Дорога к небу

– Ну, братцы, – поднял рюмку Алексей, – давайте, соображайте быстрее. Черти вместо печали нам нефти накачали! Представляете, какие бабки нам в руки плывут!

Все подняли рюмки, Лена посмотрела на Глеба – его лицо отражало озабоченность и тревогу.

– Ура! – крикнул охранник, и водка снова пошла в атаку на печень.

Вторая, третья и четвёртые рюмки, по мере их принятия, привели друзей в состояние полной эйфории. Они твердили одни и те же слова, пытались считать запасы и переводить их по цене барреля в доллары. Лена, вначале не понимающая технических терминов, реагировала на происходящее исходя исключительно из наблюдений за Глебом. Но со временем, когда общий настрой друзей, слившись с поглощением алкоголя, полетел в самые верхние слои возбуждённых эмоций, она поняла, что произошедшее – действительно удача и, успокоившись, не пропускала ни одного тоста.

Глеб проснулся ночью. Все части тела были чужими и, казалось, принадлежали какому-то каменному гостю. Осторожно, чтобы не разбудить Лену, он поднялся. Безрезультатно поискав ногами тапочки, Глеб сполз на пол и продолжил поиски руками.

– О-хо-хо, – выдохнуло его тело немного алкоголя. – Не помню, когда ребята свалили… – Он посмотрел на стены, но, как только убрал от головы руки, стены качнулись, принося боль вискам. С трудом найдя в себе силы, Глеб встал и, покачиваясь, прошёл на заваленную мусором кухню.

«Ничего себе!» – произнесло его сознание, как только зажегся свет.

– Мы что, вчера пиццу заказывали? С водкой кока-колу пили? Вот балбесы! – Он сел на стул, сбросил коробки и пустые бутылки на пол и снова обхватил голову руками.

Сил говорить и двигаться у него не было. Даже мысли, пытаясь возникать, приносили страдание, не говоря уже о «гудящем» холодильнике и «страшном» тиканье настенных часов.

– Сидишь? – Услышал он голос Лены, вошедшей на кухню. Закутавшись в простыню, она села напротив него. – Давай чаю попьём? А то жажда пожаром рот жжёт. – Не дожидаясь ответа, она повернулась и, дотянувшись до чайника, включила его.

– Ты знаешь, – неожиданная мысль, пришедшая из глубин подсознания, заставила его говорить, – почему-то именно сейчас, а не завтра, когда мы будем богаты и счастливы, мне хочется рассказать тебе продолжение истории о моём спасении в Конго.

Она встала, разлила по чашкам кипяток, бросила пакетики с заваркой, размешала сахар и, вернувшись на своё место, кивком головы предложила начинать.

– Итак, напоминаю тебя события, на которых я остановился в прошлый раз. Алексей, чей нос был не хуже собачьего, почуял опасность и успел выскочить из номера отеля, прихватив с собой наши деньги и документы. Я, действуя на авось, смог выйти из охраняемой штаб квартиры унитовских партизан и спрятаться в небольшом кустарнике прямо напротив въездных на территорию особняка ворот.

Глеб взял ладонями горячую кружку, тепло было приятным, а глоток чая тут же принёс радость уменьшения давления височных тисков.

– Ты помнишь, что я закончил рассказ на том месте, когда унитовские наёмники расстреляли на моих глазах беженцев племени Хуту?

Лена, и в этот раз не произнося ни одного слова, ободрительно кивнула.

– Ну, а теперь представь… – Он на секунду задумался, давая воображению включить картинки тех событий и продолжил: – Мелкий кустарник, едва скрывающий мой рост, а вокруг него – открытая на километры местность. Солнце в зените, нет воды и понимания направления побега, зато есть страх и апатия, сковавшая мысли абсолютным пониманием конца. Неожиданно я понял, что ухожу из этой жизни просто так, ни за что. Где! – он громко крикнул и почувствовал приступ головной боли. – Где то, ради чего я рисковал?! Где всё это? Что из того, что сделано моими руками, сохранилось? Своего жилья нет. Семьи нет. Жену сломала бедность и она ушла. Дети выросли, но я не успел им помочь встать на ноги, не успел сделать их жизнь легче, я даже не смог обеспечить достойную старость родителям, ютящимся в однокомнатной квартире! Всё, услышал я свои мысли, и почувствовал, как душа, уставшая падать и подниматься, хочет выйти из укрытия и, встав под автоматы, покинуть глупое, «израненное» жизнью тело.

