Донал Грант

«Да он, видно, шутник!» — подумал про себя священник.

Донал взял свою книгу, подобрал с земли мешок и спустился к дороге. Тут священник впервые заметил, что он босой. В детстве он и сам часто бегал без обуви, но теперь, увидев, что на юноше нет башмаков, сразу же преисполнился чувством собственного превосходства, и Донал заметно упал в его глазах.

«И кто в этом виноват, как не он сам? — рассудил про себя этот степенный муж. — Нет, братец, шалишь! Меня разговорами не проймёшь!»

Не будь рядом священника, Донал перешёл бы речку вброд и направился к ближайшей ферме, чтобы разузнать дорогу. Но сейчас он решил, что с его стороны будет вежливей немного пройтись с незнакомцем.

— Далеко ли вы направляетесь? — наконец осведомился священник.

— Чем дальше, тем лучше, — ответил Донал.

— И где собираетесь ночевать?

— В каком–нибудь амбаре или прямо на лугу.

— Грустно слышать, что у вас нет возможности переночевать где–нибудь в приличном месте.

— Да, но такое место стоит денег. И потом, амбары в нашей округе обычно чистые, а луга и подавно. Вообще, лучше всего спать на склоне какого–нибудь холма. Раньше мне частенько приходилось ночевать вот так, на воздухе. Интересно, почему это люди считают, что человеческий кров приличнее Божьего?

— Не иметь постоянного жилища,.. — начал было священник, но замолчал.

— Как, например, Авраам? — подхватил Донал с улыбкой. — Но ведь пришельцам и странникам ни к чему городское жилище! Однажды я заснул на самой вершине Глашгара, а когда проснулся, солнце как раз выглядывало из–за горизонта. Я встал и долго оглядывался вокруг, словно видел всё в первый раз. Как будто Бог только–только меня сотворил! Если бы в ту минуту Он позвал меня, я бы нисколечко не удивился.

— И не испугались бы? — спросил священник.

— Нет, сэр. Чего человеку бояться в присутствии своего Спасителя?

— Вы же говорили о Боге! — возразил священник.

— Бог и есть мой Спаситель. И я ничего другого не желаю так, как оказаться в Его присутствии.

— Под покровом Искупления, я надеюсь?

— Если говоря об Искуплении, Вы имеете в виду что–то такое, что должно встать между Богом и мною, — вскричал Донал, начисто забыв о своём английском и съехав на родной шотландский, — то я и думать об этом не хочу! Ничто не скроет меня от Того, Кто меня сотворил! Да я ни единой своей мысли не хочу от Него скрывать! Чем она хуже, тем больше мне нужно, чтобы Он её увидел!

— А что это за книгу Вы читаете? — резко спросил священник. — Уж, наверное, не Библию? Из Библии вряд ли почерпнёшь такие странные воззрения!

Он рассердился на дерзкого юнца — и недаром. То Евангелие, что проповедовал он сам, было евангелием лишь для рабов, боящихся или не желающих стать сынами [3] .

— Это Шелли, — ответил Донал, приходя в себя.

Священник ни разу в жизни не прочёл ни одной строчки из Шелли, но придерживался о нём весьма определённого мнения. Он громко (и довольно невежливо) присвистнул.

3

См. Ин. 8:35; Гал. 4:7. «Но раб не пребывает в доме вечно; сын пребывает вечно». «Посему ты уже не раб, но сын; а если сын, то и наследник Божий через Иисуса Христа».

— Так вот откуда вы взяли своё богословие! То–то я никак не мог вас понять! Но теперь всё ясно. Берегитесь, милый мой юноша, вы на краю погибели. Одной этой книги достаточно, чтобы отравить вам и разум, и душу.

— Да что вы, сэр, так глубоко ей меня не достать! Правда, кое–какие слова оттуда и впрямь задели мне душу, пока я жевал свой хлеб с сыром.

— Этот Шелли — настоящий язычник! — свирепо произнёс священник.

— Ну да, язычник, — кивнул Донал. — Но не самого худшего толка. Жаль, что как раз те, кто называет себя верующими, и толкают таких, как он, к самому краю погибели!

— Он ненавидел истину, — упорствовал священник.

