преодолели разногласия и отказались от своих убеждений, чтобы быть вместе.
Страницы истончились от того, как часто я их перелистывала, шелковая нить, скрепляющая страницы обложки, начала распускаться. По словам Нонны, «Сказка о двух королевствах» была самой любимой маминой книгой. Я не знаю, правда ли это, потому что она никогда не показывает эмоций.
– Опять эта? – Нонна всегда усмехается, когда заходит в спальню во время чтения. – Разумеется, она стала и твоей любимой.
Нонна называет меня мечтательницей,
но с чем я остаюсь без мечтаний? С мамой, которая отдала свое тело недостойному мужчине, и бабушкой, которая отдала свое сердце карателю? Реальность разбивает сердце. По крайней мере у меня есть родители Сиб. Их любовь – это нечто прекрасное.Сибиллу огорчает моя одержимость романтикой, она говорит, что у меня нереалистичные ожидания. Иронично слышать это от девушки, чья семья – воплощение мечты, но те, у кого все есть, часто не замечают своей удачи.
– Бронвен наблюдает. – Шепот слетает с маминых губ как раз в тот момент, когда я кладу книгу на ее маленькую полку, рядом с гладким камнем, на котором вырезана буква В.
– Кто такая Бронвен, мама?
Я подхватываю камень, провожу большим пальцем по бороздкам, подхожу к окну и смотрю на коричневый канал, который блестит золотом в лучах заходящего солнца. Мой большой палец замирает, потому что я вижу, что под кипарисом стоит женщина в тюрбане и платье, таком же черном, как и тени, окутывающие ее.
Может быть, это та самая синьора, которую я заметила на пристани несколько ночей назад?
Телосложение и одежда такие же. Я прищуриваюсь, чтобы разглядеть ее черты в темноте, но гондола, проплывающая под моим окном, отвлекает мое внимание на себя. Я чувствую на себе мужские взгляды, слышу, как один спрашивает, буду ли я сегодня в «Дне кувшина», он-то, по-видимому, будет.
Я хочу отогнать гондолу.
К тому времени как она скрывается из виду, исчезает и женщина.
Я сжимаю в руках маленький камешек.
– Та леди на берегу – Бронвен, мама?
Тишина.
– Мама? – Я машу рукой перед ее лицом, но она ушла в свой израненный внутренний мир.
Вздохнув, я возвращаю камень на полку. Рассматриваю гравировку, задаваясь вопросом, что может означать буква В или, скорее, кого? Я нашла камень в кармане одного из маминых платьев, когда выросла достаточно, чтобы носить ее вещи. Сказала Нонне, что камень мой, чтобы она не выбрасывала его.
Дело не в том, что бабушке не хватает сочувствия, это не так; она просто считает, что вещи из прошлого навредят маме, поэтому старается скрыть их от нее.
Маленький камень расплывается, когда я представляю женщину в тюрбане из Ракса. Должна ли я пойти к ней? Идея путешествия в земли смертных и ужасна и заманчива. Нонна никогда бы меня не отпустила, но мне двадцать два. Мне не нужно ее разрешение. Что мне нужно, так это деньги и пропуск, чтобы сесть на паром, который ходит между пристанью и болотами.
Деньги у меня есть, но пропуск будет трудно достать. В конце концов, мне нужна веская причина, чтобы посетить Ракоччи, я не могу сказать стражам фейри, отвечающим за выдачу пропусков, что я ищу женщину по имени Бронвен.
Они донесли бы дедушке, а тот не только отказал бы, но и велел Нонне, чтобы та приструнила свою внучку.
Я улавливаю всплеск, мелькание желтого змеиного хвоста, и мой пульс подскакивает, как потревоженная вода.
Я могла бы позвать Минимуса, схватить его за рог, чтобы переплыть с ним. Но что, если вместо этого он унесет меня в свое логово? Нет, он наверняка встал бы на мою сторону. Что, если он этого не сделает? Что, если он бросит меня на полпути? Схватит ли меня один из его змеиных собратьев?