Домой, во Тьму
Шрифт:
Глава 2
Вход в ее спальню охраняли два бронзовых грифона. Прикрыв за собою дверь, Николас на мгновение закрыл глаза и глубоко вдохнул теплый и пыльный воздух.
Со стен беззубо скалились жреческие маски утенгофских язычников. Решетку окна обвивали медные змеи – их чешуйки тусклым блеском отражали пламя шести свечей. Николас улыбнулся: бронзовый сатир все с той же страстью, что и два года назад, обнимал бронзовое дерево – разве что застывшие его чресла еще сильнее позеленила окись.
Колеса колесницы прочно увязли в мраморных напольных
– Вас подвезти куда-нибудь?
Он задул свечи, приоткрыл одну из ставней. Синеватый утренний свет вытеснил из комнаты пыльную темноту. Катлина потянулась на постели, провела рукой по голове – черные волосы пролились на плечи и простыню.
– О тебе давно не было ничего слышно, – сказала она.
Николас вынул из-за пазухи сверток, развернул его, бросил нож в огненный зев камина.
– Значит, и спрашивать не стоит, – проследив за его движениями, продолжила она. – Сегодня весь Верпен узнает… Хочешь чего-нибудь выпить?
– Хочу, – сказал он.
Катлина подняла с изголовья серебряный колокольчик. Николас повернулся к каменной гаргулье над камином, сунул руку в разверстую пасть и сжал пальцы на стальном языке. Резко дернул. Натужно заскрежетав, нижняя челюсть каменной твари опустилась еще ниже. Николас с усилием выкатил на каминную полку небольшую металлическую шкатулку, поднял крышку.
Как всегда, у него сильнее забилось сердце. Он снял с безымянного пальца кольцо – с тяжелым стуком оно упало в шкатулку. Теперь на бархатном дне лежали четыре предмета, выкованные из сине-черного эльваррума: полый сферический цилиндр (когда-то он исполнял роль каркаса подзорной трубы), ширококрылая бабочка (была брошью, пока Николас не сплавил с нее оловянный крючок), маленький подсвечник на четырех лапках (за этим подсвечником пришлось пробираться в осажденный Братством Красной Свободы Острихт) и кольцо.
Николас положил обе ладони в шкатулку, кожей ощущая холодные гладкие грани. Цилиндр. Бабочка. Подсвечник. Кольцо.
Хлопнула дверь. Старик Питер, шаркая подагрическими ногами, внес в спальню обернутую в пергамент бутылку, поставил на прикроватный столик, неуклюже поклонился Николасу и повернулся, чтобы уйти. На его спине выше седого затылка торчал острый, как плавник, горб. Пожалуй, сейчас никто, кроме Николаса и Катлины, не знал, что вовсе это не горб на спине Питера, а третья рука, высохшая и недвижная, навсегда окостеневшая в крутом локтевом сгибе. Питер был рожден уродом, а заканчивал свою жизнь экспонатом в обширной коллекции диковинных вещей Катлины.
– А у меня тоже есть кое-что новое, – похвастала она, поднимаясь с постели и накидывая на круглые плечи сорочку. – Посмотри…
Николас обернулся.
Катлина держала в руках белый череп. Вытянутая огромная морда, стертые почти до основания желтые зубы, два рога – один, маленький, чуть ниже пустых глазниц, другой – много больше – выше носовых отверстий.
– Это из Лакнии, – сказала
Катлина. – Голова огнедышащего дракона. Торговец говорил, что его кости, перемолотые в муку, делают стариков молодыми.– Это носорог, – произнес Николас, закрывая шкатулку.
– Что?
– Зверь с Черного континента. Не расстраивайся. Свирепостью носороги ничем не отличаются от драконов.
Катлина помолчала, поджимая губы. Пламя гудело в камине.
– О, – проговорила она наконец, опускаясь в постель. – Нико не верит в драконов…
– Нико верит в носорогов. Потому что видел их своими глазами.
– Нико не верит в драконов, – откидываясь на подушки, повторила Катлина. – Зато Нико верит в Потемье. Хотя никогда не видел Потемья. Нико странный…
– Перестань, – попросил Николас.
Он приблизился к ней.
– Никогда не видел Потемья! – нараспев проговорила Катлина. – Но верит в него, бедненький странный Нико…
«Не надо было затеваться с этим чертовым черепом, – подумал он. – Дракон так дракон…»
Она вытянула белую ногу и подушечками пальцев мазнула его по бедру:
– Говорят, что женщины-демоницы из Потемья прекраснее человеческих настолько, насколько изумруд прекраснее соломенного кирпича.
Он развязывал шнурки на куртке. Два верхних поддались легко, а остальные пришлось порвать.
– Говорят, что потемники – непревзойденные воины. И лучшие из них – эльвары. Они обладают силой буйвола, ловкостью змеи и чутьем волка… Владеют искусством магии, раны их затягиваются сами собой, и само их тело – смертельное оружие…
Николас скинул куртку, опустил руки к ремню штанов. Под его смуглой кожей задвигались мускулы – тонкие, прочные и мощные, как стальные змеи. Катлина замолчала, сузив заблестевшие глаза. На локтях Николаса серели короткие и изогнутые костяные клинки, один из клинков был чуть запачкан подсохшей кровью. Он наклонился, чтобы стащить штаны. Такие же клинки, только намного меньше, тянулись вдоль по его позвоночнику – от основания черепа к пояснице.
Штаны полетели в сторону. Николас минуту стоял перед Катлиной совсем голый – и человек, и не человек. Утренний ветерок трепал занавесь на окне, в комнате становилось то светлее, то темнее. Костяные клинки на теле Николаса хищно поблескивали.
– О, – совсем тихо сказала Катлина, скользнув по нему глазами сверху вниз, – в сказках про Потемье никогда не говорится о том, какие эльвары любовники. И совершенно зря…
Николас нырнул в нутро колесницы и задвинул за собою шелковый полог.
– Господи, я думала, что уже никогда… – прошептала она совсем другим голосом. И закрыла глаза.
…Через четверть часа они откупорили бутылку.
– Почему тебя так долго не было? – неожиданно спросила Катлина, принимая бокал.
Николас, наливая себе, помедлил с ответом.
– Потому ты и злилась? – произнес наконец он.
– Да… То есть совсем нет. Прошло столько времени, а от тебя никаких известий. Я начала думать, что ты…
Ему пришлось усмехнуться:
– Ты боишься за меня? Не стоит. Убивать меня – занятие настолько тяжелое и опасное, что мало кто на это решается. Хотя охотники находятся до сих пор…