Доплыть до грота (сборник)

– Ты сам это видел?

Но одну правдивую историю я все-таки ей рассказал. Историю про дом, в котором мы живем. История и правда необычная. Дом построила моя двоюродная бабушка, тетя Галя. Потому что ее сына Генку, моего дядьку, посадили. Ему было пятнадцать лет. Какие-то мужики попросили его постоять на «шухере», пока они воруют сметану на молокозаводе. Пообещали дать стакан сметаны. Время было послевоенное, стакан сметаны – это же такое богатство! Их поймали. И всем влепили большой срок, потому что после войны за кражу государственного имущества очень сурово наказывали. Генке дали пятнадцать лет. Я помню, как плакала моя мама, когда получила от тети Гали письмо:

– Стакан сметаны! Стакан сметаны! – причитала она, раскачиваясь на стуле.

Тетя Галя воспитывала Генку одна, его отец погиб на войне. Я до сих пор думаю: пятнадцать лет – как же бесконечно много, когда у тебя никого больше нет. Стакан сметаны, и пятнадцать лет в тюрьме, и вся жизнь под откос. Наверное, это такое отчаяние, такая беспросветная мука, что только так и можно было справиться: начать строить хороший каменный дом для сына, который в тюрьме.

Генку тетя Галя не дождалась. Умерла за два года до его освобождения. Когда мы приехали на похороны, дом уже стоял и вокруг него был заложен сад. Генка вернулся и прожил здесь всю жизнь один, так и не женившись. Не знаю, почему он оставил дом мне. Может, просто у него никого больше не было.

После этой истории Зоя попросила у меня стакан сметаны. Съела ее с сахаром.

Вечерами, когда Зоя засыпает, я сажусь у окна, пью чай, смотрю на звезды и на море, разглядываю ряды Зоиных шишек. Вдруг вспоминаю, что она обляпалась мороженым, надо постирать кофту. Перед закладкой в машинку приходится хорошенько вытряхивать ее одежду. В карманах всегда много мелких камешков, песка и семян. Шишки согреваются от тепла Зоиных рук, раскрываются в карманах, и семена выпадают. Я долго разглядываю мелкие темно-коричневые зернышки. Жалко их выкидывать, все-таки деревья, будущая жизнь. Я закапываю семена в большой горшок с Таниной толстянкой, которую она привезла сюда. Почему-то ей дорог этот цветок. Может быть, его подарила ей дочка, Зоина мама? Я никогда не спрашивал. Вылил в горшок стакан воды. Наверное, надо толстянку поливать хоть изредка…

Две недели назад Таня возилась с розами в саду и вдруг упала. Нам повезло. Таня может часами возиться с розами, а я часами читать, а Зоя – рисовать одежду своим бумажным куклам. Но тут у Зои сломался карандаш. А остро, очень остро точить карандаши умеет только Таня. И Зоя выбежала в сад. И увидела, как Таня падает и что-то мычит.

Нам повезло. Я был дома. Я читал «Доктора Живаго» и сразу вышел на Зоин крик. Она часто кричит и визжит. От радости, от страха, от боли. Я привык не реагировать. Она очень эмоциональный ребенок, Таня все время ей говорит:

– Тише, Заинька, тише.

Но этот ее крик… он был таким, что я тут же вскочил.

Нам повезло: скорая приехала быстро. Прямо вот за семь минут. Я смотрел на часы. При инсульте часто время решает всё. Мне постоянно говорят это теперь: соседи, интернет, Танины подруги, которые звонят почти каждый день.

Нам не разрешили поехать на скорой. Мы остались с Зоей вдвоем.

Удивительно, как пустеет пространство, когда из него уходит дорогой тебе человек. Еще лежали на земле свежими заплатками осыпавшиеся лепестки роз. Выкипал чайник, который я поставил как раз перед тем, как Зоя поднялась со своего места, чтобы выйти в сад. Рассыпанные карандаши, недорисованное платье, брошенный Пастернак.

Конец ознакомительного фрагмента.