Дорога к Дао
Шрифт:
– Их… тоже в ошейники? – Сергей дрожал от ярости, ненависти и боли. – Ты что-то с ними сделал? И откуда здесь Занда?
– Занда? Так ее звать? – равнодушно вздохнул колдун. – Да она уже была здесь. Вроде как ее обвинили в причастности к убийству жениха. Вместе с твоей Абиной теперь сидит.
– А что будет с геренаром? С его женой и братом? Где они? Ты убил их?
– Да зачем?! – улыбнулся Гекель. – Они будут работать на меня! Заклинание подчинения срабатывает не всегда. Кое-кто сходит с ума, и приходится их убивать. Кто-то из троих выживет – он и будет править Союзом. Под моим руководством. Все выживут – тем лучше! Значит, так тому и быть. Я хотел сразу заняться их мозгами, но решил отложить это дело на сутки – нужно отдохнуть, тогда вероятность успеха выше. Зависит от силы колдуна.
– Я могу подумать?
– Собираешься попытаться бежать? – усмехнулся Гекель. – Бесполезно, ты же пробовал! Надеешься на помощь извне? Нет, не выйдет. Сейчас я займусь геренаром, если он не выживет – его братом и женой. По закону власть после смерти геренара переходит к его жене. Или брату, если жена мертва. Ну а если со всеми не получится, тогда… тогда будем уже думать, что делать. Но, будь уверен, – все получится как надо. А пока повиси да подумай. Но не долго. Я приду завтра, и к тому времени ты должен принять решение.
– Если я все-таки откажусь? Что ты сделаешь?
– Будешь сидеть на цепи, в ошейнике. А еще, когда мне захочется получить от тебя информацию, я буду приглашать твою подругу и эту самую Занду и пытать прямо при тебе. А могу сделать даже интереснее – связать их колдовством, и они сами будут себя резать у тебя на глазах. И это ты будешь виноват, не я! Да демон тебя задери – мне самому не нравятся такие штуки! Зачем ты заставляешь меня делать это? Я не получаю удовольствия от пыток, но я должен двигаться к Великой Цели, а ты мне мешаешь, ты противишься! Ну что тебе стоит просто принять мое предложение и жить как положено! И подруги будут целы! Можешь спать с ними! Хоть по очереди, хоть сразу с обеими! Тем более что теперь у тебя мужское тело…
Интересно, Ханар, оно работает так, как положено? Сомневаюсь. Скорее всего, если разрезать ему живот, мы увидим все, что положено иметь женщине – матку, яичники. Внешне он мужчина, внутренне – женщина. Хотя… все может быть. Я не сталкивался с такими случаями. Только читал о них. Тут нет мерцающих, негде было познакомиться ближе. Возможно, что мозг этого человека создал и внутренние органы такими, какими положено быть у мужчины. Вскрыть бы его… очень интересная научная задача!
Да не бойся, Серг, это я так, рассуждаю, уж очень интересный факт. Для ученого это просто замечательная загадка. Оставить тебе фонарь, чтобы думалось веселее? Оставлю, оставлю. Ханар, напои его водой, мне не нужно, чтобы он умер раньше, чем это нужно для дела.
Гекель подождал, когда Ханар приложит к губам узника кувшин, молча стоял, пока тот напился, затем махнул рукой и вышел из камеры. Следом за ним вышел Ханар, стараясь не смотреть на прикованного человека. Тяжелая решетчатая дверь лязгнула, отсекая Сергея от мира, загромыхал замок, звякнули ключи, и гулкие шаги стали медленно затихать вдали. Стало тихо, как в склепе.
Глава 9
Эта ночь была долгой-долгой. Наверное, самой долгой в жизни Сергея. Ведь если случается что-то хорошее, оно мелькает, будто придорожный столб за окном автомобиля, и уносится куда-то в прошлое, оставляя лишь легкое сожаление и еще – ощущение того, что этого никогда не было. Будто ты видел хорошее только во сне, сладком, радужном сне. А вот дурное, тяжелое остается навсегда, как могильный камень, и если оно вдруг вспомнилось, может повергнуть человека в тяжелую депрессию, в тоску, затянуть в черный омут воспоминаний. И тогда путь один – заглушить боль. Сделать так, чтобы эти воспоминания исчезли, растворились в розовых волнах опьянения, а потом чернота, поглощающая все – и плохое, и хорошее.
Жить Сергею не хотелось. Наверное, впервые за то время, что он находился в новом теле. Раньше у него бывали приступы отчаяния, тоски, когда хотелось достать пистолет и всадить пулю в свою непутевую башку, но… все проходило, становилось на свои места и утром казалось не таким безнадежным. Но это там, на Земле. А здесь – боль, грызущая тело, и осознание того, что выхода нет. Совсем нет!
