Дорога в рай (Рассказы)

– По-моему, у вас много времени, мэм, - любезно проговорил дворецкий. Я предупредил мистера Фостера, что вы должны выехать в девять пятнадцать. У вас еще пять минут.

– Да, Уокер, я знаю. Однако поторопись с багажом, прошу тебя.

Она слонялась взад-вперед по холлу и всякий раз, когда мимо нее проходил дворецкий, спрашивала у него, который час. На этот рейс, без конца повторяла она про себя, никак нельзя опоздать. У нее не один месяц ушел на то, чтобы уговорить мужа разрешить ей уехать. Если она опоздает, он запросто может решить, что ей все это не нужно. А беда еще и в том, что он сам настоял, чтобы проводить ее до аэропорта.

– О боже, - громко произнесла миссис Фостер, - я опоздаю. Я знаю, знаю, знаю, что опоздаю.

Кожа в уголке левого глаза безумно задергалась. Казалось, из глаз вот-вот брызнут слезы.

– Который час, Уокер?

– Восемнадцать минут десятого, мэм.

– Теперь я точно опоздаю!
– воскликнула она.
– Скорей бы он выходил!

Для миссис Фостер это было важное путешествие. Она совсем одна отправлялась в Париж, чтобы навестить свою единственную дочь, которая была замужем за французом. Француз не очень-то интересовал миссис Фостер, а вот дочь она обожала и, кроме того, истосковалась по трем своим внукам. Она их знала только по фотографиям, которые расставила по всему дому. Они были красивые, эти ее внуки. Она в них души не чаяла и каждый раз, когда получала новую фотографию, уносила ее в свою комнату и долго сидела, выискивая в детских лицах приметы того кровного сходства, которое так много значит. А в последнее время она все больше и больше осознавала, что желает проводить остаток своих дней рядом с детьми, - ей нужно видеть их, брать на прогулку, покупать им подарки и смотреть, как они растут. Она, конечно же, понимала, что думать так, покуда муж жив, нехорошо и в некотором смысле нечестно. Муж уже не был так активен в своих предприятиях, но ни за что не согласился бы оставить Нью-Йорк и поселиться в Париже. Удивительно, что он вообще отпускал ее туда одну на шесть недель. А ей так хотелось поселиться там и быть рядом с внуками!

– Уокер, который час?

– Двадцать две минуты десятого, мэм.

Едва он ответил, как дверь открылась и в холл вышел мистер Фостер. Он постоял с минуту, внимательно глядя на жену, а она, в свою очередь, смотрела на него - на этого тщедушного и все еще подвижного старика с бородатым лицом, столь удивительно похожего на Эндрю Карнеги ⁶⁶на старых фотографиях.

– Так-так, - произнес он, - нам, пожалуй, лучше поторопиться, если ты хочешь успеть на самолет.

– Да, дорогой, да! Все готово. Машина ждет.

– Вот и хорошо, - сказал мистер Фостер.

Склонив голову набок, он пристально глядел на жену. Он имел обыкновение вытягивать шею, а потом быстро и едва заметно дергать головой. По этой причине, а также по тому, как он стискивал пальцы, подняв руки до уровня груди, он походил на белку - на проворную умную белку, которую можно увидеть в парке.

– Вот и Уокер с твоим пальто, дорогой. Одевайся.

– Через минуту вернусь, - сказал он.
– Только руки вымою.

Она принялась ждать. Высокий дворецкий стоял рядом с ней, держа пальто и шляпу.

– Уокер, я опоздаю?

– Нет, мэм, - ответил дворецкий.
– Думаю, успеете в самый раз.

Затем мистер Фостер появился снова, и дворецкий помог ему надеть пальто. Миссис Фостер торопливо вышла из дома и уселась в нанятый ими "кадиллак". Муж вышел вслед за ней, но по ступенькам спускался медленно. Посреди лестницы он остановился, чтобы взглянуть на небо и вдохнуть холодный утренний воздух.

– Похоже, небольшой туман, - произнес он, усаживаясь рядом с ней в машине.
– А в аэропорту в таких случаях обычно бывает еще хуже. Не удивлюсь, если рейс уже отменили.

– Не говори этого, дорогой, прошу тебя.

Больше они не произнесли ни слова, пока машина не оказалась в Лонг-Айленде.

– С прислугой я все обговорил, - сказал мистер Фостер.
– С сегодняшнего дня все свободны. Я выплатил им половину жалованья за шесть недель и предупредил Уокера, что пришлю ему телеграмму, когда они нам снова понадобятся.

– Да-да, - сказала она.
– Он говорил мне.

– Сегодня же вечером переберусь в клуб. Приятно иногда переменить обстановку.

– Да, дорогой. Я напишу тебе.

– Время от времени я буду заходить домой, чтобы проверить, все ли в порядке, и забирать почту.

– А тебе не кажется, что Уокеру лучше остаться в доме и присматривать за ним?
– робко спросила она.

– Ерунда. Это совершенно не нужно. И потом, мне придется платить ему полное жалованье.

– Ах да, - сказала она.
– Ну, конечно.

– Скажу больше, никогда не знаешь, чем они занимаются, когда оставляешь их в доме одних, - заявил мистер Фостер и с этими словами достал сигару. Отрезав кончик серебряными ножницами, он прикурил ее от золотой зажигалки.

Миссис Фостер сидела неподвижно, крепко стиснув под пледом руки.

– Ты будешь мне писать?
– спросила она.

– Посмотрим, - ответил муж.
– Но вряд ли. Ты же знаешь, я не очень-то люблю писать, когда мне нечего сказать.

– Да, дорогой, знаю. Поэтому выброси это из головы.

Они ехали вдоль Королевского бульвара, и, когда приближались к болотистой местности, на которой возведен Айдлуайлд, туман начал сгущаться, и ехать пришлось медленнее.

– О боже!
– воскликнула миссис Фостер.
– Теперь я наверняка опоздаю! Который час?

– Прекрати суетиться, - сказал старик.
– Теперь это ни к чему. Рейс наверняка отменили. В такую погоду не летают. Не понимаю, зачем вообще нужно было выходить из дому.

Ей показалось, что в голосе его неожиданно прозвучали новые нотки, и она обернулась. Трудно было различить какую-либо перемену в выражении бородатого лица. Главное - рот. Ей захотелось - как бывало и раньше увидеть его рот. Глаза его никогда ничего не выражали, кроме тех случаев, когда он приходил в ярость.

– Разумеется, - продолжал мистер Фостер, - если он вдруг все-таки полетит, тогда я согласен с тобой - ты наверняка опоздала. Почему бы тебе с этим не примириться?

Она отвернулась и стала смотреть в окно, за которым висел туман. Чем дальше они ехали, тем больше туман сгущался, и теперь она видела только край дороги и полоску травы, тянувшейся вдоль нее. Она чувствовала, что муж по-прежнему наблюдает за ней. Глянув на него, она заметила, что он внимательно смотрит в уголок ее левого глаза, где, как она чувствовала, у нее дергается кожа. Ей сделалось страшно.