Дорога смертников

В какой-то момент небольшая протока, по которой они неслись, будто дикие лоси в период гона, стала заметно шире, глубже, темнее. Затем забурлила, будто в период нереста крупной рыбы, с вызовом продемонстрировала несущимся по берегу людям шумные пороги, но потом снова успокоилась, присмирела, хотя в ширину, кажется, стала еще больше. Наконец, она вольготно разлилась в обе стороны полноценной рекой, остепенилась и дальше понесла свои воды неторопливо, гордо, словно вышедшая из материнства, но еще не потерявшая былой красоты зрелая женщина, которая несет себя по жизни со спокойной уверенностью и нескрываемым достоинством.

Белка, безошибочно отыскав единственный на всю округу брод, упруго спрыгнула с невысокого обрыва и знаком велела спутникам готовиться к переправе. В воду тоже зашла первой, так же молча велев эльфам быть начеку, но без приказа на глубину ни в коем случае не соваться.

Глубина там, кстати, оказалась сравнительно небольшой - на середине переправы вода едва доходила невысокой Гончей до пояса. Людям и долговязым эльфам будет еще проще. Да и течение тут небыстрое, вода почти спокойная - только закатай штаны и иди. Вот только Белка, что странно, сперва дошла до присмотренного места сама, посреди реки зачем-то остановилась. Внимательно осмотрелась, отступила немного в сторону, для вящей устойчивости широко расставила ноги и, неторопливо высвободив родовые клинки Л'аэртэ, зачем-то надрезала себе кожу на запястье.

В тот же миг вода вокруг нее буквально вскипела. Едва крохотные алые капельки коснулись водяной глади, к ним устремилось такое количество здешних рыб, что люди невольно содрогнулись: от плотных серебристых тел вода просто бурлила. Сама рыба сравнительно некрупная, с детскую ладошку, но было ее так много, словно сюда приплыл целый косяк и зачем-то решил наброситься на окаменевшую посреди реки Гончую.

Белка не стала ждать, пока острые зубы вопьются в ее кожу: она вдруг с такой скоростью заработала руками, что даже Перворожденные не успевали следить за стремительными росчерками эльфийской стали. Казалось, маленькая Гончая превратилась в настоящую мельницу, а ее родовые клинки с тихим пением разрубили воду, чужие тела, кости, прочную чешую, в мгновение ока окрасив воду широкими алыми разводами.

– Пошли!
– внезапно рыкнула Белка, на мгновение обернувшись к растерянно мнущимся наемникам.
– Живее! На ту сторону! Цепочкой!

Картис, спохватившись, первым кинулся исполнять приказ Вожака, властно потянув за собой Ланниэля и при этом постаравшись оказаться как можно дальше от бьющейся в судорогах рыбы. Он хорошо понимал, что Гончая в очередной раз их прикрыла - намеренно отвлекла на себя внимание. Приманила речных хищников, завлекла ароматной кровушкой и, тем самым, позволила остальным без потерь перебраться на ту сторону.

Стрегон, последовав примеру эльфа, внутренне содрогнулся при виде неистово бурлящей воды. А потом содрогнулся снова, рассмотрев в распахнутых рыбьих пастях устрашающие зубы: такими не только кость - стальной гвоздь перекусить можно! И здесь их сотни. Тысячи! Причем, большая часть пока неистово билась внизу, на глубине реки, и лишь малая их часть сумела пробиться на поверхность. Правда, лишь затем, чтобы попасть под сдвоенный удар знаменитой эльфийской стали. Если бы не это, зубастые твари, учуяв запах крови от беспамятного Брона или Тиля, в момент окружили бы беззащитных людей. Прокусили бы кольчуги, разодрали куртки и жадно вгрызлись в живую плоть. Тогда как Белка...

Белка каким-то чудом все еще держалась.

Братья, страшно выругавшись, со всех ног кинулись следом за пересекающими брод эльфами. Напрягая жилы и жутковато хрипя, с проклятьями пробрались сквозь красную воду, поминутно оглядываясь и боясь даже представить, во что должны были превратиться конечности Белика, если от такой массы клыкастых чудовищ не спасала никакая броня.

