Доминика из Долины оборотней

– Я не только глядела на него, я его трогала. Эрик горячий! Почему? Вы же все холодные. МЫ все холодные. А он горячий. Почему он такой... особенный?

– Эрик не особенный, Ники, он обычный. Обычный ребёнок. Все наши дети до перерождения ничем не отличаются от человеческих.

– Правда? – для меня это было новостью.

– А как, по-твоему, Рэнди умудрилась жить среди людей? – поинтересовался у меня Дэн – До её перерождения никому и в голову не приходило, насколько она необычная.

– Я... я как-то не задумывалась, – растерялась я. – Мне неизвестны такие подробности.

– Отец, ну что ты, в самом деле. Сам-то ты как давно узнал о существовании Рэнди? А Ники и без этого было о чём подумать в последние дни.

– Да, что-то я не сообразил. Почему-то думал, что все в курсе.

– В Долине, думаю, все, – вмешался Дуглас. – О спасении Томаса и «волшебной крови» в курсе вся семья. Но вот то, что у ваших детей тёплая кожа, для меня, например, такая же новость, как и для Ники.

Тут все трое усмехнулись. На мой удивлённый взгляд ответил Фрэнк.

– Пирс сказал, что он-то это знал. Такой довольный, что хоть в чём-то превзошёл Дугласа. И даже средний палец ему через стену показал.

– Но это же не видно, – возразила я.

– С ним же Коннор, а значит, нам видно, – усмехнулся Дэн.

Итак, получается, что я Пирса и не вижу, и не слышу, Дуглас слышит, но не видит, а Дэн и Фрэнк и видят, и слышат. Забавно. А если вдуматься, то дядя Ричард сейчас не то что Пирса, он и нас не слышит, сосредоточившись на Эбби. И я так за него рада!

Эбби сказала, что бессмертна, и это здорово. Она, конечно, выглядит заметно старше дяди Ричарда, но это не страшно. Всё же она уже не древняя старушка, и даже не пожилая женщина. Могло быть гораздо хуже. Решив ещё разок полюбоваться этой чудесной парой, я взглянула в их сторону и ахнула, уже не помню в который раз за сегодня.

В объятиях дяди Ричарда сидела девушка, юная и прекрасная, выглядевшая лет на двадцать, может, чуть старше. Идеально гладкая кожа лица оттенялась нежным румянцем, огромные зелёные глаза смотрели на нас с любопытством, изящный ротик украшала нежная улыбка.

– Ричард, не корми её больше! – испуганно воскликнул Дуглас.

– Почему? – искренне удивился тот.

– Потому что после следующей тарелки она может превратиться в ребёнка!

Эбби заливисто рассмеялась, словно колокольчики зазвенели на ветру.

– Нет, ребёнком я уже не стану, – ответила она Дугласу. – Это и есть моё истинное обличье. Я всегда такая. Уже очень давно. И никогда раньше не менялась.

– Расскажи нам, девочка, – попросил Дэн, присаживаясь на подлокотник дивана, рядом с Фрэнком. Дуглас примостился на другом. Щенок, всё это время тихо лежащий в уголке дивана, поднял голову, взглянул на него, но, убедившись, что с дивана его сгонять никто не собирается, снова опустил морду на лапы и, как и все, с интересом уставился на Эбби.

– Меня зовут Абигайл Беннет. Первые двадцать два года своей жизни я была самой обыкновенной. Мой отец был фермером, мой муж был фермером. Моя жизнь была тяжёлой, но она ничем не отличалась от жизни всех женщин, которых я знала. Тяжёлая работа с самого детства, раннее замужество, частые роды. К двадцати двум годам я родила пятерых детей, но в живых осталось лишь двое.

Я увидела, как глаза Эбби наполнились слезами, и сама чуть не расплакалась от жалости к ней. Но, как оказалось, самое страшное было впереди.

– Мы жили в беспокойное время. Набеги индейцев были чем-то привычным, до нас постоянно доходили известия о том, что чью-то ферму сожгли, или где-то кого-то убили. Это было частью нашей жизни, мы к этому привыкли. Но однажды они напали на нашу ферму.

Голос Эбби звучал все глуше, слезы уже не стояли в глазах, а бежали по щекам.

– Не надо, – прижавшись губами к её волосам, почти простонал дядя Ричард. – Если тебе больно это вспоминать, то не надо.

– Нет, я хочу рассказать. Хочу объяснить, как я стала такой. Хотя, если честно, и сама этого не понимаю. В общем, индейцы убили моего мужа, детей и... меня.

– Но ты жива! – воскликнул Дуглас.

– Верно. И этого я не понимаю. Индейцы долго пытали нас с мужем. Точнее, мне это показалось очень долгим. Я... я не стану вдаваться в подробности, но это было ужасно. Последнее, что я запомнила – с меня сняли скальп.

Тошнота подкатила к моему горлу, единственное, что меня удержало от падения в обморок – это осознание, что Эбби цела, совершенно цела, и что бы с ней ни сделали когда-то давно, теперь она жива и здорова.

Я видела, как напряглись лица мужчин, как зажмурился и сморщился, словно от сильной боли, дядя Ричард. Даже щенок уткнулся мордой в лапы и тихонько заскулил.

Эбби ласково погладила дядю Ричарда по щеке, а он перехватил её руку и прижался к ней губами.

– Я не знаю, сколько прошло времени до того момента, как я очнулась, – продолжила свой рассказ Эбби. – Но пепелище нашего дома, на котором я лежала, уже остыло. Рядом я увидела обугленные тела мужа и детей, сама я была частично присыпана обгоревшими обломками досок, я была вся чёрная от угля и копоти, но на мне не было ни единой царапины. И кожа головы была на месте, и даже волосы.

– Словно птица Феникс, – прошептал Ричард. – Ты воскресла из пепла.

– Да. И я не понимаю, как это произошло. Вот после этого я и стала такой, как сейчас. Перестала стареть. Любые мои раны заживали за минуты. И я не могла больше умереть. Я пыталась. Много раз...

– Зачем? – ахнул Ричард.

– Я устала. Так устала. Я одна. Ты ещё молод и не поймёшь этого, но... Когда одиночество длится веками – это страшно!

Молод? Она это про дядю Ричарда? Я переглянулась с Дугласом и поняла, что он подумал о том же самом. Эбби ждёт большой сюрприз. Похоже, она все ещё не поняла, в чьё общество попала. Я пыталась вспомнить, упоминался ли у нас в разговоре возраст? Про поколения говорили, да, но точные возраста не называли. Да и слушала ли нас Эбби? А Пирс так и не закончил свою «демонстрацию»...

– Больше ты не одна, – глядя ей прямо в глаза, словно бы давая клятву, сказал дядя Ричард. – Я всегда буду рядом. Я никогда тебя не оставлю!

– Оставишь, – прошептала она, гладя его по щеке, и слезы вновь покатились у неё из глаз. – Меня все оставляют. Все умирают. И я снова буду одна. А я не смогу. Не смогу...

Она уткнулась ему в грудь и зарыдала. Дядя Ричард гладил её но спине, целовал в макушку и шептал про то, что никогда не оставит её, но Эбби, видимо, считала, что это просто слова, просто утешение, а не правда. Он в растерянности посмотрел на нас, словно прося о помощи, и я не выдержала.