Дорога во все ненастья. Брак (сборник)

Когда мы вышли на улицу, я сказал Петру:

– Почему-то, я доверяю этому доктору.

– Я тоже, – ответил Петр.

– А доверие – это хорошо? – вышло, что в последний момент, мое утверждение непроизвольно превратилось в вопрос.– Все зависит от того – это метод или принцип…

Художник Григорий Керчин

Зима оказалась удачной.

Холодной.

Безвирусной.

…СПИД – это когда одна большая болезнь прячется за многими маленькими болезнями. Потому, для нас были опасны все вирусы, микробы и прочие бактерии – я даже не заметил того, как, думая об Олесе, я стал говорить себе: «Мы…»

Ничто так не привязывает человека к человеку, как болезнь. Здесь, только ложь может быть конкурентом болезни…

Правда, слаб человек.

Во всяком случае, такой человек, как я.

Я говорю только о себе.

И не о себе – тоже…

…И иногда, мне приходит в голову простая мысль: зачем мы всем этим занимаемся?

Почему переживаем?

Ведь, в конце концов, Олеся – совершенно посторонняя нам девушка.

Одна из многих миллионов.

Попавшая в беду не по нашей вине – правда, по вине нашего друга – а просто потому, что ее любовь очень плохо размышляла…

…В нашем отделении Союза художников мне нужно было продлить удостоверение Члена союза, заплатить какие-то взносы, да и просто потолкаться не помешало.

На несчастье, а может на удачу, все четыре комнаты на улице Академика Орбели оказались пустыми, а на месте секретаря сидела Галкина.

Как всегда бессмысленная и красивая, только изменившая прическу – теперь ее волосы оказались заколоты сверху в какой-то художественный узел, а на лбу появился завиток.И еще одно новшество – она надела очки, в очень симпатичной, наверное, модной и дорогой оправе.

С давних пор я не разговариваю с ней.

С недавних пор, с тогда, как я узнал, что Галя стала близка с моим другом Петром Габбеличевым – я не разговариваю с ней умышленно. А так, как Галкина уже давно не высказывала ни малейшего желания общаться со мной – хранить взаимное молчание, нам оказалось легко.

Но тут, меня словно прорвало:

– Скажи, с тобой можно поговорить откровенно? – спросил я, одинаково готовый и к тому, что «можно», и к тому, что «нельзя».

Она подняла на меня глаза.

Сняла очки.

Видя мое легкое недоумение, улыбнувшись, сказала:– В них нет диоптрий…

– …С тобой можно поговорить откровенно? – повторил свой вопрос я. – А что ты делал все то время, пока был моим мужем?..

…Поженились мы с Галей, когда я был совсем молодым художником, а она училась на третьем курсе Архитектурного института.

Развелись через четыре года, не перейдя первой критической для брака черты – пять лет.

Совсем не из-за того, что до меня стали доходить слухи о ее неверности.

– Почему вы расстаетесь со своей женой так легко? – спросила меня судья во время развода.– Потому, что меня перестало интересовать – верна она мне или нет…

Я редко вспоминал об этом, потому, что все то, казалось событием из какой-то иной жизни.

И не встречались мы вот так – один на один – почти никогда, хотя о том, что она снова вышла замуж, я слышал.

В конце концов, мы оба бродили по одному полю, и рано или поздно, о каждом из нас становилось известно каждому.

И кого это касалось.И кого – нет…

Однажды, проходя по какому-то коридору мне навстречу, Галя мельком спросила:

– Познакомить тебя с моим новым мужем. Он секретарь райкома по идеологии?Я, в тот момент, ничего не ответил потому, что мне показалось, что знакомство с новым мужем своей бывшей жены, это доведение супружества до шизофрении…

– …Ты хоть помнишь о том, что мы были мужем и женой? – спросила Галя.

– Нет.

– Это хорошо.

Плохая память – лучшее снотворное, – сказала она, а я довольно вяло поддакнул:– Безразличие к воспоминаниям – первый шаг к идеальной жизни.

О том, что это утверждение верно только для идиотов, я не добавил…

…Самая освоенная всеми нами, россиянами, работа – это говорить ни о чем, но Галя сразу остановила меня:

– Бери стул. Садись.

Ты хотел поговорить о чем-то откровенно?

– Ты ведь знаешь, что мы пытаемся помочь одной девушке, подруге Васи Никитина.

Галя не ответила, а просто кивнула.

Потом посмотрела мне в глаза и проговорила:– Я не знаю, о чем ты хотел спросить, но я знаю, какие слова ты хотел бы услышать…

– …О чем ты говоришь? – все произошло так быстро, что я не успел понять: удивился я ее словам или нет. – Я говорю о том, что ты думаешь, даже если об этом ты пока не догадываешься…

…Дальше я слушал свою бывшую жену молча.

