Дорога мертвецов
Шрифт:
– Командир, мне кажется, я чую воду.
– Я тоже, – сказал Калита, облизывая пересохшие губы, – но молчу, боюсь сглазить.
Воды было мало. Из расчета кружка на брата в день.
– Если повернуть на десять градусов к западу, то точно выйдем к реке.
– Сейчас посмотрю.
Он на всякий случай достал 'планшетник'. Шарик вдруг раскрылся и показал местность.
– Ура! – радостно, но тихо воскликнул Чачич.
– Сработала хреновина, – обрадовался Дубасов.
Один Жора Мамыра выглядел удрученным – Юлечка ушла в другую сторону, искать какую-то таинственную 'дзётай'. Сколько Жора ее не уговаривал, она не захотела бросать своего любимого профессора.
На всякий случай, а больше по привычке, они спрятались в ближайшие развалины – подальше от чужих глаз.
– Так… – сказал Калита, разглядывая карту. – Вот мы. Вот река, которую Юра почуял.
Венгловский знал свое дело: с ручным пулеметом ПКМ он занял оборону с видом на центральную улицу. Жора нехотя прикрыл сторону дома, которая выходила во двор. Он страдал по Юлечке. Он думал, что в ней заключается весь смысл жизни. С женщинами ему не везло. Однажды он влюбился на целых девять лет. Но эта любовь ничем хорошим не кончилась. Девушка, которую он любил, его ухаживания отвергала. Жора поэтому и подался в группу 'Бета', чтобы стать мужественным и сильным.
– Ну что скажешь? – спросил Калита у Чачича.
– Твари какие-то ползают.
– По виду форменные червяки, – добавил Андрей Дубасов.
Действительно, весь берег реки был словно завален голыми стволами деревьев. Калита вначале так и подумал – деревья, вынесенные течением, если бы только они не шевелились и не зевали во всю пасть. Зубы у них были похожи на терки.
Калита наклонился, масштаб поменялся, и они втроем словно наехали на этих червяков. Шкура у гадов была толстая, как у гиппопотамов. А вот глаз никто так и не разглядел. Зато в реке червей оказалось великое множество.
С помощью 'планшетника' они переместились выше по течению. Город здесь был старым. Очень старым. Крыши провались, а улицы почти исчезли среди развалившихся стен и зарослей мертвой растительности.
– Кто помнит, как шла экспедиция?
– Я читал, что у них было два трактора, – сказал Чачич.
– Сколько может пройти трактор в день?
– Километров двадцать, не больше.
– Меньше, – сказал Дубасов. – Надо учитывать только светлое время суток.
– Значит, за неделю они прошли не более ста километров. Они еще с собой цистерны с топливом и водой тащили.
А сколько мы прошли?
– Примерно столько же за три дня.
– Значит, в любом случае мы вот-вот наткнемся на их следы.
– Но в той экспедиции никто не описывал реку и гигантских червей, – возразил Чачич.
– Размножились, потому что прошло уже больше полувека лет.
Наконец они увидели следы. Нечеткие, неясные, но именно от трактора. Калита побежал по ним, и предчувствие его не обмануло: они увидели, площадь, постамент без памятника и две цистерны.
– В этой вода, была вода, а в этой – дизтопливо, – уверено сказал Калита.
– Вот еще и волокуша, – обрадовался Дубасов. – Где же тракторы?
– Один насколько я помню, улетел, – сказал Чачич. – Именно это и явилось концом экспедиции.
– Но остался второй, – сказал Калита. – Если его найдем, то дальше поедем с комфортом.
Он показал пальцем на пыльную волокушу, правый угол которой был разбит в щепки.
И вдруг!
– Что это? – спросил Чачич.
Они увидели трупы. Много трупов, которые в этом жарком климате давно превратились в мумии. Трупы были разбросаны по маленькой, уютной, почти деревенской площади. Никто
из них не ушел за ее пределы. Калита то вплотную приближался к ним, то отдалялся, стараясь выяснить причину смерти. Но черепа и белеющие кости ни о чем не говорили. И только двое людей имели заметные повреждения. По одному словно проехал каток, у другого были сломаны ноги. Он явно уползал с дороги, и умер на тротуаре, под стеной.– Похоже, они умерли от страха. Об этой экспедиции и говорил Артур Бобренок, – напомнил Калита. – Он сказал, что это страшное место и что здесь оживают тракторы.
– Выходит, спаслись трое, – Жоре надоело торчать у окна и он тоже склонился над 'планшетником', – некий Андрей Воронин, некий Изя и Артур Бобренок.
– Откуда ты знаешь? – спросил Дубасов.
– Так написано в книге: двое дошли до 'стеклянной стены', а Бобренок, о котором вы, Андрей Павлович, рассказывали, должно быть вернулся по следам в Дыру.
– Должно быть, – согласился Калита. – Так, почему ты здесь? Марш на пост!
– Так никого же нет, Андрей Павлович!
– Марш! И глаз не спускай! Нам бы только трактор найти, – вздохнул он, и они снова склонились над 'планшетником'.
Трактор они нашли быстро: в тупике, под обвалившейся аркой. Он словно спрятался от чего-то. А когда приблизились к нему, то поняли, что кабина у него превращена в груду металлолома.
– Слушай, – сказал Андрей Дубасов, – а ведь по нему стреляли. Вот дырка, и вот дырка.
– Точно! – согласился Чачич. – Он убегал!
– Вот почему они прыгали, – догадался Калита. – Спасались!
Жора Мамыра поплелся к своему окну, ворча.
– Чуть что, так 'марш!' 'исполняй!' И когда надо выручить, то в первых рядах – грудью на амбразуру. Пионера нашли!
Вдруг 'планшетник' уперся. Дальше его карты не хватило. Дальше была стена – абсолютно черная. И они не могли понять, то ли действительно следующей карты местности в 'планшетнике' нет, то ли это настоящая черная стена, о которой никто ничего не слышал.
Жора уселся на чугунную батарею отопления, подложив доску, и с грустью принялся смотреть во двор, думая о Юлечке. Конечно Юлечка не шла ни в какое сравнение с его первой любовью, но от этой первой любви не было никакого толка. Любовь получилась однобокой, невзаимной, очень грустной, но Жора не мог ее забыть. Она все время жила в нем, чтобы он ни делал, куда бы ни шел и о чем бы ни думал. Только вот с Юлей немного забылся, подумал Жора, привычно наблюдая за обстановкой на местности. Конечно, он знал, что лучше любимая с недостатками, чем нелюбимая с достоинствами. Но по молодости еще не мог разобраться в собственных чувствах.
Калита пошел вдоль черной стены, и им все чащу стали попадаться остатки разбитой техники, словно они все, все стремились спрятаться за эту стенку. Вначале – легковушки, самосвалы, парочка автобусов, расстрелянных с особой жестокостью – прямо по окнам, потом они увидели командирский 'хаммер' с антеннами, БТРы и БМП всевозможных марок – целую свалку, пощелканных, как орехи, перевернутых или вставших на дыбы, с беспомощно торчащими в небо стволами скорострельных пушек, с раскромсанными колесами и свернутыми в дугу гусеницами, пару гаубиц, не наших, иностранных, потом целую батарею пушек, вдавленных в асфальт и разбросанных по краям дороги, словно кто-то прорывался сквозь боевые позиции. И наконец – танки, сожженные, в окалине, с разорванными гусеницами, с пробитыми башнями: парочку 'леопардов', десяток другой 'абрамсов', одного такого монстра, как 'королевский тигр'. И даже один полусгоревший вертолет, от которого остался лишь хвост и винты, отброшенные взрывом на пустырь.