Дорога на простор. Роман. На горах — свобода. Жизнь и путешествия Александра Гумбольдта. Маленькие повести

Он назвал далекую глухую улицу, где жил ковач, и добавил:

— Если вы летаете, как птицы, вы опередите всадников.

— Как птицы! — с досадой сказал огромный Нур–Саид, борец. — С утра я слышу щебет вместо человеческой речи. Лучше укажи нам того, кому ведомы птичьи пути!

— Разве ты знаешь такого? — подозрительно спросил старик.

— Не нам — тебе, мудрейший, он должен быть знаком. Он живет в вашем городе, — вежливо возразил Муса.

Но когда он пересказал слышанное на базаре, вся важность слетела со старика. Он затряс бородой, жилы на его лбу вздулись, он забрюзжал, яростно вращая глазами:

— Глупые сказки черни! Знайте, что такого человека нет и никогда не существовало!

И, выпроваживая татар, он сказал им вдогонку:

— Постарайтесь выйти из моего дома так, чтобы вас никто не видел.

Но чуть захлопнулись за гостями двери, человек мышиного цвета, незаметный, как дорожная пыль, показался из–за поворота улицы.

Глиняные норы снова поглотили сибирских посланцев. Они пробежали крытые кварталы, куда падали лишь редкие пятна лучей сквозь дощатый настил. Глухое пение доносилось временами из–за осыпавшихся стен…

Внезаппо на перекрестке толпа преградила дорогу татарам. Как ни торопились они, все же вынуждены были остановиться, оттиснутые к степе.

Подняв над головами длинные прямые трубы — карнаи, трижды протрубили трубачи. Горнисты сыграли на рожках. Телохранители гигантского роста смыкали круг. У каждого — колчан с оперенными стрелами, кривая сабля, щит и в руках длинное копье с красным бунчуком.

В кругу телохранителей шел хан, тень аллаха на земле. У него было странное, не по–человечески бледное лицо с поднятыми бровями. Он шел в китайском шелковом кафтане, золото блестело на витых рогах у его пояса. Гядом несли роскошные носилки. Хан мелко переступал ногами, обутыми в красные шагреневые башмаки.

Татары склонились в почтительном изумлении: хан в самом деле не походил ни на кого из людей на улице ни обличьем, ни диковинным нарядом, ни этими шажками, вселявшими мысль, будто не живая воля, а некий сокрытый хитростный механизм движет им.

Мальчики с нарумяненными губами плясали позади телохранителей, вскидывая узкие руки, унизанные кольцами и браслетами. И с каменными лицами выступали толстый куш–беги — великий визирь, мехтер — министр стражи, тощий диван–беги — хранитель казны и топчи–баши — хранитель оружия, в чалме, затканной золотыми полумесяцами.

Оружейники, чеканщики, гончары, ножовщики, тюбетеечники и продавцы «чахчуха», платья «с шорохом», — все они робко смотрели, как проходит хан–повелитель, тень аллаха.

— Ля иллях! — сказал в молчании чей–то голос, и легкое движение вдруг пробежало по толпе.

— Это он! — прошептал один.

— Он сказал «ля иллях» — «нет бога»! — выговорил другой.

— Глупцы! — закипятился тучный краснолицый купец в чалме из тончайшей белой материи. — Он не кончил речи. Сейчас он скажет: «Ля иллях, иль алла…» [26]

26

Начало магометанской формулы: «Нет бога, кроме бога…»

— Ля иллях! — повторил звучный голос, и все обернулись к говорящему. Это был высокий тощий человек средних лет с крючковатым носом и козлиной бородой, — Ля иллях! Люди бухарские, истинно сказано, что для тысячи таких ворон, как вы, достаточно одного комка глины.

Он стоял лицом к середине улицы и подмигивал черным смеющимся глазом туда, куда смотрел, — в сторону ханского шествия, о котором все забыли.

— Это он! — закричал мехтер, министр стражи.

По всей улице прокатились звуки рожков. Приставы и стражники кинулись в толпу. Началось смятение.

В мгновение ока улица опустела.

Только бледнолицый хан с высоко поднятыми, словно приклеенными бровями двигался по пустой улице среди своих слуг и телохранителей, словно его ничто не касалось. Хан поднялся в арк, дворец, возносивший свои крепостные стены на искусственно насыпанном холме.

— Кто говорил с народом? — спросили татары, когда смятение улеглось.

— Ходжа Насреддин! — ответил прохожий.

— Его поймали?

— Ты видел птицу, пойманную черепахой?

Ковач был закопченный полуголый человек в тюбетейке, сдвинутой на ухо.

— А, вы от Абдурахмана–эффенди. Знаю, — отозвался он, когда татары ему рассказали, кто их послал. — Еще что знает ковач? Только конские копыта. А вам, конечно, хочется услышать, кто сидит в седле?

Он засмеялся.

— Сказал ли вам старый чудодей, что в некоей северной стране предстоят перемены и мирным торговым людям лучше выждать их конца? Потому–то тропы на Иртыш и зарастают травой.

Этот кузнец был странно осведомлен не только в княжеских, но и в купеческих делах. И слишком вольно отзывался о достойном старце, испытывавшем неверную судьбу пеплом бараньих лопаток. Поистине, в славной Бухаре все люди были не теми, кем казались!

Когда же пояса татар еще значительно облегчивались, ковач лукаво прибавил:

— Мои руки не касались тех коней: для Великих песков подковы не нужны. Впрочем, может быть, я найду человека, который помогал седлать. Но к чему вам это?! Если у вас нет крыльев, как вам опередить всадников?

Который раз они слышали эти пернатые сравнения и советы? Можно подумать, что тут крылатый народ, которому гораздо привычнее летать, чем ходить по земле!

Они вышли со злобой против этих людей, скользких, как угри.

В глиняном лабиринте, куда они углубились, путая следы, как лисица, они нашли наконец дом князя Шигея.

У ворот стояла стража, ночью в доме горели яркие огни. Но огни лгали: князь уехал на охоту. Больше лазутчики Кучума не выведали ничего.

Прилежные поиски привели их даже к тайному пристанищу Сейдяка. Цирюльник проник туда легче, чем можно было ожидать. Но он увидел темные комнаты в мрачном запустении, с паучьими гнездами по углам и крысиным пометом на ложе.

Охота Шигея, исчезновение Сейдяка, всадники, ускакавшие в северную пустыню!.. Сибирские лазутчики словно описали круг: он снова возвращал их к ковачу на глухом пустыре.

5

Толстый, почти безбородый человек с круглым лоснящимся лицом беззаботно сидел на земле. К нему подскочил дервиш в остроконечной шапке.

— Я ху! Я хак! Ля иллях, илла ху! (То он! Он справедливый! Нет бога, кроме него!) — выкрикнул дервиш и протянул свой чуп–каду, сосуд из тыквы.

— Гм, — сказал круглый человек. — Тебя обмануло сходство. Но я все–таки не тот, о ком ты говоришь. Тебе надо вот куда…

И, взяв дервиша за плечи, он повернул его к мечети, в свод которой замурован ларец с волоском из бороды пророка. В одно мгновение вокруг обоих собралась хохочущая толпа.