Домино
Шрифт:
Мы ужинаем дома? — спрашивает он из кухни.
Так как Манон не отвечает, он ставит на поднос сыр, рулет, виноград, вино и воду. Второй раз за день он сервирует поднос.
~~~
Как же много в Париже унылых мамочек с худыми ногами и прилизанными волосами. Коротко стриженые суетливые женщины, которые носят плод своего брака в бархатном мешке на животе; женщины, которые лишь пару лет назад были цветущими девушками. Роз не такая. Во-первых, она никогда не носила Лулу спереди — ведь для того, чтобы положить туда ребенка, нужна помощь. Во-вторых, ее волосы не короткие и не прилизанные, да и ноги вполне нормальные. Она не суетливая и без какого бы ни было налета буржуазности. У Роз ямочки на коленках, густые светлые волосы. И она по своей природе оптимистична. У нее все в порядке с интимной жизнью, а это способствует хорошему настроению. Она вообще довольно веселая. Но это не заслуга Токе. Когда она с ним, она часто расстроена.
На ней платье в горошек. Она стоит у стола, который функционирует и как обеденный, и как пеленальный, и как стол для глажки, и как стол для занятий любовью. Сейчас нужно поменять Лулу подгузник.
Ну что, Уллу-Лулу, ты не хочешь переехать с мамой и папой за город?
Что скажешь, скверная девчонка? Ты думаешь, он тряпка?
Как некрасиво. Ты считаешь, мне лучше найти другого?
Нет, Лулу, мне хорошо с папой.
Он должен был уйти от своей жены еще когда ты лежала у меня в животике? Это ты хочешь сказать?
Да, ты права. Подожди секундочку, дорогая, какая же ты умненькая! Ты утверждаешь, что ни на грош ему не веришь? Своему собственному отцу!
Роз одевает дочь в пижамку. Так нельзя говорить, скверная, скверная девчонка. Есть вещи, которые тебя не касаются. Она щекочет ей животик. Лулу улыбается маме своим беззубым ротиком.
Роз никогда не читает, когда кормит грудью, и не смотрит телевизор, потому что она прочла в одной книге, что во время кормления очень важен контакт с ребенком. Но когда Лулу спит, она дочитывает «Дилемму адвоката Кверри», где главный герой — красивый, справедливый адвокат — колеблется между двумя женщинами. Роз всегда думала, что любовница победит. Так, по крайней мере, написан рассказ, но когда госпожа Кверри внезапно показывает себя с новой и неожиданной стороны, он сообщает своей любовнице в кафе, что уходит от нее, когда та щекочет ему ухо. Брак в итоге только укрепляется. Дурацкая история. Роз разочарованно выбрасывает журнал в помойное ведро. Джеймс Уайт обычно хорошо пишет. Она отлично сознает, что не защищена, и сама не понимает, почему разрешает Токе так много. Может, Лулу права?
~~~
В неком городе родилось определенное число детей. Определенное число людей влюбилось, один мужчина выиграл тысячу евро, к кому-то пришел нежданный гость, один бомж умер возле Северного вокзала. Товар перешел к новому хозяину, а тонны мусора были вывезены из города. Письмо об увольнении отправлено, волосы пострижены, молитвы прочитаны на разных языках, поцелуи и обещания (может быть, и фальшивые) розданы, спор выигран на ложных основаниях. Официанты привычно флиртуют. Проститутка в баре. Это ее работа. Школьники едут на учебу… это их работа. Кришнаит, татуировщик, дальнобойщик. Все они делают свою работу. Женщина спотыкается и падает, рука помощи, спасибо. Мужчина в плаще просто такой,даже когда он не на работе. Кто-то на костылях, это его судьба… временно или навсегда. Слесаря по ремонту замков вызвали в общественный туалет. Это его работа. Молодую женщину увезли с простыней на лице. Иглы выброшены. Это работа других людей. Такова жизнь вокруг большого вокзала. Возможно, взрослые мужчины, которые когда-то играли в железную дорогу и кричали «ту-ту», когда поезд проезжал под горным туннелем, находят в движении поездов романтику. Но жизнь вокруг вокзала жестокая. И не только потому, что громкоговорители металлические, и не только потому что поезд тронется вне зависимости от того, как рыдает девушка, оставшаяся на перроне. Жестокая, потому что вокзал — это временное, временное в стали и железе. Суета.
Проводы. Как разорванные связки. В реальности (а движение поездов не что иное, как реальность) вокзалы — лишь место отправлений и прибытий, и в этом смысле плохое место, так как эти вещи отменяют друг друга. Северный вокзал — место небытия. И, как станция небытия, она привлекает недосуществ, у которых нет пристанища. Люди едут. Прочь. От себя самих. Неслучайно за Северным вокзалом находится травмпункт. Неслучайно здесь ужесточен контроль наркополиции. Неслучайно беспокойные души ищут пристанища именно здесь. Здесь находятся секс-мотели, стриптиз-клубы и кинотеатры, в которых показывают порнофильмы. Здесь можно встретить арабов в джеллабе и в стоптанных ботинках, арабов, которые никогда не ели steak-au-poivre, [9] пакистанцев, которые покупают продукты исключительно там, где хозяин говорит на урду или панджаби. Район вокруг вокзала для неассимилировавшихся. Здесь начинается путешествие. Но оно никогда не заканчивается. И довольно естественно, что в этом районе Арег Альвазян — ювелир армянского происхождения — и его кавказская жена нашли квартиру. Когда они въезжали, Дюнкерк была улицей иммигрантов, но дом 44 отличался красотой и фешенебельностью. Почти закономерно, что улицы такого рода незаметно претерпевают изменения, превращаясь из гетто иммигрантов в район буржуазии и богемы. Манон больше не стыдится того,
что здесь живет.9
Стейк с перцем (фр.).
