Донкихоты Вселенной
Шрифт:
С этими словами, сдерживая рвущийся наружу гнев, Великопастырь всех времен и народов вышел из зала, приказав снова заложить лошадей и ехать в Святикан.
На этот раз в карету запрягли свежих вороных коней, которые мастью своей подчеркивали зловещие черные одеяния слуг увещевания, часть которых сопровождала папия в обратном пути, а часть осталась в замке с Кашонием.
Встревоженный О Джугий, выполняя долг хозяина, провожал высокого гостя, понимая, что вызвал гнев владыки, но не желая поступиться ни своей честью, ни взглядами.
В этот час темное снежное облако заполнило
Папий раздраженно сел в карету, не опершись на протянутую руку О Джугия. Кони рванули, карета качнулась на рессорах и двинулась, всадники охраны поскакали ей вслед.
Заметив среди черных ряс алую мантию Кашония, О Джугий подошел к нему.
– Рад предоставить вам гостеприимство, ваша святость, - произнес он.
– Я здесь не в гостях, ваша доблесть, а служу Святому Увещеванию, будучи высшинским прокуратием этой Святой Службы.
– Кого же вы намереваетесь увещевать, хотел бы спросить?
– Вашу супругу, несравненную Лореллею, ваша доблесть, - смиренно ответил Кашоний.
О Джугий не поверил ушам. Он мысленно представил себе этого Кашония, лисьими шажками семенящего за шлейфом Лореллеи.
– В чем вы собираетесь увещевать мою жену?
– еле выговорил О Джугий.
– Признаться в колдовстве и общении с самим Сатаной, - елейно произнес Кашоний.
– Да как вы осмеливаетесь вести себя так в моем замке?
– вспылил великан.
– По велению Всевышнего, ваша доблесть, получившего в руки вещественное доказательство колдовства прекрасной адхимички, - смиренно произнес Кашоний.
– Где? Где она?
– в ярости закричал Горный рыцарь.
– Неподалеку от своей адской кухни, ваша доблесть, там нашлась весьма укромная каморка.
– Прежняя камера пыток! Негодяи! У нее же ребенок!
– Разлука с ним - одно из средств увещевания, подсказанное нам, слугам его, самим Всевышним в лице Великопастыря всех времен и народов.
– Сейчас же освободите ее! Я требую. А ребенка тотчас доставьте мне.
– Если бы я, ничтожный, мог противостоять воле Всевышнего, то с радостью выполнил бы ваше или несравненной супруги вашей желание. Но, увы, я лишь посох или плеть в руках Великопастыря. Ребенок останется на надежном попечении слуг СС увещевания, которые, уверяю вас, беседовать с ним не будут.
– Негодяй! Ты еще осмеливаешься издеваться надо мной и пытать мою жену разлукой с сыном! Тотчас освободи ее, или я разрублю тебя на части и выброшу их в пропасть хищникам в усладу!
– Ваша доблесть, сердцем своим понимаю вас, - вкрадчиво заговорил Кашоний.
– Право, не стоит рубить меня, поскольку под алой мантией у меня доспехи. Зачем тупить меч, который вы готовы выхватить из ножен? Лучше послушайте совет отца церкви, недавно испытавшего всю горечь ваших чувств. Догоните карету Великопастыря всех времен и народов и сообщите ему о своем согласии выполнить его поручение. Тогда и мы, смиренные слуги СС увещевания, не проявим настойчивости. Ведь мы тоже люди, душевно вам сочувствующие. Скачите с миром, доблестный рыцарь, - и он поднял
– Коня! Коня мне!
– глухим басом крикнул Горный рыцарь.
Кашоний задумчиво разглядывал свежие следы копыт на уже растаявшем снегу у ворот, закрытых за ускакавшим всадником. "Конец зимы, а она еще сопротивляется", - вздохнул он.
По самому краю пропасти, без дороги, по головокружительной круче, на привычном к таким спускам коне, из-под ног которого сыпались камни, спешил О Джугий наперерез святиканской карете, петляющей по горной дороге.
Горный рыцарь оказался ниже облаков много раньше, чем из-за поворота появились вороные кони и золоченая карета.
Всадник преградил ей путь.
Подскакавшие было наемники, узнав Горного рыцаря, отъехали в сторону. Кучер остановил восьмерку вороных, из окна кареты выглянул Великопастырь всех времен и народов. Он отнюдь не удивился, зная, как подчинять себе самых строптивых людей, к которым уверенно причислял и своего брата.
О Джугий спешился и подошел к карете.
Папий открыл дверцу и пригласил рыцаря занять место рядом с ним.
– Рад, когда благоразумие торжествует, - без улыбки сказал он вместо приветствия.
– Я вынужден принять твое поручение, но я требую немедленного освобождения Лореллеи.
– У Меня требовать ничего нельзя. Я могу услышать только мольбы.
– Но ты заинтересован в прекращении войны с лютерами?
– Да, на высказанных тебе условиях. Ты вернешься в Горный замок вместе с будущим настоятелем общинного монастыря, прощенным Мною Мартием Лютым, как раз ко времени приезда туда инозвездных, как ты убежден, профессоров. Твоя жена в этом случае достойно встретит их, как хозяйка замка.
– А если Мартий Лютый не приедет? Если он не доверится мне, страшась слуг увещевания с их кострами?
Великопапий пожал плечами.
– Все зависит от тебя, О Джугий. Слишком велика ставка выигрыша, чтобы не добиться его.
– Значит, Лореллея и ее ребенок останутся заложниками?
– Так ведь залог успеха - в верном расчете. И Я искренне желаю успеха тебе.
– У тебя нет совести!
– Что такое совесть? Слабость духа, не больше. Всем живым на Землии управляет страх. Позаботься, чтобы страх победил и в переговорах твоих с Мартием Лютым. Пусть страх этот заставит его покориться на сообщенных тобою условиях. И тот же страх поможет и ему держать в повиновении монахов трудовых общин, которыми надлежит охватить все государства, облачив в одинаковые рясы и королей, и пастухов.
– Но роскошь Святикана останется?
– Конечно, как источник страха, как алтарь поклонения и повиновения.
– Ты освободишь Лореллею?
– Только для встречи Мартия Лютого и инозвездных гостей.
О Джугий, не проронив больше ни слова, выпрыгнул из святиканской кареты, вскочил на подведенного ему коня и уже из седла крикнул:
– Хотел бы я, чтобы Мартий Лютый оказался легковерным глупцом!
И конь его поскакал назад к Горному замку.
Великопапий некоторое время провожал его взглядом, потом дал знак карете двинуться в Святикан.