Дорога в Гандольфо

– Два караульных, – ответил Лин Шу. – Мы выставили по паре бойцов с каждой стороны вашей резиденции. Всего восемь человек…

– Не много ли для того, кто не собирается никуда бежать?

– Это так, лишь для приличия, генерал… Два караульных смотрятся на фотографии лучше, чем один, в то время как три выглядят уже угрожающе!

– Выходит, вы беспокоитесь о соблюдении приличий? – проговорил Хаукинз, вновь располагая сигару в угрожающей близости от шелка.

– Да, – ответил китаец. – Министерство образования пошло нам навстречу, разрешив устроить вас здесь. Согласитесь, генерал, что место вашей изоляции подобрано в высшей степени удачно. Прекрасный дом на живописном холме. Прямо-таки мирная идиллия на фоне изумительного пейзажа.

Лин Шу обошел кресло с генералом и мягким движением отодвинул занавеску подальше от сигары Хаукинза. Но сделал он это слишком поздно: генерал уже успел прожечь в материи маленькую круглую дырку.

– Это весьма дорогой район, – ответил Хаукинз. – Кто-то в этом народном раю, где никому не принадлежит ничего и тем не менее каждый имеет все, весьма успешно и быстро делает деньги. Как-никак я плачу за жилье четыре сотни долларов в месяц!

– Вам повезло, что вы поселились в этом районе, генерал. Что же касается собственности, то она может быть приобретена коллективом, но коллективная собственность ни в коей мере не является частной.

Лин Шу, подойдя к узкой двери, заглянул в единственную в доме спальню. Внутри темно. Широкое окно, сквозь которое мог бы проходить солнечный свет, было завешено одеялом. На полу лежали аккуратно сложенные циновки и валялись обертки от американских конфет. Воздух пронизывал резкий запах виски.

– А зачем вам фотографии? – поинтересовался генерал.

– Чтобы показать миру, – отведя взгляд от неопрятной картины, ответил Лин Шу, – что мы обращаемся с вами лучше, нежели вы с нами! Этот дом вовсе не похож на сайгонские тигровые клетки или, скажем, на подземную тюрьму на берегу кишащего акулами залива Холкогаз…

– Индейцы называют его Алькатраз!

– Извините!

– Не стоит извинения… А вы подняли настоящую шумиху вокруг этого дела, не так ли?

Несколько секунд Лин Шу не отвечал, собираясь с мыслями, затем сказал:

– Если бы кто-нибудь в течение ряда лет поливал грязью ваши святыни, а потом взорвал Мемориал Линкольна на площади Вашингтона, то ваши разряженные в мантии дикари из Верховного суда немедленно приговорили бы его к смертной казни. – Китаец усмехнулся и провел рукой по своему форменному пиджаку, какой носил и сам председатель Мао. – Но мы не настолько примитивны. Для нас любая жизнь священна. Даже такой бешеной собаки, как вы.

– И вы, азиаты, никогда никого не поносили?

– Наши лидеры говорят только правду, и это знают во всем мире, как и то, чему учит наш никогда не ошибающийся председатель. А правда, генерал, не имеет ничего общего с поношением, поскольку правда – это правда. Истина, известная каждому.

– В том числе и в моем округе Колумбия, – пробормотал генерал, убирая ногу со стола. – Но почему вы выбрали именно меня? Ведь людей, что поносят вас, предостаточно. Чем заслужил я такое внимание?

– Только тем, что остальные не так знамениты, как вы, а если быть уж столь совершенно точным, то они совсем не знамениты, коль вам угодно знать. Признаюсь, я с большим интересом посмотрел фильм о вашей жизни. Ничего не скажешь, весьма артистичная поэма о насилии!

– Вы действительно видели этот фильм?

– Да. Частным, конечно, образом. И к тому же с купюрами. Вырезаны те куски, где играющий вас артист убивает нашу героическую молодежь. Все это, должен заметить, генерал, крайне дико! – Лин Шу обошел стол и снова улыбнулся. – Да, вы скверный человек, генерал. И теперь жестоко оскорбили нас, повредив почитаемый всеми памятник…

– Да бросьте вы это! – поморщился генерал. – Ведь я даже не знаю, что произошло, поскольку мне подсунули наркотики! И вам прекрасно это известно! Я был с вашим генералом Лу Сином в его же собственном доме!

– Вы должны вернуть нам нашу честь, генерал Хаукинз. Неужели вы не понимаете этого? – Лин Шу говорил спокойно, и Хаукинз не перебивал его. – Вам надо только принести свои извинения, вот и все. Подготовка к церемонии уже завершена. На ней будут присутствовать всего несколько представителей прессы, текст же вашего заявления мы напишем за вас сами.

– Послушайте, приятель! – резко поднявшись со своего кресла и возвысившись над китайцем, произнес Хаукинз. – Вы опять за свое! Долго еще мне объяснять вам, недоделанным, что американцы не пресмыкаются? Ни на каких церемониях – с прессой или без нее! Запомните это раз и навсегда, вы, заблеванный пигмей!

– Не надо так сердиться, генерал! Вы поставили всех нас в весьма трудное положение, и небольшая церемония, ну, скажем, совсем маленькая и предельно простая…

– Нет, – перебил китайца Хаукинз, – это не для меня! Я представляю вооруженные силы Соединенных Штатов, и все мелкое и незначительное неприемлемо для таких, как мы! Нас нелегко опрокинуть. Мы привыкли идти прямо на врага, дружок!

– Прошу прощения!

Слегка смущенный своими собственными словами, Хаукинз пожал плечами.

– Ничего… Я снова говорю «нет». Вы можете пугать этих гомосеков из посольства, но со мной вам не справиться.

– Но они-то сами просили вас согласиться на наши условия, поскольку на этот счет ими получены соответствующие указания. Так что у вас нет иного выхода.

– Все это чепуха! – Хаукинз подошел к очагу и, выпив из стакана, поставил его на каминную доску рядом с ярко раскрашенной коробкой. – Эти педики что-то задумали вместе с такой же группой гомосеков из государственного департамента. Подождите, наш Белый дом и Пентагон прочтут мой доклад! Да, парень! И тогда все вы, кривоногие коротышки, удерете, задрав хвосты, в горы, а мы взорвем их!

Хаукинз усмехнулся, глаза его блестели.

– Вы слишком много бранитесь, – спокойно заметил Лин Шу, печально качая головой. Затем поднял лежавшую рядом со стаканом генерала яркую коробку. – Петарды Цин Тяу. Лучшие в мире. Оглушительные и ослепительно яркие. Я очень люблю их слушать и смотреть на них.

– Я понимаю вас, – промолвил Хаукинз, несколько удивленный переменой темы. – Их дал мне Лу Син. Мы вдоволь попускали их в тот вечер, пока меня не опоили наркотиками.

– Ну что же, генерал Хаукинз, это прекрасный подарок!

– Да уж, – выдавил американец, – видит бог, он мне кое-что должен.

– Но разве вы не понимаете, – продолжал Лин Шу, – что все это самая настоящая чепуха, хотя и производящая некоторый эффект? Вся эта пальба не что иное, как показуха, отблеск чего-то еще, всего-навсего иллюзия! Будучи сами по себе реальными, петарды тем не менее лишь иллюзия другой реальности. А иллюзия не представляет собой никакой опасности.

– И что же?

– Просто такой же точно иллюзией, генерал, является то, что просят вас совершить. Ведь вы должны только сделать вид. Короче говоря, речь идет о простой церемонии с небольшим количеством слов, которые, как вы знаете, не что иное, как все та же иллюзия. Совершенно неопасная и вежливая.