Дорога за горизонт

А кто виноват? Остаётся кусать локти, стуча себя в грудь и восклицая «mea maxima culpa» [13] , подобно истовому католику, но изменить что-то уже не в моих силах. А потому, я с несказанным облегчением принял известие о закрытии порталов. Необходимость наблюдать, как через них каждодневно, потоком идёт то, что неизбежно изменит этот мир, лишит его собственной истории, сделает дурной «читерской» копией нашего, угнетала меня – тем более, что я и сам приложил руку к этому безобразию.

13

(лат) – «моя величайшая вина». Формула покаяния и исповеди в религиозном обряде католиков с XI века.

Удавалось отгородиться от происходящего иллюзией: «это не мой мир, не моя история». И предоставить людям ЭТОГО времени самим, в меру своего разумения (вернее сказать – неразумия) черпать из отравленного источника. Но, повторю – куда деться от ответственности?

Первого марта этого, тысяча восемьсот восемьдесят восьмого года, ситуация кардинально изменилась. Из туристов, не так уж и заинтересованных (признаемся честно!) в судьбах этого мира, мы превратились в его обитателей. И другой реальности у нас отныне нет, всё, что здесь происходит, напрямую касается и нас.

И ладно бы только нас, взрослых! А вот мой сын… Поймите правильно – я далёк от того, чтобы заявить – «он достаточно взрослый, чтобы принимать решения», и сознаю, как нелегко было Ваньке решиться на то, что он сделал. Ведь сам он потерял куда больше нас с Андреем; в конце концов, мы уже прожили изрядную часть жизни и теперь получили шанс начать всё заново. А Иван оказался вырван из привычной среды, отказавшись от более-менее обеспеченное будущего, хорошего образования, перспектив. Но – ведь решился закрыть дорогу в двадцать первый век, который, повернись дело иначе, вполне мог бы и «досмотреть до конца».

И нисколько об этом не жалеет. Скорее всего, он еще не осознал до конца, что случилось. Тем более, что он уже научился ценить эту жизнь – настоящую, без признака виртуальной реальности! – настоящее дело, друзей, обретённое первое чувство… может оно и к лучшему? Да, Россию ждут потрясения – и не только череда войн и революций, которая продолжится без малого полсотни лет. Меня кидает в дрожь, когда я думаю о том, к чему может привести неумелое, опрометчивое использование информации из будущего…

Я нисколько не сомневаюсь, что барон Корф и Никонов – прекрасные люди, умницы, патриоты; доктор Каретников, вообще чужд любого рода показухи, и готов расшибиться в лепешку ради светлого будущего России. Но именно это меня и пугает! Обретя такие возможности, они, конечно, отчас примутся за дело, и… уж очень это похоже на приснопамятное «дорвались – теперь ПОРУЛИМ!» Нехорошо, когда люди начинают считать себя избранными, допущенными к единственной истине…

История – слишком могучая стихия. Даже не стихия, а «мировая сила» – и с ней не стоит играть в очко, припрятав в рукав десятку и туза. Даже если ты выиграть пару раз – в итоге всё равно получишь канделябром по голове; в конце концов, тебе известно лишь то, какие карты придут твоему партнёру на первой-второй сдачах, от силы. А дальше – полная неопределённость и горькое осознание простой истины – извлечь туза из рукава способен не ты один.

Говоря без затей – я до смерти боюсь, что нашими благими намерениями окажется вымощена дорога в ад, куда худший, что тот, что сложился в «неправленой» версии истории.

Горько пришлось белым офицерам, которые, замерзая в степях под Екатеринославом, до последнего момента проклинать себя: «куда же мы смотрели»? И тем, кто двадцать второго июня сорок первого сжимал кулаки в бессильной ярости – да, могли, но не увидели, не предотвратили, не успели…

Но нам будет тысячекратно горше! Потому что мы-то решили что и «сможем», и «увидим», и «предотвратим» – а вместо этого…

Ну не смогу я потрошить вместе с Корфом и Каретниковым эту шкатулку Пандоры – и не терзаться в сомнениях: «Что за демонов мы напускаем на эту Россию, на этот мир, на это человечество?»

