Дон Алехандро и его башня
Шрифт:
— Заверено, — вздохнул Герреро. — Но, дон Контрерас, я бы не советовал вам рассказывать кому-то в этом городе, что вы тут родились. Вызовете множество подозрений.
— Дон Контрерас сюда вряд ли вернется. Давайте уж закончим с нашими делами, и мы пойдем.
Герреро заполнил бланк. К нему тоже пришлось приложить палец, после чего бланк был приложен к книге записей, которая завизировала правильность документа заметной вспышкой. Карраскилья довольно заулыбался.
— И что, всех так регистрируют? — поинтересовался я у Шарика.
— Это
Герреро закрыл чернильницу, захлопнул книгу и убрал ее в стол. Потом посмотрел на нас. Присутствие свидетелей должностного преступления его сильно тяготило.
— Надеюсь, вы уйдете точно так же, как появились? Не хотелось бы, чтобы вас кто-то видел, доны. Еще пойдут разговоры…
— Разумеется, дон Герреро, разговоры нам совершенно не нужны.
Я не понял, что сделал Карраскилья, но Герреро вдруг захрипел и свалился головой на стол. Придворный маг к нему подошел, отвязал кошелек и совершенно спокойно сказал:
— Продажность должна быть наказана, не так ли, дон Алехандро?
— Не думаю, что суд присудил бы ему казнь.
Герреро был не самым приятным человеком, но смерти за выполнение просьбы Карраскильи не заслуживал.
— Он мог проболтаться. Выбирая между одной смертью и десятком, я выберу одну, особенно если среди десятка предполагается моя. И ваша, дон Алехандро.
И он так на меня посмотрел, что если я раньше сомневался в собственном участии в госперевороте, то сейчас все сомнения отпали. Ибо если мне придет в голову блажь отказаться от столь заманчивого предложения, закончу как дон Герреро.
— А он мне нравится. Вот так и должен действовать чародей, Хандро. Без сантиментов и не оставляя свидетелей.
Интерлюдия 4
Грегорио Ортис де Сарате был в бешенстве. Его, алькальда не самого последнего города, прилюдно унизили. И пусть унизивший был такого уровня, что не дотянуться, но на ком-то сбросить свою злость было просто необходимо. И лучше всего для этого подходила Сильвия. Сильвия, которая сидела в кресле своей лаборатории и подпиливала ногти, как будто не нашла другого места для этого.
— Чего они так носятся с этим мальчишкой?
— Кто они и с каким мальчишкой?
— Не придуривайся. Я про Контрераса и опекающих его чародеев. Почему ты ничего о нем не узнала?
— А я должна была?
Улыбка Сильвии больше напоминала оскал, но ее супруга это даже не насторожило, и он продолжил в том же духе:
— Разумеется, должна была. Это твоя задача — обеспечение информацией. И заметь, я никогда не интересуюсь, какими путями ты ее получаешь. Неужели ты, с твоими способностями… — последнее слово он проговорил на редкость презрительно, — не в состоянии вытрясти из щенка подноготную?
— Неужели? — Сильвия гибким движением поднялась, придвинулась к супругу и положила ему
руки на плечи, но не ласково и нежно, а тяжелым, совсем не женским хватом, напоминающим о том, что она чародейка. — Я кому-то что-то должна? Грегорио, я уже давно сполна с тобой расплатилась. И теперь долги только с твоей стороны. Сам вытаскивай из щенка подноготную.— Сильвия, что с тобой? — вытаращился он, больше удивленный, чем испуганный. — За сбор информации у нас всегда отвечала ты.
— А теперь не отвечаю. — Она скорчила презрительную гримасу и отвернулась, сделав вид, что ее привлекли книги в книжном шкафу. — Напряги мозги, Грегорио, если ты их еще не все пропил, и придумай что-нибудь сам.
— Что я могу придумать? Ты с ним общаешься — тебе и карты в руки.
— Он весьма неразговорчивый молодой человек.
— Неужто обычный способ не сработал? — издевательски сказал алькальд. — Стареешь, Сильвия, вот и первая ласточка того, что мужчины скоро перестанут тобой интересоваться вовсе.
Донна резко к нему развернулась, и никто, кто видел бы ее раньше, не узнал бы обычно милую и улыбчивую чародейку. Лицо было перекошено от злости, а на кончиках пальцев зажглись опасные огоньки, способные если не умертвить супруга, то доставить ему значительные болезненные ощущения.
— Не забывайся, Грегорио, — прошипела она как гадюка. — Я с тобой только ради дочери. И покрываю твои промахи тоже ради дочери. Но так будет не вечно. И я не всесильна, к сожалению.
Перемены в жене настолько испугали алькальда, что он отшатнулся и испуганно заблеял:
— Сильвия, любовь моя, я вовсе не хотел тебя оскорбить. У меня был ужасный день, вот в голове и полнейшая сумятица. Я бы рад сделать все сам, но даже не представляю, за что браться.
— Для начала можешь написать кузине в Стросе. Не может такого быть, чтобы никто в столице не знал про ученика Оливареса.
— Сильвия, душа моя, я никогда не сомневался в твоей светлой голове, — с воодушевлением ответил алькальд, уже прикидывая выражения, в которых он составит письмо. Нужно было это сделать так, чтобы обязанной за информацию почувствовала себя кузина, а вовсе не он. Это было сложно, но осуществимо.
— Только я в толк не возьму, зачем тебе вообще узнавать про Контрераса?
— Как зачем? К нему ездит придворный чародей.
— Не к нему, а к Оливаресу.
— Сегодня Карраскилья воспользовался телепортом, чтобы переместиться куда-то с Контрерасом. Причем, сволочь, даже следов не оставил куда, — пожаловался алькальд. — Настройки сбил сразу.
— Интересно, — протянула Сильвия. — Но это так же может быть выполнением просьбы Оливареса. А что телепортом — так у Карраскильи времени лишнего нет, а пользование для него бесплатно, ведь так, дорогой?
— Разумеется. Разве я могу запросить плату с Карраскильи, в нашей-то ситуации? — затосковал алькальд.
— Сам виноват. И что с Оливаресом связался, и что с гравидийцами связался, — проворчала Сильвия.
— Они обещали помочь с проклятием, — обреченно свздохнул алькальд.
— И что? Помогли? Только дал им в руки поводок для шантажа. Всевышний, когда это все закончится? Нужно скорее выдавать замуж Алисию, пока скандал не разразился.