Дом

Одна бабушка не спала. Все ночи напролёт она сидела перед окном и заворожённо глядела куда-то вдаль.

Дом выходил на пригорок и смотрел на небо, ртутно-сверкающее озеро, слушал шёпот трав и пение далёкого соловья. Лунный свет стекал по крыше и стенам, будто бы отмывая их от налёта времени. Свежий ночной воздух проникал в каждую щёлочку. Текучий туман затоплял поля и дом стоял, словно на острове, одинокий, печальный, и красивый, словно ребёнок на берегу океана.

Глава 4

Странное ворчливое существо. — Берёза и солнце. — Существо зовут Фомой.

Впервые Ваня повстречал Фому через два дня после приезда в бабушкин дом. Мальчик проснулся и увидел, что у открытого окна сидит на подоконнике кто-то невысокий, растрёпанный, замотанный в какие-то лохмотья. Этот кто-то задумчиво курил маленькую трубочку и смотрел на улицу, где занимался бледный рассвет. От трубки существа по комнате летали клочья белёсого, как туман, душистого дыма. Дыхание у мальчика перехватило, он порывисто вздохнул, натянул одеяло до самых глаз, но продолжал смотреть, не в силах оторваться от маленькой кургузой фигурки, сидящей перед ним. Ваня замер под одеялом, боясь пошевелиться. «Может, это вор к нам забрался?» — подумал он со страхом. Но существо никак не походило на вора. По крайней мере, мальчику так казалось. Воры не сидят на подоконниках, когда проснулись хозяева, а бросаются наутёк, унося на плечах чёрный мешок с награбленным добром.

Неизвестный сидел и тихо ворчал, недовольно покачивая головой:

— …Когда ж они успокоятся. Никакой ведь жизни нет. Хуже вшей. Замучили вконец. Это ж надо, пояс изгрызли! А какой пояс был! Новый совсем, хороший. Его ещё лет сто носить, да не сносить. Ему всего-то пятьдесят, а всё как новый. Только в двух местах и порвался. Так что ж, я вон узелками его связал и он опять, как вчера купленный. Живодёры, истинно живодёры…

Ваня прислушался, но ничего не понял из бессвязной речи существа. Оно замолчало, сокрушённо разглядывая какие-то обрывки, которые достало из бездонного кармана.

— Зверьё. Чистые тигры. И ведь как погрызли-то! Не сошьёшь, не свяжешь. В лоскуты. В клочья. Ну мышиное племя, доберусь я до вас. Понатащу полный дом котов, чтоб духу вашего тут не осталось. Будет вам и мрак, и ужас, и скрежет зубовный.

Мальчик наконец понял, что мыши изгрызли пояс неизвестного и тот сильно на них обижен из-за этого. Существо с сожалением выбросило за окно обрывки, тяжело вздохнуло и замолчало, глядя куда-то за деревья. Несколько минут прошло в молчании.

— Вот оно, сейчас будет, — всё так же ворчливо сказал незнакомец и показал рукой за окно.

— Что будет? — набравшись отчаянной храбрости, чуть слышно спросил ребёнок.

— Известно что, — ответил тот без тени удивления. — Лист упадёт.

— А-а… — протянул мальчик и в комнате опять снова повисла тишина.

— Вы кто? — робко поинтересовался Ваня.

— А ты не знаешь? Аз есмь дед Пихто! — последовал ехидный ответ.

— Кто? — изумлённо переспросил мальчик.

— Вот заладил, кто, да кто… Ты скажи, идёшь смотреть, или там у себя под дерюжкой посидишь?

Поёживаясь и осторожно ступая босыми ногами по чуть влажному от утренней прохлады полу, Ваня подошёл к окну, оказавшись совсем рядом с неизвестным. От него пахло дымом, мышами и пылью. Ещё был какой-то особый запах, какой бывает у старых книг, когда листаешь пожелтевшие, хрупкие от старости страницы. Ваня глянул в лицо пришельцу: нос картошкой, покрытый редкими чёрными волосами, лоб открытый, большой, хоть репу на нём сажай. Над глазами, окружёнными длинными частыми ресницами, нависали брови, густые и лохматые, словно волчьи хвосты. Сами же глаза — тёмно коричневые, большие, с блестяще-чёрными, как вода в колодце, зрачками, вдруг глянули на мальчика такой глубиной, что он невольно отшатнулся.

— Всё, сейчас солнце появится, — незнакомец хлопнул в ладоши и возбуждённо заёрзал на месте, словно видел рассвет впервые в жизни. — Замри и не дыши. Сейчас лист упадёт.

Мальчик взглянул поверх подоконника. Краешек красного, как огромная спелая вишня, солнца показался из-за горизонта и тут же с верхушки высокой старой берёзы, седой от утренней росы, сорвался листок и стал медленно падать вниз. Он падал, мягко переворачиваясь, временами совсем зависая в неподвижном воздухе, словно желая продлить своё маленькое сиюминутное счастье.

Стояла неимоверная тишина. Казалось весь мир замер и наблюдал за падением этого маленького берёзового листика. У самой земли, невесть откуда взявшийся ветерок подхватил его и отнёс за тёмный купол черёмухи.

— Видал? — шёпотом спросил «дед Пихто». — Он каждое утро падает. И всегда его в черёмуху уносит. Иногда кажется, что всё это: и небо, и лист, и как он падает, ничем от вчерашнего не отличается, а присмотришься, тут он чуть по-другому повернулся, здесь повисел подольше, там вильнул по-новому. Каждый раз всё по-разному.

— А почему он падает?

— Берёза солнце встречает. Радуется. Они старые знакомые, сколько лет уж друг на друга любуются.

Где-то неподалёку, в зарослях вишни робко тенькнула птаха.

— О! Слышал? Это шелушок, — со знанием дела заявил Фома. — Он всегда первый голос подаёт.

— Кто? — переспросил Ваня.

— Шелушок. Птичка такая. Сама серенькая, клюв жёлтенький и всё время семечки шелушит.

— По-моему, таких птиц не бывает, — недоверчиво сказал Ваня и с опаской посмотрел на незнакомца, не обиделся ли он.

— Не знаешь, так помалкивай. Сам-то с горчичное зерно, от земли не видать, а ума невпроворот! Царь Соломон, воистину! — задиристо ответил «дед Пихто». — И вообще, лучше б помолчал, да посмотрел, как солнце к миру выходит, а то, поди, и рассвета ни разу в жизни не видал.

Ваня поднял глаза и стал смотреть, как светило поднимается на небосвод, словно большая ленивая корова не спеша бредёт на тучное пастбище. В ветках деревьев, приветствуя рассвет, защебетали птицы. Росинки на траве и листьях заискрились, заиграли, словно ночь-царевна, уходя, растеряла всюду алмазы со своего звёздного ожерелья.

— Красиво? — спросило существо.

— Красиво, — чуть дыша, согласился Ваня.

— То-то же! — с гордостью сказал дед, словно это он сам только что поднял солнце на небо. — Что, будешь теперь по утрам солнце встречать?

— Я просплю, — чуть виновато сказал мальчик, — я себя знаю. Слишком рано вставать надо.

Тот фыркнул и покачал головой.

— Ладно, — сказал незнакомец, ловко спрыгивая с подоконника. — Пора и честь знать. Спать пойду.