Впрочем, возможно, не всё так плохо и прав забытый мною фантаст – время обладает огромной «упругостью», способной поглотить любые посторонние воздействия. Что ж, тогда мои терзания – лишь бред, плод мании величия пополам с манией преследования.

И всё же – не могу. Такие мысли способны свести с ума вернее любого наркотика; так что поездка в Африку является, по сути, эскапизмом, жалкой попыткой бегства от действительности, от непрошеной ответственности.

Вот ведь ирония – всю жизнь я, так или иначе, занимался именно эскапизмом. А как ещё назвать увлечение фантастикой, ролевыми играми, исторической реконструкцией и в итоге – псевдо-исторической публицистикой и «попаданством»? Так что, можно считать, что я пришёл к закономерному итогу – загримированная удобным словом «хобби», тяга к бегству от реальной жизни, приобрела рельефные и осязаемые формы. Остаётся оправдание для себя самого – а что, если в конце этого пути и в самом деле найдётся способ восстановить портал? А хочу ли я этого? Снова таскать предкам не выстраданные ими, не выдавленные по капле из природы знания? Подкидывать чужие решения, давать непрошенные советы – зная, что они будут приняты с радостью и без оттенка сомнения? Или – хлопнуть дверью, уйти, предоставив этот мир самому себе – и отравленным всходам, которые вот-вот даст наш посев? Пароход неторопливо карабкается с волны на волну. Мраморное море встретило нас крутой зыбью; Антип уже третий раз приходит звать «барина» в каюту, подальше от стылых мартовских ветров, а я всё стою, вцепившись в леер и смотрю вдаль, в туманную мглу…

V

В один из последних мартовских дней 1887-го года от Рождества Христова, в четверг, поздно вечером (скорее, даже ночью), в умывальной комнате Морского Училища, – той, что на втором этаже, рядом с ротными комнатами пятой и шестой рот, – состоялось тайное собрание пятой роты. Присутствовали не все – в умывальню явилось, дай Бог, половина кадетов; остальные, как и положено, сладко спали. Стрелки часов давно переползли за полночь, а так что собравшимся, застань их здесь один из офицеров-воспитателей, грозили теперь дисциплинарные взыскания – не очень, впрочем, серьезные. Воспитанники старших рот, именовавшиеся не кадетами, а гардемаринами, проводили ночные собрания в фехтовальном зале; там же изредка случались и дуэли. Проходили они на учебных эспадронах со снятыми пуантаре [14] и заканчивались, как правило, ссадинами и легкими рубцами; выяснять отношения на кулачках у гардемаринов не принято.

14

Пуантаре – защитный наконечник тренировочного фехтовального оружия.

Нравы в Училище не грубые, несмотря на царившую в нём некоторую распущенность; ни следа «цука» [15] , которым славилось Николаевское кавалерийское. Случались, конечно, и единичные драки, и общие побоища – когда роты шли одна на другую; встречались среди кадет и злополучные персоны, сами напрашивавшиеся на неприятности со стороны сверстников. Порой подобные приставания переходили в систематическую травлю и даже избиения – но случаи такие были крайне редки, а объектами нападок становились личности малосимпатичные и, как правило, испорченные.

15

«Цук» – система внутренних карательных мер, распространенная в кавалерийских школах. Любая промашка новичка каралась наказанием со стороны старшего: приседаниями, отжиманиями, верчениями, прыжками и пр.

Младшие роты славились духом товарищества, особенно если дело касалось разного рода проделок и шкод. Это проявлялось в устройстве ротных «бенефисов» – своего рода бунтов воспитанников, объектами которых становились наименее уважаемые офицеры, преподаватели и иные служители корпуса. Формы эти «бенефисы приобретали подчас весьма затейливые», и, хотя и карались строго начальством, но искоренить их не удавалось никогда. Неповиновение могло заключаться, например, в хоровом мычании на уроке нелюбимого педагога; во всеобщем стуке ножами и вилками в столовой зале, и – самый героический и опасный проступок! – в бомбардировании училищного эконома кашей. Роли при этом распределялись заранее. Одни изготавливали и снаряжали «бомбы» – из раскатанного чёрного хлебного мякиша, с жидкой кашей в роли пороховой начинки. На роль «метальщиков» избирались самые искусные «стрелки», которые тренировались заранее – подобный «бунт» готовился исподволь, за несколько дней.