Дорога соли
Шрифт:
Теперь старый торговец внимательно заглянул ей прямо в глаза и спросил:
— Ты тоже жила в племени кель-теггарт?
Мариата кивнула.
— Я слышал, что с людьми этого племени случилось… что-то ужасное.
Мариата открыла было рот, чтобы все рассказать, но не смогла. В гортани у нее будто застрял камень. Слова бились об него, пытались прорваться наружу, но тщетно. Зато из глаз молодой женщины снова побежали слезы.
Атизи отвернулся и мрачно сказал:
— Схожу посмотрю, как там верблюды.
Позже, когда в сумерках стало не видно ее лица, она разыскала его.
— Вы человек немногословный,
Голос ее пресекся. Она впервые произнесла имя мужа с тех пор, как увидела его мертвым, но теперь, когда оно прозвучало, рассказ ее казался весомей.
— Я не желаю, чтобы мой ребенок рос в семье мясника. Именно это для меня позор. Ну вот я вам все и рассказала.
Атизи долго молчал, потом вздохнул.
— Воистину, ты, должно быть, возбуждала в людях много зависти, и кто-то намеренно сглазил тебя. Надеюсь, с каждым шагом в глубь пустыни расстояние между тобой и твоими несчастьями будет все больше. Иншалла.
Пока они ждали полного наступления ночи, Мариата впервые со дня свадьбы открыла амулет Амастана и вытрясла в ладонь бумажную трубочку, хранившуюся в нем. В свете восходящей луны она стала читать заклинание, которое для нее написала Тана, но бледные символы, идущие сверху вниз, различить было трудно. Мариата сумела разобрать только имена — свое и Амастана — и сдалась. Какую бы силу ни содержало заклинание, оно не спасло Амастану жизнь и потому оказалось бессмысленным. Чувствуя себя еще более одинокой, чем прежде, она чуть не выбросила бесполезную бумажку, но подумала и крепко зажала ее в кулаке. Здесь, где в это время царствует Кель-Асуф, можно навлечь на себя еще более серьезные несчастья. Мариата вложила пергамент обратно и задвинула шишечку над потайным отделением талисмана.
Когда в небе медленно поднялся серповидный месяц, они двинулись по каменистой местности к дороге, которая пересекала спорную территорию. Мариате она казалась безжизненной, пустой полоской, чуть более бледной, чем окружающая земля. Едва заметно было, что ее искусственно выравнивали и разглаживали на неровном лице пустыни. Насколько хватало взгляда, движения по ней заметно не было, но, когда путники подъехали к последнему нагромождению скал перед дорогой, вдалеке показался свет автомобильных фар. Они озарили лицо старика, и Мариата увидела, что его глаза вспыхнули каким-то непонятным огнем.
— Быстро спрячься за валунами. Один верблюд там еще может укрыться, но не три. Если эти люди остановятся, я с ними поговорю. Постарайся, чтоб Муши не шумела, и не высовывайся ни в коем случае.
Муши очень не хотелось покидать своего хозяина, и Мариата выбилась из сил, пока заставила ее спрятаться в укрытии между скалами. Как раз вовремя, потому что машины с воем взяли подъем и со страшной скоростью помчались прямо на них. Мариата осторожно выглянула из укрытия и увидела, что старый торговец сошел с верблюда и распустил свой тагельмуст. Она не знала, сделал ли он это из неуважения к солдатам или для того, чтобы они не очень его опасались.
На мгновение ей показалось, что чужаки
не заметили старика с двумя верблюдами или просто не заинтересовались им. Но тут передний джип с визгом затормозил и остановился.— Кто ты такой и что ты здесь делаешь? — крикнул какой-то военный, наставив на старика ствол автомата. — Покажи документы!
Атизи раскрыл рот и переспросил с гнусавым деревенским акцентом:
— Документы?
Тот же человек жестом приказал двум своим подчиненным выйти из машины и велел:
— Возьмите у него документы.
Двое солдат, смеясь, подошли к нему.
— Да это просто старикашка. Наверное, заблудился в пустыне, — проговорил один из них.
— Никто не должен проходить здесь без документов. А вдруг это марокканский шпион? Заодно обыщите его узлы. Не хватало только, чтобы повторился наш провал на прошлой неделе.
Солдаты послушно стали ощупывать и тыкать мешки.
— Оружия нет, — сказал один из них.
— Идиот, — заявил другой, хватая винтовку, висящую на боку верблюда Атизи. — А это что?
В тусклом свете месяца поблескивало старинное ружье, на серебряных деталях которого древний кузнец выгравировал заклинания. Солдаты передавали его друг другу и смеялись.
— Да разве это оружие? Старый хлам. Из него опасно стрелять, можно самому себе голову снести.
Щека Атизи дрогнула, но он ничего не сказал и продолжал стоять, упершись глазами в землю.
— Так что ты скажешь, старик? Где твои документы?
— У меня нет… документов. — Он намеренно с трудом произнес это слово.
— Они должны быть у всех.
— А у меня нет. — Атизи пожал плечами. — Кто я такой? Просто бедный старик, отставший от своего каравана. У меня верблюд заболел, вот они и отправились дальше без меня. Бросили!
— Так-таки и оставили одного?
Атизи твердо встретил его взгляд.
— Да, одного.
— Вот и путешествуй с такими друзьями! — со смешком заявил один солдат.
— Да отпусти ты его, Ибрагим. А то всю ночь придется писать, рапорт туда, рапорт сюда…
— А что у него в этих тюках? Может, все-таки найдется что-нибудь такое… что нам пригодилось бы, а?
Другой солдат поморщился.
— Ячмень, немного сушеного мяса, финики и все такое. В общем, провизия, неинтересно.
— А пива нет?
Атизи бросил на него презрительный взгляд.
— Пива нет.
— Ладно, старик, считай, что тебе повезло. У нас нет времени на таких старых кочевников, как ты. — Ибрагим посмотрел на него недобрым взглядом и приказал подчиненным: — Впрочем, заберите у него ружье.
— Нет! — отчаянно закричал Атизи. — Оно мне досталась от дедушки!
Он вцепился в свою винтовку, но солдат, который держал ее в руках, как бы играючи, но с силой повернул оружие, приклад крепко ударил Атизи в висок, и старик со стоном упал на землю.
В этот момент в ночном воздухе раздался рев Муши. Верблюдица рванулась вперед и неожиданно сбросила с себя Мариату. Нога молодой женщины неловко зацепилась за чепрак седла. Она отпустила поводья и шмякнулась на кучу какого-то тряпья. Муши почувствовала себя свободной, вытянула шею и бросилась к своему хозяину. Третий верблюд, ошарашенный неожиданным оборотом событий, задергал головой и сумел освободиться от повода. Нелепо выворачивая ноги, он помчался через дорогу и попал под яркий свет автомобильных фар.