Донор

– Пол!
– сказал я, когда отправил Даррел в Ригу.
– С нами приключилась беда в Поти...

Пол внимательно посмотрел на меня:

– Говори, Боринька!

Не м-могу, Пол!
– сказал я и заплакал беззвучно, и крупные слезы застучали по тарелке дождем.
– Может, было бы лучше, если б они нас убили.

– Говори, что случилось! На тебя смотрят...

Я выложил ему все. Даже то, как затащил ее в море, чтоб отмыть от чужой спермы.

Утром следующего дня на машине Пола мы поехали в Поти. За нами увязалась Кэтино.

– Зачем она нам, Пол?
– спросил я.

– Не знаю... Посмотрим.

В моей теннисной сумке лежало Полово ружье с десятком патронов. Пистолет Пол заткнул за пояс... По дороге мы заехали в Полову деревню. Нас накормили и приставили двух молодых грузин, которые забросили в багажник своей "Нивы" охотничьи ружья и отправились следом за нами.

"Будто на охоту собрались,"- подумал я

Мы добрались в Поти к вечеру. Стояла жара и пляж был полон. Я увидел домик на сваях и сердце заколотилось, болея. Я почувствовал, что плыву:

– Что-то плохо мне, Пол...

– Возьми бинокль, Боринька, и смотри!
– Сказал Пол строго и протянул старый морской бинокль.

Я поднес бинокль к глазам, стараясь потными трясущимися руками удержать и настроить его, и не смог.

– Хорошо!
– резюмировал Пол.
– Подождем, пока стемнеет, и пошлем к ним Кэтино... Опиши их, чтоб она могла узнать...

Когда Кэтино вернулась, стало совсем темно.

– Их там двое. Светлого парня с длинными волосами нет, - отчиталась она.
– Я спросила, нет ли у них аспирина?

– Ты просто Мата Хари, д-дорогуша!
– заметил я.
– П-пойдешь на п-повышение в КГБ?

Она добавила что-то по-грузински, и Пол перевел:

– Кэто говорит, что в стене дома выжжена большая дыра. Свежая, очень странная.
– Он помолчал: - Будем ждать.

Около десяти вечера Пол сказал: - Пошли! Оставьте ружья. Никакой стрельбы... Возьмите из моего багажника канистру с бензином, бичебо!

Мы приблизились к дому. Пол расположил под ним канистру и открыл крышку.

– Хорошо, - сказал я.
– Уходите! Я справлюсь... Если не взорвется, вернусь и выстрелю в канистру из ружья...

Они пошли к машинам, а я, подождав немного, густо смочил бензином широкий бинт и, погрузив свободный конец в канистру, медленно побрел к ближайшей дюне, удивленно разматывая непривычно мокрую марлю.

Пройдя метров десять я присел, вынул из кармана коробку спичек и сразу обрел спокойствие, недостававшее весь вечер. Я взглянул в последний раз на дом и увидел в стене странную дыру с ровными обожженными краями, о которой говорила Кэто, будто кто-то гигантской лупой выжег ее.

– Господи, прости меня!
– сказал я, все еще держа в памяти дыру, вынул спичку из коробки, еще раз взглянул на дом, едва различимый в темноте, и внезапно понял, что никогда не смогу зажечь спичку и поднести ее к скрученной полоске бинта, пропитанного бензином, какой бы сладостной ни была месть в этот миг для меня...

Я медленно вернулся к машинам. Взволнованный Пол сунул мне в руки ружье и что-то сказал по-грузински.

– Н-не помыкай, Пол. Я не могу убить человека, даже если очень хочется... М-мне не под силу... Я просто не смогу жить потом с этой н-ношей... Что бы ни сделали они с Даррел, кто дал мне право лишать их жизни? Кто, П-пол, говори?!

– Тогда я сам!
– сказал он, поднимая ружье.

– Нет! Т-те, кто готовы постоять за других, пользуются общественным т-транспортом...

– Ты просто интеллигентский придурок и кусок дерьма на дороге, Боринька!
– Пол поглядел, на месте ли патроны, и попытался отодвинуть меня в сторону.

– Нет! Не смей!
– сказал я, не обидевшись и опуская ему ствол...

– Ты куда засобирался?
– нервно спросил Пол, когда я повернулся к нему спиной.
– К ним что ли идешь прощаться... или извиниться решил?!

– Н-нет! Заберу канистру...

– Не суетись! Резо принесет...
– Он помолчал, а потом добавил жалостливо: "Прости, Боринька!" - и, размахнувшись, сильно ударил кулаком в лицо, стараясь не попасть в очки. Я отлетел в сторону, но сумел удержаться на ногах. Потом вдруг пляж поплыл куда-то вместе с Полом, кричащей что-то по-грузински Кэтино, машинами... Я упал, ткнувшись носом в песок... Подниматься не хотелось...

Всю осень, каждые две недели, я летал к Даррел в Ригу. Много раз мы встречались в Москве, в гостинце "Спутник". Ночью она забирала подушку и, наплевав на гостиничные строгости, шла ко мне по длинному коридору...

Однажды Кузьма пригласил нас поужинать в "Националь".

– Пы-пы хочу силно, - сказала она, наклонившись ко мне, когда ужин подходил к концу.
– Проводыть мэнья, пожалуста, туалэт, Рыыжэнкый.

Я все эти несколько месяцев умиравший от любви и почти переставший спать и работать, готов был идти с ней куда угодно.

– Даррел!
– любил повторять я.
– В нашем сумасшедшем романе мне не хватает страданий! Мне нужна безответная любовь. Мне надо мучиться, ревновать и каждый раз снова завоевывать тебя...

– Коому?
– она, по-прежнему, говорила, ставя ударение на первом слоге.

– Н-неважно! Хоть к машинисту тепловоза, что привез тебя в Москву. Мне страстно хочется притерпеть от тебя, если ты понимаешь о чем я...

Поджидая ее выхода из туалета, я слонялся от окна к окну в большом холле "Националя", автоматически прислушиваясь к разговорам иностранцев.

Вдруг все вокруг посветлело, притихли иностранцы, зазвучала негромкая музыка, мотив которой я никогда не мог разобрать, сильно подозревая, что это Бах: адажио из Первого концерта в до миноре...

– Простыытэ, что заставывшы ждат. Оочерэд. Как всэгда, нэ дозыыруют. .

– Д-даррел! Я тоже сквозану на минутку. Подожди чуток...

Меня не удивило отсутствие писсуаров. Я вошел в кабинку, сделал пи-пи и, махнув по привычке пенисом, стал возиться с молнией на брюках.

Дверь вдруг отворилась и, повернувшись, я увидел пожилую англичанку, переминавшуюся с поднятой юбкой. Мы молча уставились друг на друга, мучительно соображая, кто из нас ошибся...

– What are you doing in there, Sir?
– Спросила она, явно чувствуя свою правоту.

– I'm waiting for my girlfriend in there, - неуверенно начал я.

– Do you usually get very nervous before a meeting with your lady?

Я еще не понимал ее напора и спросил идиотски улыбаясь:

– Nervous? No, I never get nervous...

– In that case what are you doing in the ladies room?!
– Победоносно закончила дама, и я, поняв свою ошибку, бросился к выходу, продираясь сквозь толпу хохочущих иностранок.