Дорога в никуда. Часть первая. Начало пути
Шрифт:
Ну, и главное, ровно как в военном строю стоят четверти с особым местным самогоном, бутылки с водкой, бутылки с вином и кувшины с настойками, охлаждёнными в погребах. Тут же жбаны с пивом домашнего приготовления. Между самыми уважаемыми гостями за главным столом в гостиной ходит сама хозяйка неспешной царственной павой, покачивая бёдрами и грудью, распространяя запах терпких духов. Захмелевшие гости, не обращая внимания на рядом сидящих жён, отвлекаются на этот запах, шуршание муслина, включая и пожилых далеко за пятьдесят отца благочинного и заведующего станичным училищем, и некоторых таковых же поселковых атаманов и членов станичного Сбора. Они, уже не владея собой, не могут не задерживать взгляд на облитых зеленью платья пышных, ласкающих глаз, колышущихся формах проходящей рядом матери невесты. Домна Терентьевна, как и положена хозяйке, абсолютно трезва, видит, чувствует мужские взгляды, но не подаёт вида - кокетство казачек, врождённое чувство достоинства, с которым они реагируют на такое вот невольное мужское внимание. Вот
Лукерья Никифоровна несколько раз порывалась включиться в обслуживание гостей, помочь сватье:
– Домнушка... Домна Терентьевна, дозволь я, посиди отдохни, а то всё на ногах, да на ногах, утомилась поди.
– Сиди, сиди сватьюшка! Кушай, за меня не бойся, для меня эти хлопоты в радость... Прокофий Савельич, пирога-то, пирога отведайте!... Ваше степенство, отец Василий, вы что-то совсем не кушаете, вот холодчика извольте закусить, самолично готовила...
Молодые, как и положено в центре стола, водку, настоенную на вишне, выпили по первой и всё, потом только чокались с гостями, пригубляли и отставляли. Сидели, потупив взоры и строго молчали, будто не слышали гомона, стоявшего в доме и вокруг. Тем не менее, они всё слышали и на призывы "Горько" бодро вставали и целовались. Полина, с подведёнными бровями с чуть припудренным лицом, уже без фаты в своём роскошном платье смотрелась так... Во всяком случае многие казачки меж собой говорили, что куда краше тех царевен, то есть великих княжон, чьими фотографиями были обклеены с изнанки крышки сундуков с приданным едва ли не всех усть-бухтарминских девушек на выданье. Но слышались и не лестные отзывы:
– Ишь, Полька-то не больно весёлая сидит. Вчера как из церкви шла чуть не летела, а опосля ночи... Что-то ей видать жених не больно по нраву пришёлся... ха-ха, хо-хо...
А Полина... она просто устала. Она привыкла спать дома вволю, а тут полночи не спала и встала рано. Потом... для нее брачная ночь, как и для любой девушки-девственницы явила много того, о чём она догадывалась, но и не только. Она не ожидала, что от "этого" можно устать. Она ждала наслаждения, и она его испытала, это высшее блаженство, посланное свыше, но это случилось впервые, а с непривычки всегда устают. После "этого" надо было хорошо выспаться, но их подняли рано. Тут и рубашка с простынёй. Даже если на них не оказывалось крови, то обычно эту кровь срочно "делали", втихаря зарубив молоденького петушка. Хотя иногда крови не было и у заведомой девственницы, и тогда бедный петушок спасал честь невинной. У Полины с рубашкой и простыней все обошлось без лишней нервотрепки, но зато потом она с трудом сдерживалась, чтобы не зевнуть, или даже задремать, потому и выглядела несколько измученной. Ивану это безмолвное сидение давалось легче, за свою кадетско-юнкерскую и офицерскую жизнь он привык, и к ночным дежурствам, и долгим конным переходам, когда приходилось не спать по нескольку суток.
Выпили, закусили, покричали "Горько", попроизносили различные тосты... Кое кто, что послабей, свалились под стол, или головой в тарелку. Кого-то увели жёны, кого-то Танабай с Ермилом отволокли в сарай на сеновал, проспаться. Во второй половине дня во дворе все столы и лавки сдвинули в сторону, гармонисты растянули меха, и всё смешалось в бешеном ритме пляски: кашемировые юбки, кружевные кофточки, ситец, бисер, чесуча, платки, шаровары с лампасами, фуражки, туфли, сапоги...
