Дорога в сто парсеков

– Никто не обратил внимания еще на одно обстоятельство, - вдруг заговорил молчаливый Яс Тин.
– Рассказ написан на английском языке. Все имена, прозвища и юмористические выражения оставлены английскими. Это не просто! Я лингвист-любитель и изучал процесс становления первого мирового языка. Английский язык - один из наиболее распространенных в прошлом. Писатель отразил как в зеркале нелепую веру в незыблемость - вернее, бесконечную длительность - общественных форм. Замедленное развитие античного рабовладельческого мира или эпохи феодализма, вынужденное долготерпение древних народов были ошибочно приняты за стабильность вообще всех форм общественных отношений: языков, религий и, наконец, последнего стихийного общества, капиталистического. Опасное общественное неравновесие конца капитализма считалось неизменным. Английский язык уже тогда был архаическим пережитком, потому что в нем фактически сосуществовали два языка - письменный и фонетический. Они полностью непригодны для переводных машин. Удивительно, как автор не сообразил, что язык меняется тем сильнее и скорее, чем быстрее идет изменение человеческих отношений и представлений о мире! Полузабытый древний язык санскрит оказался построенным наиболее логически и потому стал основой языка-посредника для переводных машин. Прошло немного времени, и из языка-посредника сформировался первый мировой язык нашей планеты, с тех пор еще претерпевший много изменений. Западные языки оказались недолговечными. Еще меньше прожили взятые от религиозных преданий, из совсем чуждых и давно умерших языков имена людей.

– Яс Тин заметил самое главное, - вступил в разговор Мут Анг.
– Страшнее, чем научное незнание или неверная методика, - косность, упорство в защите тех форм общественного устройства, которые, совершенно очевидно, не оправдали себя даже в глазах современников. В основе этой косности, за исключением менее частых случаев простого невежества, лежала, конечно, личная заинтересованность в сохранении того общественного строя, при котором этим защитникам жилось лучше, чем большинству людей. А если так, то что за дело было им до человечества, до судьбы всей планеты, ее энергетических запасов, здоровья ее обитателей? Неразумное расходование запасов горючих ископаемых, лесов, истощение рек и почв, опаснейшие опыты по созданию убийственных видов атомного оружия - все это, вместе взятое, определяло действия и мировоззрение тех, кто старался во что бы то ни стало сохранить отжившее и уходящее в прошлое, причиняя страдания и внушая страх большинству людей. Именно здесь зарождалось и прорастало ядовитое семя исключительных привилегий, выдумок о превосходстве одной группы, класса или расы людей над другими, оправдание насилия и войны - все то, что получило в давние времена название фашизма. Привилегированная группа неизбежно будет тормозить развитие, стараясь, чтобы для нее оставалось все по-прежнему, a униженная часть общества будет вести борьбу против этого торможения и за собственные привилегии. Чем сильнее было давление привилегированной группы, тем сильнее становилось сопротивление, жестче формы борьбы, развивалась обоюдная жестокость, и, следовательно, деградировало моральное состояние людей. Перенесите это с борьбы классов в одной стране на борьбу привилегированных и угнетенных стран между собою. Вспомните из истории борьбу между странами нового, социалистического общества и старого, капиталистического, и вы поймете причину рождения военной идеологии, пропаганды неизбежности войн, их вечности и космического распространения. Я вижу здесь сердце зла, ту змею, которая, как ее ни прячь, обязательно укусит, потому что не кусать она не может. Помните, каким недобрым красно-желтым светом горела звезда, мимо которой мы направились к нашей цели.

– Сердце Змеи!
– воскликнула Тайна.

– Сердце Змеи! И сердце литературы защитников старого общества, пропагандировавшей неизбежность войны и капитализма, - это тоже сердце ядовитого пресмыкающегося.

– Следовательно, наши опасения - это отголоски змеиного сердца, еще оставшиеся от древних, серьезно и печально сказал Кари.
– Но я, наверное, самый змеиный человек из всех нас, потому что у меня еще есть опасения… сомнения, как там их назвать.

– Кари!
– с укором воскликнула Тайна.

Но тот упрямо продолжал:

– Командир хорошо говорил нам о смертных кризисах высших цивилизаций. Все мы знаем погибшие планеты, где жизнь уничтожена из-за того, что люди на них не успели справиться с военной атомной опасностью, создать новое общество по научным законам и навсегда положить конец жажде истребления, вырвать это змеиное сердце. Знаем, что наша планета едва успела избежать подобной участи. Не появись в России первое социалистическое государство, положившее начало великим изменениям в жизни планеты, расцвел бы фашизм и с ним убийственные ядерные войны. Но если они там, - молодой астронавигатор показал в сторону, с которой ожидался чужой звездолет, - если они еще не прошли опасного пика?

