Донос

– Помоги, – говорит – не дойду до кровати.

Взял его под руку – иди, а он не может. Не может он ногу передвинуть, боится шаг вперед ступить. Ноги как «столбы», опухшие, не передвигаются, не сгибаются, еле-еле, прямыми ногами, с моей поддержкой, дошел он до «шконки», а сесть не может, ноги не может согнуть – падает на кровать, ноги я ему закинул, лежит и плачет, плачет молча, слезы так и текут, он их и не вытирает.

– Избили, что ли? – спрашиваю.

– Какое там, «столбовой» приступ у меня, стоял долго в камере, там ни сесть, ни лечь некуда. Еле добрался сюда, в больницу направили.

И точно, в больнице я его видел, в рентген-кабинете сошлись, повеселел, двигается с трудом, но самостоятельно.

Вот только – вылечится ли?

Что же это за страна такая, что за народ такой выносливый и безразлично-терпеливый? Да, конечно, согласен, может, и не всё надо валить на обстоятельства, на терпение народное, и на себя не грех иногда оглянуться. Каждый из нас кузнец – и своей судьбы, и своей жизни. Ковать, наверное, надо качественней. Да и осторожней. Нельзя доверяться, оглядываться надо, бдительность, она и в Москве – бдительность.

Семь миллиардов, которые мне приписали – деньги немалые, чтобы спрятать их, замаскировать, отвести подозрение от «важняка», надежный надо иметь «громоотвод». Надежный и солидный, чтобы достоверней выглядело. А я уши развесил, потерял бдительность, вот и «наехали» умные люди.

Ковать судьбу надо, как и железо – пока горячо. И кое что уже проклевывается.

Допрашивали меня однажды в одном из кабинетов РУБОПА, там оперативников человек пять-шесть собралось. Ребята обсуждали между собой текущие дела. Время вечер, после девяти, а они еще на работе, где-то какую-то засаду намечают.

– В общем, жди, я за тобой заеду в двенадцать. Не проспи, – сказал, уходя, на прощание молодой капитан своему, видимо, помощнику.

Ночью, в двенадцать, а времени уже девять. Это при их то зарплате.

Маслов ушел к начальству обсудить протокол моего допроса, я сидел здесь же в кабинете, к тому времени многим, наверное, ясна была моя невиновность, они меня не стеснялись, да и не боялись, видать, огласки тайн своих через меня, обсуждали свои дела при мне.

– Вас, наверное, молодые люди, при ваших заработках, разговоры о миллионах да миллиардах в тоску вгоняют, – пошутил я неловко.

– Да нет, – спокойно ответил один из офицеров, – нам эти разговоры, как гинекологу осмотр женщины. Мы уже «атрофировались» к этой теме.

Вот так-то. А ведь семьи у них, дети, и жилья еще у многих наверняка нет, а вот ведь, смотри-ка, они и по ночам кого-то выслеживают. И не зарплаты ради.

Кто-то, значит, должен вычищать мусор и в мешках денежных.

Много, конечно, дерьма в органах, как и везде в нашей сегодняшней жизни, но есть у нас и вот эти молодые ребята, даже по ночам выслеживающие «крамолу». И очень я надеюсь, что эти её найдут, увидят.

И отличат. Где мошенник, а где – «громоотвод».

* * *

Вот уже несколько месяцев лежу я в постели – у меня отнялись ноги, я не могу ходить.

Дом наш на краю деревни, место красивое, тихое, чистое, рядом индивидуальные сады, совсем близко спокойная, глубокая и удивительно, по сегодняшним временам, чистая река Уча. До болезни, до всего, что произошло со мной за последние два года, здесь по садовым тропинкам у меня был вымерен круг в пятьсот метров, летом я по этому кругу бегал, а зимой прокладывал лыжню. Какая это радость – пробежаться утром по-морозцу по натоптанной лыжне, по белому снегу. Воздух в деревне настолько чистый, что снег за всю зиму даже не темнеет. Немного, наверное, таких мест в Подмосковье осталось.

В памяти неторопливо проплывает жизнь, пережитое, потерянное, приобретенное. Удивительно, всегда мечтал отдохнуть, поваляться в постели, никуда не спешить, не суетиться. А когда такое пришло – оказывается, ох как трудно это «ничегонеделание», трудно и тоскливо.

Так что же теперь – все, лежать и ждать? Ждать?

Нет, так не годится, не по-нашему это. Кризис прошел. Да, больно пока, ну и что? Потихоньку начинать надо оживать, да, вот здесь, прямо в постели. Силовые упражнения, сгибать-разгибать ноги, спину. Что там еще, ну-ка вспоминай свои упражнения!

Ничего, не ты первый, не ты последний. Ходить, надо ходить – по стенке, с палочкой, но ходить и ходить, не торопиться, не опережать возможности, спешить нам некуда. Ничего-ничего, главное не раскисать, не впадать в панику, здоровье, оно ведь мое здоровье, а раз мое, никто за меня о нем не позаботится. Поднатужимся, расходимся, еще и до лыж доберемся.

Давай, а что, вот прямо сейчас и начнем, пока никого нет дома. Без «ахов и охов».

Не торопись, спускай ноги спокойно, так, сразу на обе пятки, теперь на обе ступни, взял палку, ну, с Богом, встаем, держись за стенку, пошли.

Ходить нестерпимо больно, но что делать, не ждать же в самом деле какого-то конца! Хотя, о чем это я? Конец в моем положении не какой-то. Конец в моем положении один.

Ходить по нескольку раз в день, ежедневно, еженедельно, ходить и ходить, нагружать ослабевшие ноги, и – ходить, ходить, ходить.

Первые месяцы ушли на простое передвижение, на силовую гимнастику с гантелями. Главная нагрузка – на ноги, на спину. Наконец, научился приседать. Да, научился, хотя когда-то приседал по пятьдесят раз за одно упражнение.

Ноги вроде чуть окрепли, передвигаюсь уже без стенки.

Еще несколько недель беспрерывной напряженной силовой работы и вот – хожу без палки. Теперь не торопиться, закрепить, привыкнуть и – ходить, ходить.

И снова несчастье, неосторожно уронил одну гантель – восемь кило – на ногу, прямо ударил по большому пальцу, боль нестерпимая, но это твоя вина, ходить стало еще больнее, но ходить, ходить! А главное – дошло. Раз боль, значит живое, значит нога оживает, уже и боль чувствует!

Снег выпадет, начнем и на лыжах учиться. Как хорошо бежалось когда-то на Уктусских горках. И здесь, среди садовых плетней и заборчиков круг у меня тоже интересный. Сам сочинял!