Глеб, замолчал, сделал глоток чая, посмотрел в глаза Лены и тут же понял, что она там, рядом с ним в африканском кустарнике.

– Сжолько прошло времени, пока я прощался сам с собой, – продолжил рассказ Глеб, – я не помню. Однако ноги привели меня обратно к тому месту, где был оставлен украинский легионер.

Увиденное не просто потрясло меня невероятностью, но и ужаснуло происходящим…

…Муравьи, огромные чёрные муравьи клещами рвали кожу лица так и не очнувшегося после удара по голове Николая.

Беглого взгляда на происходящее было достаточно – тысячи насекомых поедают плоть уже мёртвого человека.

Но именно эта смерть встряхнула моё сознание, заставив каждую клеточку тела жить и бороться. В секунду в голове всплыли слова легионера о том, что город где-то недалеко, а память даже проявила невольный взмах его руки, указывающей направление движения.

Быстро преодолев зону кустарника, я, не раздумывая, лёг и пополз вперед, считая, что прежде, чем подняться, нужно как можно дальше удалиться от опасного особняка.

Земля была удачно твёрдой, но ужасные колючки и шипы высушенных веток мгновенно стали ощутимой проблемой. Несмотря на то, что я очень старался убирать их со своего пути, локти и колени то и дело ощущали болезненные уколы. Через час, весь потный, грязный с ноющей болью ног и рук, я принял решение подняться и перейти на бег.

Но, как только я приподнялся, сразу услышал нарастающий звук моторов, заставивший меня снова лечь на живот.

Грузовые машины в армейском камуфляже с набитыми в кузове, как сельди в банке, солдатами целой колонной ехали по невидимой дороге в направлении предполагаемого города. Я затаился: расстояние между нами, а, главное – высота обзора у солдат могла выдать меня, и этот факт снова холодным страхом неизвестности заскользил по сознанию.

Не знаю, почему, но всеми своими ощущениями вжавшись в почти каменную, красноватую почву, я вдруг вспомнил, как в предновогоднюю ночь полз по льду Анадырского лимана. Память отчётливо вернула холодную дрожь мышц, скрип зубной эмали и последние шаги по ступенькам крыльца, приносящие понимание преодоления выпавшего испытания. Удивительно, но именно воспоминание тех, уже ставших очень далёкими событий, успокоили мой страх и принесли веру. Поэтому, когда шум моторов стих, я поднял голову, убедился, что все машины проехали, встал на ноги и пошёл параллельно дороге.

Несколько часов, включая в работу все органы контроля, я шагал, вслушивался и всматривался, стараясь найти ямку и спрятаться раньше, чем проедет по дороге машина.

Сумерки, которых я так ждал, появились на небе северной звездой, желанными огнями города и опасением. Дневное солнце держало змей в норах и корнях кустарников, а с наступлением темноты они должны были выйти на охоту и, если раньше я старался не шуметь, то теперь всё делал строго наоборот, рассчитывая отпугнуть всех, кто мог оказаться на моём пути. К счастью, эти мысли и бездорожье скоро закончились, а небольшая возвышенность прямо у подножья города дала возможность увидеть, где находятся многоэтажные дома и горят огни витрин.

Однако, войдя в пригород, я, поймав на себе взгляды прохожих, понял, что снова могу стать добычей. Идеи и предложения закрутились в моей голове с новой силой поиска спасения. Но господин Великий Случай, который, похоже, не оставлял своего покровительства весь этот день, достал из кармана сюрприз, и на пустынной дороге появилось такси.

Мне даже не пришлось поднимать руки, старый автомобиль с эмблемой «Renault» остановился прямо около меня, и улыбчивый водитель на французском предложил свои услуги. Пощупав на всякий случай рукоятку отобранного у легионера пистолета, я нырнул на заднее сиденье, сняв его с предохранителя.

Машина рванула с места, словно хотела от кого-то оторваться. И, чем быстрее она ехала, тем отчётливее я понимал, что водитель, рот которого не закрывался, тоже не очень любит эту часть города…

Глеб снова остановился, сделал несколько глотков уже ставшего холодным чая, улыбнулся, почувствовав, как отступает алкоголь и возвращается лёгкость.