~~~
Равнина. Она смотрит на открывающийся перед ней пейзаж. Необычный, иссохший, холмистый. Земля — цвета охры, темно-коричневая и красная. Кое-где белесая трава. Изогнутые и тонкие деревья, вдоволь не насытившиеся. Она увидела их, не уделив им особого внимания. В этом, наверное, суть камуфляжа. Они ползут по земле. Их становится больше. Чего они хотят? Такое ощущение, что у них есть какое-то дело, какое-то задание, как будто они что-то организуют. Но то плоскогорье, на котором она стоит, слишком высоко поднято над равниной, поэтому она не видит, что они делают. Безветрие. Внезапно она понимает, что вокруг нет никаких звуков. Ни щебетания птиц, ни колышущегося на ветру листочка. Ветра нет. Солнце жжет кожу. Они отступают, очевидно, сделав свое дело. Вот оно. Начинается. В углу. Маленькое пламя лижет пучок травы, обнимает иссохшее дерево. И равнина полыхает огнем. Огонь оранжевый. Яркий — в отличие от того, что он поглощает. Равнина — ревущее море пламени. И вот кто-то пытается залить это пламя водой. Она не видит, кто это делает, видит только маленькие ведра, маленькие кувшины, тонкие струи и капли. Во сне она знает, насколько легче разжечь огонь, чем погасить его.
Сабатин просыпается вся мокрая. Ей просто необходимо выпить стакан воды. К чему снятся такие сны? Интересно, бывало ли, чтобы человек умирал от приснившихся ему кошмаров? Ей не хватает смелости снова лечь в кровать.
И еще до того, как день вступил в свои права, она открыла четыре коробки и разобрала зимние вещи детей. И когда она готовит завтрак, она чувствует, что больше не является заложницей своего сна.
Это сейчас большая редкость. Куда делись шарманки? По-моему, с ними больше никто не ходит. Наверное, веселей быть шарманщиком, чем просто сидеть с пустым картонным стаканом и табличкой. Но Сабатин сейчас об этом не думает, она просто слушает музыку с улицы и внезапно чувствует себя трехлетней девочкой. Она бежит к Франсуа и просит его выключить егомузыку, иначе она почти не слышит ту. Она помнит, как учила ее мать: монеты надо заворачивать в газету, прежде чем бросать их на улицу.
Послушай, разве это не прекрасно, Франсуа?
Да. Наверное. Безучастно отвечает он. Он делает шаг назад и рассматривает свое творение.
Сабатин открывает окно, но не видит шарманщика, ах, нет, ну вот же он со своей шарманкой, а рядом помощница, которая идет спиной вперед, чтобы следить, бросил ли кто монеты. Они отдаляются от их дома. Но она все равно спешит в коридор и находит в кошельке несколько монет. Ах да, еще бумажную купюру. Она заворачивает деньги в газету, огорчается от того, что, может быть, они даже и не заметят купюру. Находит пакет. Ой, музыка за углом исчезла. Такая реакция бывает только на какое-то детское воспоминание, если, конечно, детство было счастливым.
Роз тоже слышит шарманщика и открывает окно. Послушай, Лулу! Роз поднимает ее, чтобы девочка лучше слышала. Она тоже находит монеты, но ее не научили, что их нужно заворачивать, ведь когда она была ребенком, такие музыканты были уже большой редкостью.
Но ничего страшного. Шарманщик снимает кепку, приветствуя окружающих, его помощница собирает монеты.
Манон слышит музыку, но не встает с дивана. Она продолжает читать.
Сабатин просто обязанадать им деньги и выбегает на улицу. Перед тем, как взять ее монеты, помощница шарманщика кладет денежку в пустую чашку нищего. В мире попрошаек тоже есть определенная иерархия. Сабатин находит в кармане еще одну монету, прежде чем положить деньги в чашку шарманщика.
Где бы он ни шел, он привык включать радар. Это своего рода привычка, которую он приобрел, вне зависимости от того, где находится, так что он предельно внимателен не только сейчас, когда идет по улице Дюнкерк, когда за спиной у него остается Северный вокзал. Конечно, надо быть абсолютно слепым, чтобы не увидеть эту сцену. Мужчина стоит и играет на шарманке прямо перед тем домом, где двери балкона закрыты на самом верхнем этаже. Мужчина снимает кепку, приветствуя дом, где живет Роз. Надо страдать дальтонизмом, чтобы не заметить женщину в пальто в центре картины. Это пальто! Это просто оптический скандал. Он поворачивает налево на улицу Фобур Пуассоньер. Сабатин остается на улице и смотрит на людей с шарманкой до тех пор, пока они не скрываются из глаз.
Он стоит спиной к стене с закрытыми глазами и чувствует сквозь веки свет солнца. Пара мужских ботинок проходит мимо, и Зэт слышит, что тип, обутый в эти ботинки, облизывается. Мужчины довольно часто обращают на него внимания. Он специально не открывает глаза, чтобы тот не подумал, что он отвечает ему взаимностью.
А сейчас явно приближаются шпильки. Женские и мужские шаги совсем не похожи друг на друга. Он не открывает глаза, ждет, когда она пройдет. Но шпильки останавливаются. Прямо возле него.