– Исключено, Кари!
– спокойно ответил Мут Анг.
– Возможна некая аналогия в становлении высших форм жизни и высших форм общества. Человек мог развиться лишь в сравнительно стабильных, долго существовавших благоприятных условиях окружающей природы. Это не значит, что изменения совсем отсутствовали, - наоборот, они были даже довольно резкие, но лишь в отношении человека, а не природы в целом. Катастрофы, большие потрясения и изменения не позволили бы развиться высшему мыслящему существу. Так и высшая форма общества, которая смогла победить космос, строить звездолеты, проникнуть в бездонные глубины пространства, смогла все это дать только после всепланетной стабилизации условий жизни человечества и, уж конечно, без катастрофических войн капитализма. Нет, те, что идут нам навстречу, тоже прошли критическую точку, тоже страдали и гибли, пока не построили настоящее, мудрое общество.

– Мне кажется, есть какая-то стихийная мудрость в историях цивилизаций разных планет, - сказал с загоревшимися глазами Тэй Эрон.
– Человечество не может покорить космос, пока не достигнет высшей жизни, без войн, с высокой ответственностью каждого человека за всех своих собратьев.

– Совершив подъем на высшую ступень коммунистического общества, человечество обрело космическую силу, и оно могло обрести ее только этим путем, другого не дано!
– воскликнул Кари.
– И не дано никакому другому человечеству, если так называть высшие формы организованной, мыслящей жизни.

– Мы, наши корабли, - руки человечества Земли, протянутые к звездам, - серьезно сказал Мут Анг, - и эти руки чисты! Но это не может быть только нашей особенностью. Скоро мы коснемся такой же чистой и могучей руки!

Молодежь не выдержала и восторженными криками встретила заключение командира. Да и старшие, достигшие мужественной сдержанности чувств, окружили Мут Анга с явным волнением.

Где-то впереди, все еще на чудовищном расстоянии, летел навстречу корабль с планеты чужой и далекой звезды. И люди Земли впервые за миллиарды лет развития жизни на своей планете должны были соприкоснуться с другими… тоже людьми. Неудивительно, что астролетчики, как ни сдерживали себя, пришли в лихорадочное возбуждение. Удалиться на отдых, остаться наедине с собой в горячем нетерпении ожидания казалось невозможным. Но Мут Анг, рассчитав время встречи звездолетов, приказал Свет Симу дать всем успокоительного лекарства.

– Мы, - твердо отвечал он на протесты, - должны встретить своих собратьев в наилучшем состоянии души и тела. Предстоит еще огромный труд: нам придется понять их и суметь рассказать о себе. Взять их знание и отдать свое!
– сдвинул брови Мут Анг.
– Никогда еще я так не опасался своего неумения, некомпетентности… - Тревога изменила обычно спокойное лицо командира, пальцы стиснутых рук побелели.

Астролетчики, может быть, только сейчас ощутили, какую ответственность налагала на каждого небывалая встреча. Они беспрекословно приняли пилюли и разошлись.

Мут Анг оставил только Кари, потом поколебался, окидывая взглядом могучую фигуру Тэй Эрона, и жестом пригласил его тоже в пост управления. Со вздохом усталости командир вытянулся в кресле, склонил голову и закрыл лицо руками.

Тэй и Кари молчали, опасаясь нарушить раздумья командира. Звездолет шел очень медленным по космическим масштабам ходом, так называемой тангенциальной скоростью в двести тысяч километров в час, употреблявшейся при вхождении в зону Роша какого-либо небесного тела. Роботы, управлявшие кораблем, держали его на тщательно вычисленном обратном курсе. Пора было появиться лучу локатора чужого корабля, и то, что его не было, заставляло Тэй Эрона с каждой минутой тревожиться сильнее.

Мут Анг выпрямился с веселой и немного грустной улыбкой, хорошо знакомой каждому члену экипажа.

– «Приди, далекий друг, к заветному порогу…» Тэй нахмурился, вглядываясь в беспросветную черноту переднего экрана. Песенка командира показалась ему неподходящей в такой серьезный момент.

Но Кари подхватил еще более веселый припев, лукаво поглядывая на угрюмого помощника.

– Попробуйте помахать нашим лучом, Кари, - вдруг сказал Мут Анг, прерывая себя.
– По два градуса в каждую сторону, а потом по вертикали.

Тэй слегка покраснел: не додумался до простой меры, а мысленно укорил командира!

Прошло еще два часа. Кари представлял себе, как луч их локатора там, впереди, в колоссальном удалении, скользит налево, направо, вверх и вниз, пробегая с каждым взмахом сотни тысяч километров черной пустоты. Такие взмахи сигнального «платка» превосходили самую буйную фантазию старых земных сказок о великанах.

Тэй Эрон погрузился в созерцательное оцепенение.

Мысли текли медленно, не вызывая эмоций. Тэй вспоминал, как после отлета с Земли его не покидало чувство странной отрешенности.