Дополнительный человек
Шрифт:
Я просмотрел «Плейбой». Девушки были такими хорошенькими и такими отмытыми, что у меня действительно случилась эрекция. Тетушка знала, о чем говорила. А может, это произошло просто потому, что она заронила в мое сознание эту мысль. Я собрался было отправиться в ванную и заняться мастурбацией, но из-за слишком плотного обеда закрыл глаза и с удовлетворением задремал.
После того как я поспал, мы уселись за столом на кухне и сыграли в голливудский джин, три игры на две сотни. Старушка болтала о разных вещах, в том числе об итальянце, который ухаживал за ней.
– Я встретила его в библиотеке несколько недель назад. Он ходил за мной не отставая. Я спросила: «Что вам нужно?»
Моя тетушка использовала колдовской орешек для всякого нездоровья, а «малышка» [12] было ее словечком, обозначающим гениталии, хотя оно могло обозначать и все вокруг, я неуверен. Само словцо было комбинацией «ruches» (на идише – задница) и пиписки, [13] так что обозначало оба понятия разом, попеременно или вместе. С самого детства она говорила со мной о сексе и своей малышке и велела есть картошку, чтобы мой petzel стоял.
Об итальянце я сказал, не желая, чтобы она потеряла возможного друга:
12
Англ.tussy.
13
Англ.pussy (англ.).
– Может быть, у него не много денег. Телевизор – дорогой подарок.
– Ну, в таком случае он не может рассчитывать на дружбу милой чистенькой леди, вроде меня.
Мы продолжали болтать и играть в карты, и я обнаружил, что снова люблю свою тетушку. После того как умерла мать, я утратил контакты с остальной семьей. Не отвечал на приглашения, и в результате они перестали приходить. Я вроде как притворялся, что у меня нет семьи, что достаточно далеко от правды – у меня полно родственников. Хотя потерять с ними контакт не составило труда. Все мои дедушки и бабушки умерли еще до того, как умерли родители. А тетушки, дядюшки и кузены мне никогда по – настоящему не нравились. В любом случае я всегда был оригиналом. Но я испытал чувство вины оттого, что пренебрегал своей тетушкой, не считая случайных телефонных звонков.
Я уже почти выиграл две сотни в первой игре, нужна была только еще одна карта. Я ждал, когда старушка откроет карты, но она мешкала. Я принялся трясти ногой.
– Немедленно прекрати, – сказала она. – Так делают больные люди в метро. Я из-за этого нервничаю.
Я выиграл первую игру, а она вторую. Мы всегда были равны в картах. Теперь третья игра близилась к окончанию. Я попытался сконцентрироваться, но она начала спрашивать меня о Генри. Утром, когда она звонила, он подошел к телефону. Я объяснил,
что это мой сосед по квартире.– Сколько ему лет? – спросила она.
– Думаю, под семьдесят.
– Он был когда-нибудь женат?
– Нет.
– Он fagala?
Она быстро соображала, задавая вопросы по существу, на которые я сам терпеливо ждал ответа. Но я не хотел расстраивать ее и говорить, что до сих пор не определил сексуальной принадлежности Генри; в ее сознании это означало бы гомосексуальность. Так что я сказал:
– Нет, он был обручен десять лет, и у него полно подруг-леди.
– В таком случае у него должны быть деньги.
– Ну, на самом деле нет. Они сами за все платят.
– Они платят? Он донжуан! Где он берет этих женщин?
– Это дамы из высшего общества. Он сопровождает их на обеды, на спектакли, вот так.
– Тогда он богат. Если мужчина не платит за женщин, это означает, что у него есть деньги.
– На самом деле нет. Он живет очень скромно. Спит на кушетке и сдает мне комнату. Стирает рубашки в ванной, чтобы сэкономить деньги.
– Когда так тратят, значит, есть деньги. Он заставляет тебя платить по полной, а его подруги платят за обеды. Может быть, они даже дают ему немного на расходы. Он настоящий ловкач. Потребитель.
Моя тетушка была классическим примером человека, вмешивающегося во все. Это было еще одно качество, которое в сочетании с любвеобильностью делало ее черной овцой в нашей семье. Она всегда умела настроить родственников друг против друга. И хотя все, что она говорила о Генри, могло быть правдой, я не позволил ее комментариям засесть у меня в голове. Даже если я оплачивал ренту полностью, это все равно было очень дешево.
– Он не потребитель, – спокойно сказал я.
– Русские все потребители, – отозвалась тетушка, почувствовав, что я не хочу, чтобы Генри обливали грязью. Так что она плавно перевела разговор на русских, которые в большом количестве проживали в Куинсе. – Мне приходится сражаться с ними каждый день, – продолжала она. – Они называют Сто восьмую улицу маленькой Москвой… А еще они распаковывают пакеты и, стоя в проходах, едят. Они как вареные мухи. Приходится их расталкивать. Они мерзкие. У женщин животы вот досюда. – Она сделала движение рукой, указав на середину стола. – И все они в меховых шубах, но при этом сидят на карточках! Шубы и карточки. Они используют Америку. Мои родители так не поступали.
Тетушка была на сто процентов русской еврейкой, но не выносила новых иммигрантов. Я подумал, как странно, что они с Генри так похожи и в то же время абсолютно разные. Он любил русских. Она ненавидела русских. Он происходил из богатой, истинно американской семьи и служил эскортом для престарелых богатых женщин, Она происходила из бедной еврейской семьи и была эскортом для престарелых богатых мужчин. Оба спали на кушетках. Оба были старые, но полны жизни, несмотря на возраст. Злость на русских помогла старушке в игре – она по-настоящему разгромила меня в последние несколько сдач. Я проверил колоду, чтобы посмотреть, какие карты мог бы взять, и она выговорила мне:
– Никаких переигрышей.
Она выиграла роббер с большим преимуществом. Мы оба устали. Пришло время уходить. Она набила мне полную сумку еды, предварительно завернув все в фольгу и разложив по маленьким полиэтиленовым пакетам, да еще для безопасности перевязала их скотчем. Это была чертова уйма еды.
– С таким запасом я до Манхэттена не проголодаюсь, – пошутил я, довольный. – Только зачем было так заворачивать, – добавил я, понимая в то же время, что она пытается избавиться от сотен пакетов и пакетиков, которые сберегла; тетушка была дитя депрессии.