Домашняя готика

– Когда Бретерики улетели во Флориду?

– В субботу, двадцать первого мая прошлого года, – ответил Прусту Комботекра.

– Ладно, сержант. Значит, Энкарна и Эми Оливар были убиты между вечером пятницы, девятнадцатого мая, и… воскресеньем, четвертым июня, когда Бретерики вернулись из Флориды. Если уж тебе обязательно быть таким точным.

– Марк Бретерик говорил правду, – сказал Комботекра. – Он провел две недели в Национальной лаборатории магнитных полей в Таллахасси. Думаю, мы должны отпустить его, предупредив, конечно, чтобы не исчезал и продолжал доказывать мне мою неправоту.

– Юридическая фирма, в которую звонила Джеральдин насчет развода и опеки… – вмешался Селлерс. – Что, если звонила не Джеральдин? Это могла быть другая женщина.

Дверь распахнулась, и на пороге появился Саймон Уотерхаус, за его спиной маячила Чарли Зэйлер.

– Полный список тех, кто ездил в приют для сов, уже прислали? – спросил он.

Гиббс закрыл глаза. Черт. Письмо Барбары Фитцджеральд. Письмо от Эми Оливар так его потрясло, что он забыл про список.

– Он в моем почтовом ящике. Не было времени распечатать.

– Там есть Джонс?

– Мишель Гринвуд теперь Мишель Джонс, – сообщил Селлерс. – Няня Люси Бретерик, она только что вышла замуж. Иногда подрабатывала няней и в семье Оливар.

Уотерхаус рассмеялся и с силой хлопнул ладонью по стене:

– Ну конечно!

– Уотерхаус, я сейчас досчитаю до пяти… – угрожающе начал Снеговик.

– Нет времени, сэр. Надо найти Салли Торнинг.

– Кого?

– И Эстер Тейлор. – Он повернулся к Чарли: – Сделаешь?

– Вряд ли, учитывая, что я понятия не имею, где ее искать.

– Я знаю, где Эстер, – сказал Уотерхаус. – Пэм ведь сказала, что Эстер собиралась пойти в полицию, так? Думаю, она здесь. Может, застряла в приемной, но она здесь.

Пятница, 1 августа 2007

Услышав, как в двери поворачивается ключ, я подтягиваю к себе массажный стол, отгораживаюсь им от двери. Он заходит в комнату – без улыбки, с ничего не выражающим лицом. В левой руке у него пистолет, а в правой – заполненный шприц.

– Нет, – умоляю я. – Нет. Пожалуйста. Слишком скоро после прошлого раза…

– Почему ты не лежишь, как я сказал?

– Это бессмысленно. Я тебе не сказала, боялась, разозлишься, но… у меня больше не может быть детей.

– Что? – Его лицо сводит судорогой.

– Были проблемы после рождения Джейка. – Я ведь знаю, что сказать, какие добавить детали, чтобы ложь прозвучала правдоподобно. Из книжек, прочитанных перед рождением Зои, я узнала названия тьмы гинекологических отклонений. Почему сейчас я не могу их вспомнить? – Я бесплодна. Я не могу забеременеть, сколько бы ни лежала, подняв ноги. Прости, надо было рассказать с самого начала.

Он смеется:

– Бесплодна? Не страдаешь от редкого генетического заболевания, которое может передаться твоим детям? Конечно, этого ты не могла придумать, из-за Зои и Джейка.

– Я не вру. Клянусь жизнью.

– Поклянись жизнью своих детей.

Нет. Только не это.

– Нет. Я никогда этого не сделаю. Я говорю правду, Марк.

– Меня не так зовут.

– А как?

Опустив голову, он рассматривает свои руки.

– Уильям Маркс. Ты угадала.

Он кладет шприц на массажный стол и направляет пистолет мне в лицо, держа его двумя руками.

– Сыграем в «рулетку совести», – предлагает он. – Я спрошу, бесплодна ли ты. Если это так и ты скажешь правду, я тебя отпущу. Ты сможешь уйти домой. Я хочу… Мне нужна семья, Салли. Счастливая семья. Если ты не сможешь дать мне этого, ты не та женщина, которая мне нужна. Но если ты не бесплодна, ты останешься со мной. А если ты соврешь и скажешь, что бесплодна, хотя на самом деле это не так, я убью тебя. Ты понимаешь? Я узнаю, если ты соврешь. Я уже знаю. – Пистолет громко щелкает.

– Я не бесплодна. – Слова царапают горло. – Прости. Больше я не совру.

– Почему ты плачешь? Это мне впору расплакаться. – Он медленно выдыхает. – Ложись на стол.

Собравшись с духом, решаюсь:

– Пожалуйста, можно… я сделаю это сама? – Я указываю на шприц.

– Ты напортачишь, специально.

– Нет. Обещаю.

– Только попробуй, и мне придется воспользоваться этим, – он взмахивает пистолетом. – Я тебя не убью, просто прострелю колено.

– Обещаю, я все сделаю правильно, – в отчаянии бормочу я.

– Хорошо. Потому что я буду внимательно смотреть. Я не идиот. Я замечу, если ты попытаешься разрушить нашу семью.

– Нет! – Каждое нервное окончание в моем теле надрывается криком. Лучше бы он подольше продержал меня без сознания, лучше бы оставил без сознания навсегда. Он сказал, что убил бы меня, если бы я солгала, так почему я этого не сделала? Страх. Ужас. Вот что я чувствую. И никакой жажды жизни. – Только не при тебе. Пожалуйста!

– Не при мне? Ладно. – Он подходит к окну, поворачивается ко мне спиной. – Ты используешь меня. Все меня используют, потому что я мягкий. Никогда ногой не топну. Думаешь, я не знаю, что вся власть у тебя? Думаешь, я не заметил этого факта? Хочешь лишний раз ткнуть меня в него носом?

– Я… я не понимаю, о чем ты, – всхлипываю я.

– Ты нужна мне больше, чем я нужен тебе. Представь себя на моем месте. Я тебе совершенно не нужен, ты меня даже не хочешь. И мне приходится использовать пистолет и шприц, запирать все двери. А теперь ты просишь меня выйти из комнаты, доверить тебе самое важное в моей жизни, хотя ты и лгала с того самого момента, как здесь оказалась. Разве это честно? Разве это правильно?

– Если ты позволишь мне сделать все самой, я постараюсь, чтобы это сработало. Обещаю. Если хочешь, чтобы я тебе помогла, начни думать о том, чего я хочу, а не только о себе.

– Почему для тебя это так важно? – резко спрашивает он. – Я видел твое тело, касался его, изучил каждый его дюйм.

Что-то внутри меня сейчас сломается. Я не могу больше спорить. Нет смысла.

– Давай заканчивать с этим, так будет лучше для нас обоих.

Я поворачиваюсь к массажному столу.