Лишь однажды, когда Галя упомянула Васю Никитина, я вставил фразу:

– Конечно, бросили мы друга одного в психушке, – и она оборвала меня:– Одиночество существует для того, чтобы человек понял – он такой же, как все, или – нет?

Больше я не прерывал Галкину, и потом был благодарен себе за это…

– …Ни ты, ни я не верим в то, что многие болтают в прессе и нет, будто сейчас кто-то старается сделать нас, россиян, рвачами, подлецами, и прочими дебилами, способными за тридцать серебряников продать родную мать.

И мы оба отлично понимаем, что такими нас делали очень долго – а родителей и без серебряников продавали.

Просто сейчас перестали говорить о том, что все люди хорошие.

И хотим мы этого или нет, мы видим то – какие мы есть на самом деле.

Телевидение, радио, книжонки на развалах, бульварные газеты здесь ни при чем.

На самом деле, все это ничьего сознания не формирует, а просто отражает то сознание, которое зрело семьдесят лет.

И теперь, не зависимо от того, нравится нам это или нет, подлость, рвачество, жадность существуют. Тем более сейчас, когда проявлять такие качества и легче, и безопасней, а, главное, выгодней – подлости, которые делают многие, это уже не подлости, а форма существования, – моя бывшая жена говорила не громко, и чем тише она произносила слова, тем внимательней я ее слушал:

– …Но все дело в том, что все это не может нравиться всем.

Не может приниматься всеми, – Галя на мгновение остановилась, закурила сигарету, и сделала это так быстро – а может, просто я задумался – и не успел протянуть ей зажигалку:

– …Все мои рассуждения не такие уж и общие, как может показаться на первый взгляд.

Вы ведь не девчонку спасаете – всех попавших в беду девчонок не спасешь.

Но вы делаете все бескорыстно, значит, вы себе и другим доказываете, что можно жить по-иному.

Без зависти, жадности, корысти.

И многие, глядя на вас, начинают завидовать не себе, а вам.Когда люди видят то, какие вы, они начинают надеяться на то, что сами они и сами – почти такие же…

– …И болезнь девушки, это не причина, по которой вы поступаете так.

Это только повод для вас поступать так, как вы считаете нужным.

Не случайно, больных на Руси всегда называли убогими – находящимися у Бога на особом учете, – в этот момент Галкина заметила мой удивленный взгляд и добавила:– Если бы не было Змея, кто бы сейчас знал о Святом Георгии…

– …Знаешь, Гриша, в какой-то степени, вы спасаете эпоху.

– Ну, это ты, Галя, чересчур, – я вздохнул и закурил тоже, не обращая внимания на то, что на стене, прямо у меня над головой, висела табличка: «Не курить!» Впрочем, у Гали эта табличка была перед глазами. Потом добавил.

Просто так:– И людям, и эпохам свойственно переоценивать значение собственных событий.

– Не всем, – проговорила Галя, – Иногда, людям свойственно искажать поступки других людей на свой взгляд. И эпоха реагирует по-своему.

Уже появились слухи о том, что девушка завещала вам свою квартиру.

И здесь, тоже, удивляться нечему.

Для того, чтобы говорить о людях хорошо, нужно самому быть хорошим человеком.

А на это, не у всех хватает сил, – после этого, Галя ненадолго замолчала:– Клевета – это единоборство подлецов.

Потом, без всякого перехода, она проговорила:

– Спасибо тебе.– За что? – подрастерялся я. Благодарность – это то, что я ожидал от своей бывшей жены, меньше всего.

…Впрочем, бывшие жены удивляют не одного меня.

Как-то Петр Габбеличев, разводившийся трижды, на вопрос о том, как ему удается поддерживать нормальные отношения с бывшими женами, ответил:

– Просто хочется сохранить в себе способность удивляться женской логике.

Это форма борьбы со старостью…

…В конце концов, спасали мы Олесю, а не Галю.

– …За что – спасибо? – спросил я.

– За то, что не рассказал Петру о том, что мы были женаты.У нас с Петей могли возникнуть проблемы.

– …Кстати, разницу в деньгах за машину, твой покупатель тебе вернет. На то, чтобы наказать мерзавца, у меня связей хватит, – неожиданно для меня добавила Галя, – Ты, ведь, продал машину.

– Ты и об этом знаешь?

– Я многое знаю.

– Ты слишком много знаешь обо мне.– То, что он вернет тебе разницу, говорит только о том, что знаний никогда не бываеет слишком много…

«Вот тебе и на, – подивился я неожиданному и извилистому ходу мысли моей бывшей жены, – А еще говорят, что то, что хочет сказать женщина – то хочет сказать Бог».

И не просто подумал, а даже, при встрече, спросил у Вани Головатова – правда ли это?

Иван посмотрел на меня, при этом, в его взгляде сквозило некое сожаление – так смотрят на детей-Даунов и Даунов-взрослых – и ответил:– По-моему, Бог приходит в ужас, когда узнает о том, что мы так о Нем думаем.