Ух ты хмелюшка хмелек Что не развевался? Где казак ночевал? Что, не раздевался? Где варнак пировал? У какой сударки? ......................Теперь уже и именитые гости вышли из дома, и притопывая ногами подбадривали плясунов, некоторые из них уже на нетвёрдых ногах тоже пустились в пляс. Но даже не все из молодых оказались способны поддерживать бешеный ритм, задаваемый гармонистами. От обильного пития многие казаки уже основательно опьянели, а казачки от сытной еды впрок отяжелели. Воспользовавшись первой же возникшей заминкой, Домна Терентьевна распорядилась вынести граммофон. Она хотела направить празднество в, так сказать, более культурное русло, да заодно и вспомнить свою молодость, когда она вместе с мужем тогда еще подхорунжим "служила" сверхсрочную сначала в Зайсане, потом в Новониколаевске. Там их иногда приглашали на офицерские балы, и она хорошо помнила, как развлекаются и ведут себя на подобных мероприятиях "культурные господа". Там же она и выучилась танцевать вальс, на который ее потом часто приглашали тогдашние хорунжие и сотники, поклонники крупных женских форм, а вслед она слышала завистливо-злобный шёпот "офицерш": "Мужичка, туда же вальсировать лезет, корова...". Офицером
Тихон Никитич стал уже в преддверии японской войны, а потом сразу же вышел в отставку, так что Домне Терентьевне "офицершей" покрасоваться почти и не пришлось. Зато, став атаманшей, она уже являлась чем-то вроде знатока культурного проведения досуга в достаточно "приземлённом" станичном обществе и ощущала себя значительно выше прочих казачек не только по статусу, но и по воспитанию. А то как же, она ж не как другие, что всю жизнь в станице просидели, она в городах пожила, с благородными зналась.Но пластинку с вальсом, как хотела хозяйка, сначала поставить не удалось. Кто-то из полупьяных поселковых атаманов вдруг стал требовать "Бурю", неофициальный гимн Сибирского казачьего войска. Пришлось поставить пластинку с "Бурей". И когда из граммофонной трубы послышалось:
Ревела буря, дождь шумел Тут же казаки кто сидел повскакивали, и все нестройно, но громогласно подхватили: Во мраке молнии блистали И беспрерывно гром гремел И ветры в дебрях бушевали ....................................Наконец, вдоволь наоравшись "Бури", казаки несколько успокоились. Домна Терентьевна тут же самолично поставила пластинку "На сопках Манжурии". Танцевать вальс вышло не так уж много пар, чиновники из почтово-телеграфного отделения связи, конторы сберегательного банка, приказчики, заведовавшие купеческими складами на Гусиной пристани, и магазинами в станице. Все когда-то жившие в городах, учившиеся в реальных и коммерческих училищах, они, наконец, получили возможность выйти из тени разудалой казачьей стихии. Их партнёршами кроме жен, стали несколько девушек-казачек, учившихся в Усть-Каменогорском Мариинском училище, так называемой прогимназии, и первой в уезде, открывшейся в 1914 году в том же Усть-Каменогорске частной женской гимназии. Получили возможность показать своё умение и казаки-подростки, приехавшие на каникулы учащиеся средних учебных заведениях. В них во всех учили танцевать вальс. Впрочем, немало девушек, даже не учась в гимназии и "Мариинке", но которым приходилось видеть этот "благородный" танец где-нибудь, например, в том же усть-каменогорском "Народном доме", схватывали мелодию и движения по наитию и тоже готовы были танцевать. Так что вскоре стал ощущаться явный недобор кавалеров, а танцевать девушке с девушкой было не принято.
Полина словно сбросила свою полудрёму, едва услышала звуки вальса и потянула Ивана за собой в пока ещё не тесный круг танцевальных пар. И здесь сразу стало ясно, что танцевать вальс, как танцует его невеста, здесь не умеет никто. Иван в кадетах и юнкерах никогда не считался искусным танцором. И сейчас только отсутствие настоящих ценителей среди большинства зрителей позволили ему избежать неодобрительных отзывов, ибо уж очень он был неловок рядом с виртуозной и какой-то вдохновенной Полиной. Впрочем, один ценитель среди гостей всё же нашелся - Василий Арапов. Он в отличие от Ивана, танцор был искусный, лучший в их кадетском классе. Сейчас он стоял в стороне, с презрительной усмешкой смотрел на танцующих и с откровенной ненавистью на Ивана. Он бы сейчас всем здесь показал как надо "вести даму" в вальсе, тем более такую как невеста, он бы станцевал с нею...
Володя не любил спиртное и старался пропускать тосты, хотя некоторое его ровесники из прежних станичных друзей уже пристрастились к зелью, и в охотку под хорошую закуску могли выпить немало. Когда вышли во двор, и после плясок и "Бури" началось "вальсирование", кадетское воспитание сказалось. В корпусе регулярно устраивались совместные балы с гимназистками, но там танцевали, как правило, кадеты двух старших классов, а младшие, в том числе и он, в основном подглядывали из-за спин. Здесь он неожиданно для себя смело шагнул к девушке в нарядном с кружевными оборками платье и толстой рыжей косой, увлеченно следящей за танцующими. По виду она где-то была его ровесницей.
– Позвольте вас пригласить на тур, барышня?- он специально старался придать мужественности, басовитости своему голосу.
Володя не сомневался, что девушка, судя по платью дочь какого-то небедного казака, и скорее всего учится либо в старших классах станичного училища, или в Мариинке, а раз так, то должна быть польщена, что ее приглашает не кто-нибудь, а сын атамана, кадет омского кадетского корпуса. Если же она по каким-то причинам не умеет вальсировать, он заранее продумал, что вызовется тут же ее и научить - уж больно она ему глянулась. Девушка застенчиво зарделась и совершенно неожиданно в ответ сделала настоящий, полный книксен. "Ого, не иначе это ее моя сестрица в училище выучила так приседать",- удивлённо подумал Володя.
– Извините, я... я не очень хорошо танцую,- как и предполагал Володя смущённо ответила девушка.
– Ничего, здесь почти все не очень,- Володя снисходительно кивнул в сторону танцующих.- Я вам помогу, вы не бойтесь, вальс не такая уж трудная наука.
Девушка вдруг со смешинкой в глазах оглядела Володю, и уже совсем не робко, а как будто даже привычно подала ему руку... Когда они вышли в круг танцующих, неожиданно выяснилось, что танцует она не то что не хуже, а заметно лучше его. От такого "открытия" Володя так растерялся, что несколько раз едва не наступил партнёрше на ноги.