Правда, как только тяжело дышащий Ивер выскочил из воды, Гончая осторожно попятилась, все еще убивая, а затем небрежно отшвыривая разрубленные тела прочь. Пристально следя за покрасневшей рекой, в которой могли скрываться зверушки, гораздо более опасные, чем эта серебристая мелочь. Однако здешние хозяева не торопились высовываться наружу: то ли далековато ушли и еще не успели почуять; то ли, что вернее, решили не рисковать и, заслышав тихое пение эльфийских мечей, поспешили укрыться на глубине.

Наконец, она выбралась на сушу, тяжело дыша и сбрасывая с себя особо настойчивых преследователей. Быстро покосилась на мокрых, трепаных попутчиков, следящих за ней огромными, неверящими глазами. Незаметно перевела дух (живые!), отцепила от штанины неистово щелкающую челюстями рыбину. Брезгливо сморщилась, когда острый клык длиной с ее мизинец (и откуда у такой мелюзги подобная жуть?!) попытался воткнуться в ладонь, затем безжалостно смяла в кулаке и кинула обратно в реку. После чего стряхнула с оружия налипшую чешую, отбросила со лба мокрые волосы и, нимало не смутившись оторопелыми взорами спутников, сухо велела:

– Вперед!

После такого даже Стрегон счел за мудрое поторопиться, а Лакр, разинувший было рот для изумленного вопля, так же быстро его закрыл. Только Картис позволил себе беспокойный взгляд, означающий, что он действительно переживает за своего Вожака, да Тирриниэль тихо вздохнул:

– Спасибо, Бел... это было очень кстати.

Гончая хмуро покосилась на свои изорванные штаны, больше похожие теперь на лохмотья. Выразительно скривилась, заметив, что теперь там слишком явно просматривается ее белая кожа, на которой весьма красноречиво выделялся алый узор. Затем убедилась, что куртка и любимая рубаха выглядят не лучше. Зло сплюнула, потому что переодеваться было некогда и не во что. Обмотала спину остатками ткани с ножен, чтобы ни одна из смертоносных рун Подчинения не мелькнула на свету, и дала отмашку двигаться.

После реки Стрегон отметил, что их сумасшедший бег немного замедлился. Но это было хорошо, потому что он вовсе не был уверен, что дотянет до вечера. И без того сердце колотилось уже в ушах, воздуха постоянно не хватало, одежда намокла так, что можно выжимать, и оставшаяся позади река была здесь совершено не при чем. Он хорошо знал, что уже давно бежит на пределе своих возможностей. Понимал, что еще никогда в жизни ТАК не выкладывался. Сознавал, что долго не продержится, а потому вздохнул с нескрываемым облегчением, когда Белка ощутимо замедлила шаг.

Как эту гонку выдерживала она сама, Братья старались даже не думать: после пауков, полученных ран, многочисленного зверья и тех кругов, которые она постоянно наматывала, оберегая их от голодных хищников... после речки этой проклятой, наконец... она все еще выглядела, как взведенная скоба арбалета. Напряженная, сосредоточенная, неуловимо быстрая; по-настоящему неутомимая и нечеловечески проворная. Она дышала лишь немного чаще, чем обычно. Ее движения по-прежнему были плавными, отточенными и экономными. Грудная клетка вздымалась ровно. Сильные ноги несли ее вперед легко, словно и не было этого дикого кросса, не было ран, не было этой бешеной спешки и отчетливого страха за жизни своих слабых спутников.

Ближе к вечеру Стрегон заметил, что Гончая все чаще оборачивается и все ближе держится к их нанимателю. Незаметно присматривает, оценивает, следит и как будто ждет, когда у того закончатся силы. Брон так и не пришел в себя с тех пор, как в последний раз Ланниэль заставил его напиться. А вот Тиль пока бежал сам, не отставая и с обманчивой легкостью сохраняя навязанный темп. Он ни разу не пожаловался, не позволил себе ни единого стона. Не попросил снисхождения или сочувствия - просто бежал так, как требовала от него маленькая Гончая, и выглядел очень неплохо для существа, которому этим утром щедро распороли один бок. Его лицо по-прежнему оставалась строгим и бесстрастным, холодный блеск зеленых глаз мог бы замораживать океаны, на корню пресекая любые вопросы или сомнения в его железной воле. Однако взгляд Белки с каждым разом становился все тревожнее и все дольше задерживался на его посеревшем лице. Особенно тогда, когда он стал дышать с перерывами и впервые за день опустил потухший взор в землю.