Дом железных воронов

Потому что все во дворце.

Дворец, который мог бы стать моим.

Я – королева…

Так нелепо звучит.

И все же… и все же я могу представить себя рядом с Данте, и не то чтобы мне не нравилось об этом мечтать.

Моя задумчивость достигает невероятных размеров, когда я помогаю Джиане отнести пять бокалов на круглый стол в задней части таверны, отделенной от окон и остальной части зала занавеской. Я сажусь между Энтони и черноволосым Риччио.

Я помню, как он еле плелся обратно к судну, а сейчас первым хватает бокал вина фейри и залпом осушает его.

– Твои манеры ужасны, Риччио. – Энтони подцепляет ножку другого наполненного бокала и ставит его передо мной. – Дамы всегда на первом месте.

– И он удивляется, почему тебе достается все веселье, а ему – крохи. – Я уловила намеки Маттиа, но мои мысли заняты птицами и Данте, поэтому не краснею.

Железные вороны. Железные вороны. Железные…

Что-то щелкает.

– Ведь вы все сражались в битве Приманиви?

Вопрос лишает моих соседей по столу и дыхания, и улыбок. Они оглядывают друг друга, губы бескровные, шеи напряженные, позвоночники прямые.

– Я нет. – Джиана первой возвращается к жизни, наклоняясь над столом, чтобы долить всем вина. – Женщин не берут в солдаты, забыла? Мы слабый пол.

Ни ее сарказм, ни ее острая ремарка не ускользнули от меня. Неравенство между полами так же нелепо, как и неравенство между расами. Как бы мне ни хотелось подробно обсудить и то и другое, у меня есть более насущная проблема.

– Но ты была поблизости, верно, Джиана?

В ее глазах и в голосе настороженность.

– Да…

– В школе рассказывали, что племена снабдили своих птиц железными когтями и клювами, чтобы превратить в оружие.

Никто не произносит ни слова.

– Была ли какая-нибудь из птиц полностью закована в железо?

Энтони хмурится, кривя губы.

– Закована?

– Доспехи, – поясняю я. – Полностью в доспехах.

– Доспехи для птиц? – Маттиа опирается руками, покрытыми светлыми густыми волосками, на круглый деревянный стол – клянусь, этот мужчина наполовину кабан.

Риччио ухмыляется:

– Я-то думал, единственное, что ты попробовала в Раксе, – это слюна Энтони.

Мои щеки покалывает от стыда.

– Оставь ее в покое, Риччио. И – нет. – Энтони наклоняет голову в разные стороны, шейные позвонки хрустят, как будто его тело сильно напряжено. – Только их клювы и когти были из железа.

Могла ли Бронвен назвать их железными воронами? Или я должна найти статуи, сделанные в честь смертоносных птиц?

– Кто-нибудь из них выжил?

– Те, кто выжил, слетелись в Шаббе, – говорит Риччио.

Я вздрагиваю:

– Шаббе?

– Ну, знаешь… тот крошечный остров на юге, который наш дорогой и справедливый король возжелал завоевать и сделал все или почти все ради этого. – Я так понимаю, Риччио действительно не нравится Марко.

– Я знаю все об этом королевстве.

Он кладет руку на спинку стула и поворачивается ко мне лицом.

– Правда?

– Да. Правда. Я знаю, что они дикари, которые ненавидят фейри и используют людей в качестве рабов, что побудило короля Косту воздвигнуть защитные стены вокруг их острова, чтобы защитить от них Люче. Что ознаменовало триумфальное окончание Магнабеллума. Великую войну между Люче и Шаббе, которая велась пять столетий назад. Знаю, что они практикуют магию крови, которая окрашивает их глаза в розовый цвет. Я также знаю, что только женщины обладают силой.

Я обмакиваю палец в вино и провожу им по ободку своего бокала.

– Я не знала, что вороны слетелись к их берегам. – Тихий гул поднимается от стекла и пронизывает зловещую тишину. – Я понимаю, что оставаться в Люче они не могли, но почему не перебрались на восток, в Неббу? Я слышала, там невероятные леса и горы.

– Вороны отправились в Шаббе, потому что шаббины почитают животных. – Серые глаза Джианы отливали серебром в свете масляной лампы.

Мой палец застывает на середине круга. Ее откровение не заставляет меня внезапно почувствовать родство с ними, но оно заставляет усомниться в их варварстве.

Стул Риччио скрипит, когда он откидывается на него. Он вертит в руках бокал с вином, заставляя пузыриться сладкий напиток.

– Почему такой интерес к воронам?

Я вытираю мокрый палец о юбку.

– Потому что я была впервые в Раксе, и я помню, что кое-кто из людей помогал горному племени, – говорю я. – И вот я задумалась о Приманиви.

Риччио медленно кивает.

– Все те, кто помогал нападавшим, Фэллон… они пошли на дно вместе с племенем. Буквально.

– В смысле?

Маттиа постукивает костяшками пальцев по исцарапанной столешнице:

– После Приманиви Марко заманил несогласных на галеон, который потопил у южного побережья Люче, на кладбище лодок.

Мое сердце стучит так, что кажется, сейчас пробьет косточки корсета.

– Кладбище лодок?

Риччио наблюдает, как Джиана наполняет его бокал, и все же кажется, что он за много миль отсюда, плывет по течению Марелюче.

– Морские течения настолько дикие, что разобьют вдребезги любой корабль, который окажется в этих водах.

– Марко скормил их змеям? – задыхаюсь я от ужаса.

– Почему ты так удивлена? – Маттиа выходит из оцепенения. – Реджио всегда избавлялись от врагов таким способом.

Маттиа бросает взгляд на стену, за которой пристань. Думаю, он беспокоится, что кто-то может подслушивать, прежде чем произнести:

– Интересно, затащили бы змеи тебя в свое логово, Фэллон?

Джиана шипит:

– Не говори таких вещей, Маттиа. Даже не думай о них. – Она опускает большой палец в лужу пролитого вина, затем оставляет на его губах рубиновую каплю – традиция фейри, чтобы произнесенные слова не сбылись.

– Я знаю, все думают, что я могу зачаровывать зверей, но это неправда. – В который раз я повторяю ложь Нонны. – В тот день в канале змей напал на меня.

Маттиа тыкает в меня пальцем:

– И все же ты жива.

– Потому что он был подростком. Это единственная причина, по которой я все еще дышу.

Энтони сжимает под столом мое дрожащее колено.

– Больше никаких разговоров о змеях, воронах или войнах, хорошо?

– Да, да. – Маттиа поднимает бокал.

Рука Энтони остается на моем колене, меня это не успокаивает, но, кажется, успокаивает его, поэтому я позволяю его ладони задержаться.