Донецкие повести

Телефон зазвонил раздражающе громко, Портной нажал кнопку громкой связи.

– Семён Григорьевич, к вам Константин Юрьевич с докладом.

– Пусть войдёт, и сделай, что ли, чай или, лучше, кофе.

Бледный начальник охраны, который за время своего отсутствия навёл справки и догадался о причине предынфарктного состояния шефа, появился в дверном проёме.

– Семён Григорьевич, Царькова не было дома с утра понедельника, квартира закрыта. Его мама обеспокоена, но в органы пока не обращалась.

– Почему его пустили в хранилище?

– В депозитарии он сказал менеджеру по работе с клиентами, что вы дали ему срочное поручение, после чего и был пропущен, тем более что ячейка на Царькова и оформлена…

Портной взвыл, как загнанный на охотников зверь, то ли от злости, то ли от обиды на самого себя и с силой ударил громадными кулаками по массивному столу.

Константин Юрьевич взял паузу, а затем негромко спросил:

– Разрешите продолжать?

Портной, обречённо глядя на него исподлобья, молча кивнул.

– Затем Царьков покинул помещение банка с большой сумкой в руках и уехал.

– На чём?

– На вашем служебном автомобиле, а сумку положил в багажник.

– То есть когда он забирал меня из казначейства и вёз домой, сумка находилась в багажнике моей машины?! Подобная борзость ему явно несвойственна.

– Я не готов ответить, он мог её выгрузить и до того, как заехал за вами. Ваш автомобиль прибыл в гараж вовремя, ключи он сдал на пост и уехал на своём личном «авео».

– Свободен.

– Семён Григорьевич, я посчитал нужным поднять его кредитную историю…

– Говори.

– Царьков воспользовался программой кредитования сотрудников для покупки того самого автомобиля. Сумма вроде небольшая – шесть с половиной тысяч долларов. Четыре месяца он выплачивал исправно, но потом выбился из графика.

– Почему меня не поставили в известность?

– О том, что он взял ссуду, или о том, что перестал платить? – Константин Юрьевич слегка наклонился вперёд и застыл, всем своим видом показывая, что готов терпеливо принять и вытерпеть любые эмоции шефа.

– О его финансовых сложностях! – Портной перешёл уже на крик, срывая голос.

– Мы не придали этому большого значения: он малыми платежами погашал, но не в установленные дни, а так, когда придётся. Давал пояснения, что занимается продажей маминой квартиры и погасит основную часть займа в ближайшее время.

В этот момент на пороге появилась Лиличка с подносом, и все замолчали. Гнетущая, сжавшая в кабинете воздух и всё пространство нервозная тишина надавила и на неё. Под пристальным взглядом трёх пар глаз она с непривычным напряжением стала снимать с серебряного подноса белоснежные фарфоровые чашки. Ее руки слегка подрагивали, отчего посуда дробно позвякивала, и Лиле пришлось сконцентрировать все усилия, чтобы не опрокинуть какую-нибудь чашку и не обжечь начальство.

– Остолопы! Дятлы умнее вас, профессионалы чёртовы! Это всё?

– Так точно, Семён Григорьевич.

– Уйди с глаз моих, я потом казнь тебе придумаю, когда сердце отпустит, – Портной отхлебнул горячущего кофе и закашлялся, раздражённо замахав крупными, бесполезными сейчас руками.

Константин Юрьевич, которому так и не представилось прикоснуться к предназначенной для него чашке, по-военному развернулся через левое плечо и спешно покинул кабинет.

– Кофе хороший, забери с собой, – автоматически бросил ему вдогонку Портной, так и не избавившийся, несмотря на положение, от мелкой рачительности.

– Смотри, как бы он тоже не ошпарился. Эх, Сёма, Сёма, неужели тебя мама в детстве не учила, чтобы ты не экономил на заварке? – холодная ирония Черепанова являлась своеобразной защитой в критических ситуациях, когда очень хотелось выйти из берегов.

Портной ничего не отвечал и лишь сосредоточенно сопел.

– Ну, что вам сказать, мой друг, заведение у вас очень демократичное, отношение к сотрудникам – просто мечта любого клиента собеса, мне всё понятно, – Иван стал листать записную книжку телефона, отыскивая номер своего хорошего товарища, начальника городского УБОПа подполковника Сердюкова. – Геннадий Андреевич, добрый день, Черепанов. Пошептаться бы, времени займу немного. Да, спасибо. Давайте чайку попьём в «Офелии». Это рядом с вами, один квартал. Так точно. Выезжаю.

Положив трубку, он повернулся к Портному и добавил:

– А ты, Семён, покуда выпей таблеток – тебе виднее каких. И постарайся не получить инфаркт, не кричи и не стучи руками по мебели. По людям тем более. Вечером позвоню. Да, вели сделать копию личного дела своего доблестного водителя… Ну, я поехал.

* * *

Даже самые законспирированные романчики в любом коллективе быстро становятся достоянием гласности. Хотя на работу Семён и Лилия ездили порознь, а на людях соблюдали строгость и нарочито дистанцировались, обращаясь исключительно на «вы», всё равно, как водится в таких случаях, о них быстро узнали.

Сёма чувствовал себя так тревожно, как никогда в жизни, поэтому решил начхать на формальности и этикет. Он вышел в приёмную, не обращая внимания на нескольких посетителей, которые в ожидании аудиенции утонули в удобных кожаных диванчиках, недавно доставленных прямо из Италии, если верить цене и документам.

– Собирайся, поехали, – бесцеремонно скомандовал Портной и наткнулся на вопросительно-непонимающий взгляд Лилички. В последний месяц она расцвела. Бёдра округлились, щёчки налились. Большие карие глаза стали проникновеннее. И вообще Лилия стала как-то независимее и увереннее держаться.

– Но, Семён Григорьевич, у меня расписано…

– Всё и всех – на завтра, а сейчас – поехали. У нас форс-мажор. Жду в машине, – Семён вышел и поймал себя на мысли, что со стороны он, наверное, выглядит грубовато. Ну и плевать.

В машине оба молчали. Дома Семён обнял Лилю, словно маму в детстве. Ему нужна была её поддержка.

– Лилёк, у меня к тебе серьёзный разговор. Впервые в жизни у меня возникли трудности такого уровня, которого я даже не мог предположить.

– Сём, ну ты же у меня умница. Я верю, ты справишься.

– Иди ко мне, – Семён, почувствовав прилив желания, подхватил Лилька на руки и понёс в спальню.

Но она не размякла, как обычно, а как хорошо умеющая владеть собой женщина, резко возразила: «Больно, пусти…».

Семён растерянно опустил Лилю на пол и стал внимательно в неё вглядываться.

– Ну не смотри ты на меня так. Просто я неважно себя чувствую, не обижайся, не сегодня. Пойду пока приготовлю перекусить.

Продолжать беседу Портной не стал, хотя это и стоило ему немалых внутренних усилий. Он чувствовал в ней какую-то перемену, но гнал от себя эти мысли. Наутро Лиля привычно, как ни в чём не бывало, чмокнула его на прощание. Но, когда она красилась, Семён ощутил некое раздвоение собственной личности. Один человек внутри него – прагматичный и наблюдательный – начал обнаруживать, что Лиля его не особо любит, – просто играет удобную для себя роль. Другое внутреннее «я» призывало не делать поспешных выводов, не поддаваться подозрительности, ревности и продолжать верить в то, во что верить хочется.