Частенько, когда человек говорит «нет выхода», он имеет в виду, что выход в общем-то есть, но плохой. Не бывает так, чтобы совсем не было
выхода. Или почти не бывает. Здесь же… если рассмотреть ситуацию со всех сторон, судьба Сергея была незавидна – в любом случае он становился рабом. В любом. Даст согласие на сотрудничество с Гекелем – на него наденут ошейник. Не даст согласия – все равно наденут! Разница лишь в том, что в первом случае он будет иметь кое-какую свободу передвижения, в пределах дворца, разумеется. При отказе – будет сидеть на цепи и тоже в ошейнике. Что делать?«Сдаваться, что же еще? Абина… Занда… что с ними сделают, если я не соглашусь?»
«Что-то… все сделают! Что захотят! Согласишься – будет шанс выбраться… хлипкий, но шанс. А из камеры – как выберешься? Чего сразу не согласился? Фасон решил держать, пижон недорезанный? Сейчас бы уже спал со своими бабами в теплой постели, сытый и пьяный. Чего рожу-то состроил?»
«Чего-чего… противно просто так сдаваться старому козлу. Противно!»
«Противно тебе… посмотри-ка! А стоять у столба не противно?! Вот отсохнут руки, тогда узнаешь, что такое противно, а что нет. Или заразу занесешь в раны. Цепи-то кожу прожгли, чуешь? Воняет паленым мясом. Шашлычком, однако! Васька-пожарный шашлычок не ест… после того ночного клуба, где народ погорел. Теперь его можно понять».
«Да ладно! Что я, сгоревших людей не видал! Ничего, мясо ем…»
«Ты всегда был толстокожим… потому и в ментовке так долго продержался, когда нормальные ребята оттуда косяками валили».
«Ну и дураки! Зарплату подняли, бардака поубавилось – можно работать! Из-за денег свалили, а не по идейным соображениям!»
«И по идейным соображениям – тоже. Себе-то не ври. Ну да ладно. Не о них речь, а о тебе. В общем, не крути мозги ни себе, ни людям. Принимаешь предложение Гекеля и живешь. А сейчас соображай, как сделать так, чтобы не чувствовать боли. Помнишь, что сказал Гекель? Боли нет! Ее нужно отключить! И вообще – какого черта ты просто так стоишь и стенаешь, жалуясь себе самому на судьбу?! Бороться! Искать! Найти! Не сдаваться! Соображай! Ты – трансформер, как они называют – мерцающий. А что это значит? Это значит, что ты можешь делать себя таким, каким захочешь. Даже лечить! Дурья башка – ты ведь можешь залечивать свои раны, нужно только представить, что они зажили, и все! Или тебе доставляет удовольствие боль от ран? Мазохист? Или просто тупой? Давай! Делай! Не ной!»
Сергей усмехнулся разбитыми губами, закрыл глаза, чтобы представить себя таким, каким должен быть, и… начал сантиметр за сантиметром исправлять то, что сотворили с его телом, когда тащили в темницу.
Ему мешали мысли – например, о том, как так получилось, что он стал уменьшенной копией самого себя, если его последнее воспоминание о том, как бросается на Гекеля в образе зверя. О том, что же будет теперь с Городом и Островом после того, как Гекель взял власть в свои руки. Но Сергей выбросил все лишние мысли из головы, сосредоточившись только на том, что предстояло сделать.
Губы – раздувшиеся, как пельмени, потрескавшиеся – перестали болеть. Облизнул – целые. Такие, какие когда-то были у Сергея Сажина. Ну… наверное. Увидеть-то нельзя, увы. Теперь очередь синяков, ссадин и ожогов.
Перестала болеть грудь, саднившая, как от пореза. Вспомнил – стрелы! Туда попала стрела! Нога, бок…
Боль удалялась, тупела, становилась более переносимой. Осталась она только под цепями, перетягивающими тело. Тонкие звенья впились в обугленную кожу, дошли до мяса.
Медленно, осторожно залечил ожоги, восстановил кожу. Совсем хорошо! Если бы не слабость и страшный голод…
Такой голод был только в детстве. Как-то раз с пацанами в деревне пошли рыбачить на речку, а еды с собой не взяли. Проголодались – просто ужас! Шли домой под вечер и рассуждали – кто чего бы съел. Сергей тогда желал сожрать жареного быка – целиком! Вот и сейчас мысли о шипящем на сковороде куске мяса заставляли его нервно сглатывать горькую слюну с привкусом крови и желчи.
Желчь? Кровь? Как бы внутренние органы не были повреждены. Как лечить свой организм, не видя больных органов? И тут же понял – больной орган говорит о том, что он болен, и язык его именно боль! Больно – я болен! Значит, если убрать боль, исчезнет и ее причина!