– Давай я опущу подробности моих поисков Алексея, так как ни опасности, ни каких-то интересных событий не происходило. Обычная логика и знание таксистом всех дорогих отелей города очень скоро помогли мне обнять охранника и ещё раз поблагодарить провидение за счастливый конец этой истории. Вернувшись в Москву, я отдал обратно одолженные для покупки алмазов деньги. А, так как ни жена, ни кто-либо другой не спросил меня о событиях в Конго, эта история сейчас прозвучала впервые.

Лена вздохнула и уже хотела что-то сказать, но он жестом остановил её.

– Сегодня я точно знаю, что ни тюрьма в Намибии, ни арест и депортация из Анголы, ни перенесённые болезни, ни горящий над Занзибаром самолёт так не испугали моё сердце, как это случилось в пригороде Киншасы. Мне очень трудно объяснить себе, почему именно этот страх стал самым запоминающимся. Кажется: ну полз, ну шёл, ну озирался, проверяя пистолет, на каждый шорох, ну и что? Не знаю… но, едва сновидения возвращают меня в это место, утром я просыпаюсь без сил с высоким давлением и грохочущем сердцем.

– Может, это потому, что ты убил человека? – наконец решилась и сказала Лена. – Мне кажется, что смерть легионера, этот ужас быть съеденным муравьями терзает тебе душу, и поэтому ты не можешь это забыть.

Глеб растёр ладонями лицо, прогоняя возвращающееся желание спать и, старательно подбирая слова, подытожил:

– Нет, это существо уже не было человеком. Кровавые разборки, участие в уничтожении простых людей сделали его глаза звериными, и поверь – именно по его взгляду я понял, что моя жизнь отсчитывает последние мгновения. Тут совсем другое. Раньше, отправляясь в свои алмазные походы, я, понимая, что будут проблемы, морально готовился их преодолевать. У меня всегда хватало сил, умения, изворотливости выйти из затруднительного положения. А там, на полянке, обросшей кустарником, ко мне пришло понимание краха всех моих крепостей и тылов. Постоянные промахи и неудачи сделали во мне дырку, а страх ринулся в это отверстие, лишая меня воли, злости и даже желания жить.

– Всё равно не понимаю, почему от тебя ушла жена, – неожиданно перескочила Лена на другую тему. – Ты рискуешь, зарабатываешь деньги, как умеешь, а она это не ценит. Тут что-то не так… Вы прожили вместе очень много лет, и если она ушла и потребовала развод, значит, у неё были весомые причины.

Глеб улыбнулся, неожиданный поворот разговора подсказал ему, что любопытство Лены в отношении его жены достигло максимума, просится наружу и требует ответов.

– А ты точно хочешь знать, почему мы с Викторий расстались? – решил он подразнить её перед тем, как начать новый рассказ.

– Конечно! Мы живём с тобой два месяца, а мне так и не удалось понять тебя. Узнать, что тебе дорого, что тебя волнует, а твоя скрытность и ровность наших отношений очень часто удивляет меня. Я всю жизнь проработала в следственном аппарате, видела и допрашивала отъявленных преступников, чувствовала их мысли, предсказывала их действия, но, встретившись с тобой – потерялась. Смотрю на тебя и не знаю – о чём ты думаешь, слушаешь ли ты меня, любишь ли ты меня, как люблю тебя я?.. – Она нервничала. Рассказ Глеба раскачал её мысли и достал из глубин вопросы, ответы на которые мучили её с того самого дня, как они решили жить вместе. – Я уже и не говорю о том, что мне совсем не понятно – на кого ты работаешь в деле Морозова? Ты участвуешь в секретной операции, проводимой федералами, и вывозишь олигарха из страны, но в тоже время СКП охотится за тобой и очень хочет допросить. И в тот момент, когда всё вокруг тебя закипает, моё руководство общается с генерал-лейтенантом военной разведки, и ты тут же перестаёшь их

интересовать. Поясни, какая из силовых структур, участвующих в этом деле, тебе действительно дом родной, а какая – мачеха?

– О-о-о! – Глеб рассмеялся в голос. – Ты определись, на какой вопрос ты хочешь получить ответ. Что тебе более интересно – мой развод с женой или шпионские страсти по олигарху.

Лена сделала вид, что задумалась, протянула руку и снова включила чайник, давая понять, что намерена сидеть на кухне до победного конца.

– Начни с развода! – произнесла она утвердительно и стала доставать из холодильника рыбные консервы, не найденные жадными руками вечно голодного Алексея, уничтожившего все их запасы во время «нефтяной» гулянки.

– Понимаешь, – Глеб игриво подмигнул, – тут такие личные подробности, что мне даже неудобно говорить.

