Дорога ветров

Ган Итаи держала Мириамель на коленях, укачивая, словно ребенка, и тихо рассказывала об ужасной несправедливости того, как поступили с ее народом. Солнце скрылось, и странные тени плясали по стенам.

Мириамель лежала в своей темной комнате и прислушивалась к грустному пению Ган Итаи на палубе. Ниски была очень расстроена. Принцесса не думала, что она вообще способна на такие сильные чувства, но стоны связанного Кадраха и слезы принцессы как видно задели что-то в душе маленькой женщины.

Кто они на самом деле, эти ниски? Кадрах называл их тинукедайя — дети океана, как сказала Ган Итаи. Откуда они взялись? Может быть, с какого-нибудь далекого острова? Корабли в далеком океане, сказала ниски, корабли, приплывшие издалека… Неужели все на свете хотят вернуть какое-то время, которое прошло давным-давно?

Ее философские размышления прервал резкий стук в дверь.

— Леди Мария, вы не спите?

Она промолчала. Дверь медленно отворилась, и Мириамель мысленно выругала себя — надо было запереть ее на ключ.

— Леди Мария, — мягко проговорил граф. — Вы больны? Мне не хватало вашего общества за ужином.

Она протерла глаза, делая вид, что только что проснулась.

— Лорд Аспитис? Простите, но я не совсем здорова. Мы поговорим завтра, когда я буду чувствовать себя лучше.

Кошачьей походкой граф приблизился к кровати и сел. Потом протянул руку и длинными пальцами погладил ее щеку. — Но это ужасно. Что случилось? Я пришлю Ган Итаи приглядеть за вами. Она умеет ходить за больными, и я доверяю ей больше, чем всем придворным лекарям, вместе взятым.

— Благодарю вас, Аспитис, вы очень добры. Теперь, если вы позволите, я хотела бы еще немного поспать. Простите, но сегодня я невеселая собеседница.

Граф, судя по всему, не спешил уходить. Он медленно погладил ее шелковистые волосы и улыбнулся.

— Мария, я стыжусь грубых слов, сказанных вам раньше. Я начал чересчур хорошо относиться к вам, и мне становится страшно при мысли, что вы вкруг покинете меня. В конце концов, мы же любим друг друга, правда? — Его пальцы скользнули по шее, и принцесса внутренне съежилась.

— Поверьте, граф, сейчас я просто не в состоянии разговаривать. Но я прощаю вам злые слова — я верю, что они были поспешными и неискренними.

Она внимательно посмотрела на него, стараясь понять, о чем он думает. Голубые глаза графа были простодушно-спокойными, но Мириамель вспомнила все, что говорил Кадрах и рассказывала Ган Итаи, и озноб снова охватил ее.

— Да, да, вы правы. Я так рад, что вы все правильно поняли. Поспешные, необдуманные слова.

Мириамель захотела испытать его притворную искренность.

— Но поймите мое горе, граф. Мой отец ничего не знает обо мне. Может быть. ему ухе сообщили из монастыря, что я не приехала; Он стар, Аспитис, и я боюсь за его здоровье. Вот почему мне придется покинуть вас, хочу я того или нет.

— Конечно, — ответил граф, и у принцессы мелькнула безумная надежда. Что, если она ошиблась — все ошиблись? — Нельзя заставлять вашего отца беспокоиться. Мы пошлем ему весточку, как только доберемся до берега. Я думаю, что можно будет пристать у острова Спент. Мы пошлем ему хорошие новости.

Мириамель улыбнулась.

— Он будет рад узнать, что со мной все в порядке.

— Еще бы, — Аспитис улыбнулся ей в ответ. — Но будет и еще одна новость, которая порадует его. Мы сообщим ему, что его дочь выходит замуж за члена одной из пятидесяти благородных семей Наббана.

Улыбка Мириамели несколько поблекла.

— Что?

— Мы сообщим ему о нашей предстоящей свадьбе. — Аспитис восторженно засмеялся. — Да, леди, я много думал об этом, и хотя семья ваша не столь прославлена, как моя, да к тому же из Эркинланда, — ради любви я плюну в лицо традициям. Мы поженимся, как только вернемся в Наббан. — Он поцеловал ее ледяную руку. — Но вы не так рады, как я мечтал увидеть, прекрасная леди Мария?

Мысли Мириамелн метались, но она, точно во сне, понимала, что теперь ей остается только один путь — бежать.

— Я… я ошеломлена, граф.

— И это понятно. — Он встал, потом наклонился поцеловать ее. Его губы пахли вином, а щеки духами. Он сделал шаг к двери. — Все это несколько неожиданно, я знаю, но было бы ужасно, если бы я заставлял вас мучиться после того, что случилось между нами. Я люблю вас, Мария. Северные цветы не похожи на южные, но аромат их столь же сладок, а бутоны столь же свежи. Отдыхайте, моя леди, мне о многом нужно поговорить с вами. Спокойной ночи.

Дверь захлопнулась. Мириамель вскочила с кровати и закрыла ее на ключ. Потом она вернулась под одеяло.

Мрак сгущался.

3 ВОСТОК МИРА

— Я теперь рыцарь, верно ведь? — Саймон провел рукой по густому меху на шее Кантаки. Волчица бесстрастно посмотрела на него.

Бинабик оторвался от куска пыльного пергамента и кивнул.

— После подавания клятвы твоему Богу и твоему принцу. — Тролль вернулся к рукописи Моргенса. — И это удовлетворительно скатывается на твоих рыцарских свойствах.

Саймон глядел вдаль, за каменные плиты Сада Огня, пытаясь найти слова, которыми можно было бы выразить его мысль:

— Но я не вижу… никакой разницы. Я теперь рыцарь и мужчина… Почему же я чувствую себя, как тот же самый человек? Вторично оторванный от чтения, Бинабик ответил не срезу.

— Питаю сожаление, Саймон, но я не был достаточно внимательным другом для выслушивания. Не мог бы ты повторить все сначала?

Саймон нагнулся, поднял камень и швырнул его в подлесок через каменные плиты. Кантака бросилась за ним.

— Если я уже взрослый и рыцарь, почему же я чувствую себя, как тот же глупый судомой?

Бинабик улыбнулся:

— Не ты один в этом мире имеешь подобные размышления, друг Саймон. Приходит новый этап для жизни, и ты добиваешься очень большой награды, но в тебе самом не протекает никаких изменений. Джошуа производил тебя в рыцари за храбрые поступки, которые ты совершал на Урмсхейме. Если ты изменялся, то не вчера, на церемонии, а очень раньше — на горе. — Тролль рассеянно похлопал Саймона по носку сапога. — Не сам ли ты говаривал, что кровь дракона, пролившись, указывала тебе путь.