— Он непрестанно искал её, — ответил Донал, — хотя, конечно, так по–настоящему до неё и не добрался. Да вот вы послушайте, сэр, и посудите сами: разве он далеко ушёл от христианина?

Донал открыл томик стихов и нашёл в нём то, что искал. Священник уже готов был закрыть себе ладонями уши и отказаться слушать, но ему помешало любопытство и страх показаться нелепым. Доктрины, которых он придерживался, были не только сухими или заплесневелыми, но по–настоящему гибельными. Он призывал людей любить Христа за то, что Тот якобы защищает их от Бога, а не за то, что Тот ведёт их к Богу, в Котором и есть истинное блаженство и без Которого весь мир погружается в несчастье и кромешную тьму. Он не имел ни малейшего представления о том, что вечная жизнь — это познание Бога. Он воображал, что справедливость и любовь вечно борются друг с другом в груди у Вечного Триединства. Он почти ничего не знал о Боге и до неузнаваемости искажал Его лик. Если бы Бог и в самом деле был таким, каким представлял Его этот священнослужитель, то быть Его творением воистину было бы худшим из всех зол.

Донал открыл нужную страницу и начал читать. Это был отрывок из «Маскарада анархии»:

В Собрание смелом и живом Сберитесь, с пышным торжеством, Пусть скажут ваши голоса, Что вольным каждый родился. Как заострённые мечи, Слова пусть будут горячи И полны смелой широты, Как в бой поднятые щиты. И раз насильники дерзнут, Пусть между вас с мечом пройдут, Пусть рубят, колют и дробят, Пускай поступят, как хотят. Не отводя упорных глаз, На них глядите в этот час, Не удивляясь, не сробев, Пока не кончится их гнев. И для народа та резня Зажжёт огонь иного дня, В нём будет знак для вольных дан, Далёко прогремит вулкан [4] .

4

Перевод К. Бальмонта. Перси Биши Шелли. «Избранное». М. «Терра». 1997, стр. 98–100.

Прочитав эти строки, он повернулся к своему слушателю, но тот почти не уловил их смысла и совершенно не понял их духа. Он не выносил ни малейшего намёка на бунт против власти со стороны всякого, кто был ниже его по положению, но при этом презирал мысль о том, чтобы покорно претерпевать гонения и покоряться им.

— Ну, и что Вы думаете, сэр? — спросил Донал.

— Сущая чепуха! — отрезал тот. — Что сталось бы с Шотландией, если бы не сопротивление?

— Но ведь сопротивляться тоже можно по–разному! — возразил Донал. — Ведь Господу тоже приходилось терпеть зло. Не знаю насчёт Шотландии, но мне кажется, что в мире было бы гораздо больше христиан — и они сами были бы гораздо лучше! — если бы те, кто называет себя верующими в Бога, сопротивлялись, как это описано здесь! Он, по крайней мере, всегда поступал именно так.

— Вы имеете в виду Шелли?

— Нет, не Шелли. Я имею в виду Христа. Но ведь духом Шелли был гораздо ближе к истине, чем те, кто заставили его презирать само имя христианской веры, хотя по существу он так и не узнал, в чём она заключается. Ничего, Бог рассудит каждого по справедливости.

— Вот что, юноша, — заговорил священник, пытаясь придать своему голосу особую серьёзность и вескость. — Я просто обязан предупредить вас о том, что вы находитесь в противлении Богу. А Он не потерпит, чтобы над Ним смеялись! Желаю вам всего наилучшего!

Донал присел возле дороги, чтобы священник мог уйти далеко вперёд, снова взялся за книжку — этакое потрёпанное воплощение духа Шелли — и ещё немного с нею побеседовал. Он ещё яснее увидел, как сильно ошибался поэт в своих представлениях о христианстве и как разительно отличались те, кто внушил ему эти представления, от евангелистов и апостолов. Донал увидел в нём вольную мальчишескую душу, рвущуюся к свободе, но мало понимающую, что такое свобода на самом деле. Шелли ничего не знал о главном законе подлинной свободы: по–настоящему человек свободен лишь тогда, когда живёт в единстве с той Волей, которая сама желает освободить нас.