– Что? – Интерес чертёнком запрыгал в её глазах, – Ну-ка, давай, быстро говори!– Семь лет назад, вернувшись в очередной раз из Намибии, – начал он свой новый рассказ, – я открыл входную дверь своего дома и увидел пустые шкафы, валяющиеся вешалки и катающийся от ветра большой пыльный шарик. Помню, как, присев на край кровати, я смотрел по сторонам и, остро чувствуя пустоту, понял, что это – начало одиночества. Потом я долго бегал за ней, упрашивал вернуться, дарил подарки, просил одуматься и не разрушать семью… И через месяц она сжалилась и, не объясняя причин ухода, молча внесла свои чемоданы в дом. Но, добившись своего, я впервые ощутил: Виктория меня не любит, и физическое возвращение не принесло душевного удовлетворения. Продолжая жить вместе, я уже не видел в её глазах того света, который когда-то не давал мне покоя. Всё чаще между нами возникали эпизоды, подчёркивающие расхождение, а молчанки и обиды стали нормой существования. Образовавшаяся между нами пустота с каждым днём стирала память прожитых лет, разрушая незыблемую ранее преданность.

– Что ты хочешь этим сказать? – удивлённо произнесла Лена, поставив банку с консервами посередине стола.

– Я хочу сказать, что три года назад в моей жизни появилась Настя.

– Вот так я и думала! Вот так я и знала! Все эти ваши слова о наступившем непонимании, женском эгоизме придуманы мужиками только с одной целью – завуалировать ваш разврат и распущенность. – Она взяла вилку и, демонстративно подвинув консервы к себе, стала есть, бросая на Глеба гневные взгляды.

– Да, мы с Викторий не были разведены, если ты именно это имеешь в виду. Но так случилось, что, не догадываясь о Насте, она сама твёрдо решила и настояла на разводе.

– Всё Белов, ничего не хочу слышать! Зная, как мастерски ты можешь подбирать факты и тасовать события, я сразу принимаю сторону твоей жены и понимаю, почему она ушла от тебя.

– То есть, – Глеб успел, пока она говорила, подцепить вилкой кусочек рыбы и проглотить его, не пережёвывая, – ты не хочешь слушать дальше?

– Прибью! – Она улыбнулась и вернула консервы обратно на середину стола. – Продолжай давай!

– Настя, была совсем молодой и замужней женщиной…

– Кошмар! – вырвался непроизвольный вскрик Лены, струна её нервного напряжения натягивалась.

– …Но самым большим испытанием, пришедшим в наши отношения, была постоянная ложь. Она врала мужу, своему брату, и мне ничего не оставалось, как следовать её примеру.

– Не поняла! Ну, и врала она своим родственникам, тебе до них какое дело?

– Понимаешь… – Глеб задумался, его лицо стало серьёзным, мысль говорить или не говорить Лене всей правды какое-то время боролась с аргументами, но, проиграв желанию сегодня рассказать всё, отступила, давая дорогу искренности. – Настя – это родная сестра Алексея. Можешь представить, как тяжело мне было общаться с ним, смотреть ему в глаза, пить водку, а потом вставать и, обманывая, уезжать на свидание.

– А сколько же ей лет? – с трудом выговаривая вопрос, произнесла Лена, чувствуя, как её накрывает злость, замешанная на ревности и желании нагрубить Глебу.

– Тогда ей ещё не было тридцати.

– Вот всё-таки гад ты, Белов! – уже не шутливо произнесла она. – Девочке голову заморочил. Уверена, посмотрев на твою героическую жизнь, алмазные войны, она возомнила тебя исключительно интересным человеком, а, зная твои порывы делать постоянные подарки, ты окончательно добил её сердце видимостью красивой жизни.

– Ты злишься? Мне кажется, твоя интонация хочет меня укусить, – сделал он попытку смягчить разговор, – а потом, если ты помнишь своё желание, то тема нашего диалога – моё расставание с женой.

– A-а, что уже о ней говорить! Ясно, что она выставила тебя, и сейчас, наверное, не нарадуется, что рассталась с таким бабником.

– Не угадала! – Глеб облегчённо вздохнул, почувствовав лазейку. Он тут же стал сворачивать тему любовницы, отчётливо видя, как нервничает Лена. – Виктория выставила мои чемоданы, но – до появления Насти; а, как только узнала, что, несмотря на мою церковную бедность я всё-таки кому-то нужен, тут же стала принимать меры и возвращать меня в семью.