Дорога без привалов

Иногда в предпраздничные дни, накануне больших событий редактор звонил ему, чтобы узнать, не порадует ли Павел Петрович читателей газеты новым сказом. Звонил обычно ночью — знал: именно в то время, когда замирает большой работящий город, Павел Петрович, стоя у высокой конторки, выстукивает свое заветное на машинке (писать ему было трудно: глаза уже видели очень плохо). И приглушенный расстоянием и ночью голос в телефонной трубке отвечал обычно:

— Да вот что-то выстукалось… Не знаю, как получилось. Завершающие фразы никак не собью…

Он ушел от нас в декабре 1950 года, не успев исполнить многих больших задумок. Но осталась после него щедро наполненная самоцветными сказами «Малахитовая шкатулка», лучшая из книг писателя, по праву занесенная народом в сокровищницу русской словесности,

1964 г.

ЗОЛОТОЕ ЯДРЫШКО

Это — не о произведениях Ликстанова. Это о нем самом короткие заметки, подсказанные памятью и его письмами.

Прошедший нелегкую, многотрудную жизнь, отведавший тягот и радостей морской службы, тридцать лет отдавший работе в газете, Иосиф Исаакович Ликстанов был прежде всего тружеником вообще, а уже потом тружеником-писателем. Он много повидал и с одинаковой свободностью мог войти в матросский кубрик и в литературный салон, в мастерскую камнереза и лабораторию ученого.

Умея вжиться в любую обстановку, обладая художническим даром внутреннего перевоплощения, он и в произведениях своих умел создать неповторимую, своеобразную атмосферу жизни. Каждая из его книг имеет свой аромат. Овеянные светлой романтикой «Приключения юнги» пахнут вкусным флотским борщом и соленым раздольем моря. В боевитой, задорной повести о Малышке носится сладковатый запах машинного масла и смоляной дух свежесрубленного дерева. «Зелен-камень» пахнет и тайгой, и плесенью заброшенной Клятой шахты, и затхлостью халузевского дома. В «Первом имени» чудятся мне дымные запахи могучего Тагила. А со страниц «Безымянной славы» веет дорогим сердцу каждого газетчика ароматом типографской краски.

Конечно, это мои личные ощущения. Другой воспримет по-другому. Но важно, что каждая из книг Ликста-нова по-своему отчетливо колоритна и памятна, и в каждой, несмотря на единый писательский почерк, — сгусток особых, присущих только данной книге черт, выписанных с глубоким знанием той или иной профессии.

Ликстанов очень много знал. Во времена так называемых энциклопедистов было сравнительно нетрудно иметь энциклопедические знания. В наше время — крайне трудно. И однако Иосиф Исаакович именно такими знаниями обладал. Жажда познавать — одна из сильнейших писательских страстей — была у Ликстанова неодолимой.

А ведь в детстве и юности учиться толком ему не пришлось.

В архиве отдела творческих кадров Союза писателей СССР читал я его автобиографию:

«Родился я в 1900 году, в начале следующего года умер мой отец, Исаак Ликстанов, портной. Мать моя осталась с девятью ребятами на руках без средств к существованию… Стиркой белья, дачей обедов и тому подобными малодоходными занятиями она добывала хлеб. Скудным и неверным он был. Неудивительно, что мы, дети, часто слышали из уст матери: «Скорее становитесь на ноги, скорее начинайте зарабатывать».

Учение молодого Ликстанова в коммерческом училище родного города Сумы прервал 1917 год: юноша окунулся в работу молодежных организаций и, как он пишет, «почти незаметно для самого себя стал работником сумской газеты «Коммунар» и красноармейской газеты «Красная звезда», да так и проработал журналистом до 1948 года».

Десять лет он отдал военно-морской печати, сначала в Севастополе, затем в Ленинграде, Кронштадте — оморячился совсем. А в 1930 году переехал на Урал: его давно манили дальние края. Уже через два года он напишет своему ленинградскому другу: «Мои мечты о Д. Востоке, о Великом океане, о Сахалине померкли. Надолго ли? Свердловск затягивает своим ростом, своими перспективами… своим промышленным разворотом».

С головой уходит Иосиф Исаакович в горячую бучу пятилеток. «Социалистическая реконструкция уральской промышленности, строительство Урало-Кузнецкого комбината, — рассказывает он в автобиографии, — дело героическое и невероятно трудное захватило меня на годы и годы».

Он много ездит по заводам и рудникам, пишет о строителях, металлургах, горняках, металлистах, под очерками, корреспонденциями и фельетонами «Уральского рабочего» все чаще появляются подписи: И. Ликс-танов и И. Кожан, его постоянный псевдоним.

А как же море, далекое, родное море молодости? Неужто забылось, заслонилось увиденным новым?.. Еще в Ленинграде «с легкой руки В. Вишневского» Иосиф Исаакович печатал в военно-морских журналах литературные очерки. И бродили в голове задумки насчет повести.

Уже перед самой войной, в 1940 году, он за эту повесть сел основательно. Ночами отодвигал от себя наседавшие крепко дневные заботы, отодвигался с ними и Урал, и — волшебство слова! — снова «Вокруг все было необычайно: серое небо низко висело над взлохмаченным морем, не переставая дул ветер, волны закипали белой пеной, и чем дальше уходили гранитные стенки гавани, тем выше становились волны…» [3]

3

Цитаты из писем И. И. Ликстанова — по публикации в журнале «Урал», № 8, 1970 год.

То был взволнованный и удивительно чистый, светлый рассказ о маленьком юнге со старого блокшива Вите Лескове и его нечаянном друге Мите Гончаренко, об их приключениях на море во время учебно-боевых маневров под флагом самого наркома о храбрых, умелых и добрых людях советского военного флота. Рассказ о детстве. О том, что детство — прекрасно.

То было рождение Писателя. Только об этом никто не знал — ни читатели, ни даже издатели. Рукопись застряла в Свердлгизе, потом началась война, и автору стало не до повести.

В войну-то я и увиделся с ним впервые. Получив возможность побывать в Свердловске, я прибежал в редакцию «Уральского рабочего», чтобы повидать одного дорогого мне человека. Разговаривая с ним в большой редакционной комнате, я ощутил на себе чей-то упорный, внимательный взгляд. Невысокий, крепко сбитый мужчина с густой шапкой вьющихся волос, сидя за одним из письменных столов, рассматривал меня с упрямым любопытством. Мне сделалось малость не по себе: он увидел и понял во мне все — и почему встопорщилась на мне новенькая офицерская шинель, и отчего не скрипят мои совсем не офицерские, кирзовые сапоги, и почему кривовато сидят мои очки. Он не сказал ни слова, кроме какой-то обычной приветственной фразы, но нутром я почувствовал накал его пытливой, хотящей во все проникнуть мысли.

Позднее этот ликстановский взгляд я наблюдал уже со стороны много раз. Увидев человека еще незнакомого, Ликстанов как бы стушевывался, сжимался, стараясь сделаться незаметным, и напряженно и пристально всматривался в незнакомца, оценивая его.

После войны я пришел работать в ту же газету, в мы сблизились.

Повесть «Красные флажки» Свердлгиз выпустил в 1943 году. Сразу же она была переиздана в Москве Детгизом под названием «Приключения юнги». Ликстанов заканчивал работу над «Зелен-камнем», уже читал отрывки из новой вещи. Теперь эту своеобразную, насквозь уральскую приключенческую повесть знают многие. Но интересно, как в то время писал о ней и о себе сам автор все тому же ленинградскому Другу: