Дорога без привалов

2. В одной бригаде

Войдя в комнату начальника цеха, он аккуратно притворил за собой дверь, потом шагнул к столу — высокий, ссутуленный, грузный. Тронув седой ус, спросил тихо и вежливо:

— А что, отменяются разве советские законы?

— То есть как… где это?

— А вот так, в цехе у нас.

— Ты о чем это, Петр Николаевич?

— А есть такой советский закон, в песню даже переложен: «Молодым везде у нас дорога, старикам везде у нас почет».

— Ну?

— Ну вот. Я и говорю… Простите, конечно, старика, только обидно мне…

Он волновался и оттого говорил как будто нескладно. Начальник цеха понял лишь одно: старый литейщик недоволен тем, что расценку работ в нарядах нормировщик стал ему понижать.

— Проверю, — сказала начальник цеха. — Восстановим. Не обидим. Все у вас, товарищ Грачев?

Петр Николаевич глянул на него, чему-то удивляясь, но не выдавая своего недовольства, ответил с вежливым поклоном:

— Спасибо… Пойду я?

Он ушел. А обида на душе осталась. Не понял его начальник цеха. Не о том была речь. Деньги, конечно, — деньги. Только не в них дело. Совсем не в них! Не расспросил ты, начальник цеха, старика, не допытался, отчего ночами он спать плохо стал, старуху бессонницей измаял — душу горечь мутит.

А корни у той горечи не сегодня проросли.

… В 1943 году в литейную бригаду Петра Николаевича пришли два молодых формовщика — Федор и Василий. Только-только, с полгода назад, они окончили ремесленное училище. Обоим — по шестнадцати, оба бойкие на язык и охочие до дела. Особенно Федор. Глаза у парня цепкие и ум, видать, хваткий. Любопытный, всюду норовит нос свой сунуть.

Пареньки старались. Работа в бригаде шла исправно. Правда, молодые формовщики казались Грачеву слишком уж быстрыми на дела, слишком беспокойными. Старик любил размеренный порядок — чтобы все текло мерно, солидно, наверняка. А хлопцы были хлопотливыми, нетерпеливыми, им казалось, что работа идет недостаточно быстро, что все можно делать как-то по-иному. Как — этого они не знали точно. Но все время чего-то искали, словно мало им было того, что дано. «Жаденькие», — определил Петр Николаевич.

Однажды Федор подошел к Грачеву:

— Надумали мы одно дело хорошее. Людей на заводе не хватает, война. Давайте обрубщика из бригады высвободим. Мы без него справимся.

Петр Николаевич согласился. Осталось в бригаде четыре человека. Сам Грачев плавил и разливал металл, а хлопцы под руководством Егора Петровича Бурашникова готовили формы. Петр Николаевич в дела формовщиков особенно не вмешивался. Литейщик должен заботиться о металле, а как там формы готовят — ему не шибко важно: лишь бы хорошие были.

И вдруг — еще новость: ребята заявили, что они с формовкой могут вполне справиться вдвоем. Цеховое начальство подумало и перевело Бурашникова в чугунолитейное отделение. Мастер он опытный, принесет пользу и там, а Федор и Василий пусть работают самостоятельно.

Тогда впервые сердце Петра Николаевича тронуло смутное беспокойство: «Негожими, что ли, мы, старики, становимся?» Но чувств своих он не выдавал и к ребятам по-прежнему относился по-отечески, умел быть добрым, умел и пожурить и, бывало, прикрикнуть.

Федор и впрямь был «жадненьким». Мало того, что овладел мастерством формовщика, — он и к литейному делу стал приноравливаться. Петру Николаевичу было приятно, что парень любознателен, и старик, не тая, помаленьку открывал ему накопленный десятками лет опыт.

Весь свой век Петр Николаевич провел у горячих тагильских печей. А век у него был долгий: родился Грачев в 1879 году. Всего повидал. Демидовскую выучку прошел, военную разруху вынес, советское хозяйство поднимал. Он с 14 лет, с девяностых годов прошлого века, работал на медеплавильном заводе. После революции стал сталеваром. Когда начали строить Магнитогорск, Грачев снова взялся за цветное литье: нужно стало. Так и людям пояснял:

— Меня обратно в литейщики не кто-нибудь — партия поставила, — и рассказывал, как призвали его к этой вот печке-старушке, чтобы «американцам нос утереть».

— Магнитогорск, значит, строили. Великан завод. Надо было к магнитогорским домнам отлить холодильники и фурмы. Такие, чтобы красной меди в них было девяносто девять и пять десятых процента. Не меньше.

Медь, видишь ли, она чем чище, тем теплопроводней. Ну, только трудно это — с таким процентом литье изготовить. Кто-то, уж не знаю кто, обратился за советом к иностранцам. А те ответили, что, дескать, джентельмены, зря не майтесь: такую музыку отлить могут только люди с очень высокой специальностью, и потому советуем обратиться с заказом в Америку или, может, в Германию. Нам, понятно, такой ответ не понравился. А про себя скажу — рассердился я, просто зло меня взяло. И я напомнил товарищам, что смолоду медь плавливал и, если такое дело, снова готов. Вот тогда меня и пригласили в этот цех.

Рассказывать Петр Николаевич любил. Говорил он не торопясь, плавно, слова подбирал быстро, и слушать его было приятно.

— Пришел я, значит, в цех. Печку переложил. Стал лить — не получается. Больше олова добавил, до одного процента довел — снова не получается. Растет металл, словно тесто. Брак. Скандал!

А очень хотелось доказать этим самым джентельменам… Ну, про все рассказывать долго. Скажу только: все-таки стал я фурмы отливать. Получилось. Но меди — девяносто девять процентов. Чуть недостает. Однако и это победа. Даже какой-то профессор приезжал. Три дня у моей печи провел.

Но только у меня душа все равно болит: полпроцента олова сбросить надо. Меня хвалят, а я не радуюсь: не довел до конца. Мне же партия доверила. Как можно подвести? Я к начальнику цеха:

— Давайте попробуем, я без олова лить стану.

А он:

— Нет, что ты! Запорешь!

Ну, ни в какую… А я про себя: «Дай попробую. Ну, брак. Ну, не повесят же меня…» И попробовал. Тайно, значит, тайком отлил. И получилось хорошо. Я бегом в лабораторию, чтобы анализ сделали. Сделали. Девяносто девять и семь десятых! А они говорят: в Америку. Эх!.. Я этой Америке самолично нос утер. После инженер один говорил, что этим мы государству нашему сэкономили семьдесят шесть тысяч золотых рублей. Я в партийный комитет тогда пришел и сказал:

— Задание ваше, товарищи, выполнил. Это принимайте как подарок моей партии.

Из Нижнего Тагила в Уральский обком партии пошел рапорт: «Заказ Магнитогорска выполнен раньше срока. Три дня назад вынута из тисов последняя медная фурма для доменных печей социалистического гиганта. Рабочие и инженерно-технические работники показали образцы большевистской настойчивости и упорства в овладении передовой техникой. Вопреки утверждениям американских специалистов, предлагавших сдать заказ за границу, они блестяще добились безукоризненного выполнения наиболее сложной части заказа».