Шрифт:
Heather Morris
Cilka’s journey
Copyright © Heather Morris, 2019
Издательство АЗБУКА®
Моим внукам Генри, Натану, Джеку, Рейчел и Эштону.
Никогда не забывайте об отваге, любви, надежде, подаренных нам теми, кто выжил, и теми, кому не довелось выжить.
Этот роман о Сесилии (Силке) Кляйн основан на рассказе не только Лале Соколова, татуировщика из Освенцима, который знал ее по Освенциму-Биркенау, но и других людей, знакомых с Силкой, а также на моем собственном расследовании. И
Дополнительная информация о Сесилии Кляйн и ее семье, а также о ГУЛАГе приводится в конце данной книги. Надеюсь, что после ее опубликования появятся новые подробности о жизни Силки и знавших ее людях.
Хезер Моррис,
Глава 1
Восемнадцатилетняя Силка непонимающе смотрит на возвышающегося над ней солдата из армейской части, которая вошла в лагерь. Он что-то говорит по-русски, потом по-немецки:
– Ты свободна. Du bist frei.
До нее не сразу доходят его слова. Единственные русские, которых она до этого видела в лагере, – военнопленные, истощенные, голодающие.
Неужели такое возможно и свобода действительно существует? Неужели этот кошмар закончился?
Не дождавшись ответа, солдат, нагнувшись, кладет руки ей на плечи, и Силка вздрагивает.
– Прости, я не хотел тебя напугать, – произносит солдат на плохом немецком и быстро убирает руки, потом догадывается, что она его не понимает, и медленно повторяет: – Ты свободна. Ты в безопасности. Мы – Советская армия, и мы пришли сюда помочь тебе.
– Я понимаю, – шепчет Силка, плотнее запахивая на хрупкой фигурке пальто.
– Понимаешь русский? – (Силка кивает, ведь она выросла там, где говорили на русинском языке, одном из восточнославянских.) – Как тебя зовут? – ласково спрашивает он.
Силка смотрит солдату в глаза и отвечает ясным голосом:
– Я Сесилия Кляйн, но друзья называют меня Силка.
– Красивое имя, – говорит он.
Так странно смотреть на такого здорового мужчину, не являющегося одним из ее тюремщиков. Эти ясные глаза, полные щеки, светлые волосы, выбивающиеся из-под фуражки.
– Силка Кляйн, откуда ты родом?
Воспоминания о прежней жизни потускнели, затуманились. В какой-то момент ей стало чересчур мучительно вспоминать о жизни с родными в Бардеёве.
– Я из Чехословакии, – отвечает она прерывающимся голосом.
Силка сидит в блоке, пододвинувшись как можно ближе к единственной печке. Она понимает, что успела привлечь к себе внимание. Других физически крепких женщин, в том числе ее подруг, эсэсовцы принудительно выдворили из лагеря уже несколько недель назад. Оставшиеся узницы – ходячие
скелеты, больные или совсем дети. И есть еще Силка. Оставшихся должны были расстрелять, но, торопясь убраться вон, нацисты бросили их на произвол судьбы.С солдатами пришли, как слышала Силка, представители контрразведки, хотя она не понимает, что это значит, чтобы решить задачи, которые не входят в обязанности армии. Эта организация призвана поддерживать закон и порядок, в особенности когда речь заходит о любых угрозах для Советского государства. Как сказал ей один солдат, они опрашивают каждого узника с целью определения его статуса во время заключения в лагере: не сотрудничал ли он или она с нацистами, не работал ли на них. Отступающая германская армия считается врагом Советского Союза, и любой, имеющий к ним отношение, по умолчанию является врагом Советского Союза.
В блок входит солдат:
– Пойдем со мной!
Он указывает на Силку, хватает ее за правую руку и заставляет встать.
На протяжении нескольких недель она видит, как других девушек уводят на допрос, и это вошло в распорядок их блока. Настает очередь Силки. Ей всего восемнадцать лет, и она лишь надеется, что они поймут: у нее не было выбора, и, чтобы выжить, пришлось подчиниться. Не было выбора, помимо смерти. Она лишь надеется, что вскоре сможет вернуться домой в Чехословакию и жить дальше.
Силку приводят в здание, где размещается штаб Советской армии. Силка робко улыбается четверым мужчинам, сидящим в комнате напротив нее. Они здесь, чтобы наказать ее жестоких тюремщиков, а не ее. Настали хорошие времена, не будет больше потерь. Но ее улыбка остается без ответа. Она замечает, что их форма немного отличается от формы военных, оставшихся снаружи. На плечах у них погоны с синим кантом, лежащие на столе перед ними фуражки того же цвета с красной полосой.
Один из них в конце концов улыбается ей и ласково произносит:
– Скажи, пожалуйста, как тебя зовут?
– Сесилия Кляйн.
– Откуда ты родом, Сесилия? Страна и город.
– Я из Бардеёва в Чехословакии.
– Дата твоего рождения?
– Семнадцатое марта тысяча девятьсот двадцать шестого года.
– Сколько времени ты пробыла здесь?
– Меня привезли сюда двадцать третьего апреля тысяча девятьсот сорок второго года, мне только что исполнилось шестнадцать.
Офицер молча изучает ее:
– Много времени прошло.
– Здесь – это целая вечность.
– И что ты делала здесь с апреля тысяча девятьсот сорок второго?
– Старалась выжить.
– Да, но как ты это делала? – Он наклоняет голову, глядя на нее. – Ты не похожа на голодающую.
Силка не отвечает, теребя руками кончики волос, которые она подрезала несколько недель назад, когда ее подруг отправили из лагеря.
– Ты работала?
– Я работала, чтобы остаться в живых.
Мужчины обмениваются взглядами. Один из них берет листок бумаги, делая вид, что читает, а потом говорит:
– У нас рапорт на тебя, Сесилия Кляйн. В нем говорится, что ты сохранила себе жизнь, занимаясь проституцией с врагом.
Силка молчит, с трудом сглатывает, переводит взгляд с одного мужчины на другого, пытаясь понять смысл их слов, угадать, что они ожидают услышать в ответ.
– Это простой вопрос, – произносит другой. – Ты спала с нацистами?
– Они – мои враги. Я была их узницей.
– Но ты спала с нацистами? Нам сказали, что да.
– Как и многие другие здесь, мне приходилось делать то, что велели мои тюремщики.