Дорогами Фьелланда
Шрифт:
— Чего только не узнаешь, побывав при разных дворах! Я слышал о книгах, пропитанных ядом, так что страницы их слипались, и человеку приходилось облизывать палец, чтобы листать их. Слышал о свечах с отравленными фитилями, о яблоках, начиненных ядом так искусно, что половина их оставалась безвредной…
По спине Вала пробежал озноб, словно вдруг потянуло сквозняком из окна. Ему живо представилась Олвен, которая вчера сидела на этом самом месте, спокойно сложив руки, и приветливо улыбалась, а солнце золотило ее мягкие каштановые кудри. Леди Олвен любит книги и наверняка по вечерам долго сидит со свечой. Что если кто-то вздумает причинить ей зло?! Вал невольно бросил взгляд на неуклюжий скособоченный мольберт, но тот сейчас
— А однажды, при дворе герцога Скопы… — Винсэ понизил голос и даже оглянулся в сторону двери, будто боялся, что их подслушают, — я узнал об изобретении поистине чудовищном! Это яд, который следует держать в сосуде из стекла толщиной с палец, так как любой металл он разъедает напрочь. Достаточно обрызгать им один цветок в букете, и человек, вдохнувший аромат, будет обречен! Аква тофана — вот как он называется! Случайно став свидетелем разговора о нем, я тут же подхватил вещички и сделал ноги, так как ежу понятно, что человек, проникший в эту тайну, будет следующим, кому поднесут платок или розу, надушенную этой дрянью! Я хотел бежать за Стикс, но вовремя узнал, что король Данатор щедро платит за проекты летучих машин и всячески поощряет их создание, с тех пор как он заключил договор с Лабрисом. Меня этот вопрос тоже всегда интересовал. Кстати, если не ошибаюсь, один из ваших друзей — кьяри? Не сочтет ли он за дерзость, если я задам ему несколько вопросов насчет полетов?
— Не сочтет, — успокоил его Вал. — Похоже, он к этому привык.
Хэлис, помнится, хвостиком ходила за Алариком, когда в первый раз увидела его крылья. Эх, где-то сейчас Хэлис с Шико! Что-то от ребят давно нет известий, не случилось бы чего…
Вал задумался, а Винсэ, не прекращая работы, принялся излагать захватившую его идею создания крылатого аппарата:
— … там, где волшебникам помогает магия, люди действуют силой своего разума…
Эта, в общем-то простая мысль, достигнув ушей Вала, ударила его, как мягкой дубинкой. В последние полгода любое напоминание о магии причиняло ему нестерпимую боль. Он отдал обучению двадцать лет, волшебство въелось в его плоть и кровь, поэтому, с тех пор как он очнулся в Хараане, лишенный даже крупицы силы, он чувствовал себя так, будто ему отрубили руки и выкололи глаз. Получеловек, бессильный калека!
«Серентис отнял у меня магию, — лихорадочно думал бывший волшебник, — но он ведь не лишил меня разума! То, что раньше я получал силой, можно достигнуть и другим способом!»
Он вдруг увидел для себя шанс снова стать цельным. Стать кем-то новым.
Кайтону с Алариком, как придворным из свиты Эринны, отвели комнату в Лостерской крепости, одну на двоих. Кьяри не удивился, что Кайтон не пришел ночевать после бала. Обаятельный синеглазый рыцарь пользовался при дворе немалой популярностью, и многие дамы прямо-таки расцветали в его присутствии. Но когда напарник не явился к утру, Аларик забеспокоился. В конце концов, кроме дам, в замке имелись также кавалеры, с длинными мечами и обостренным чувством собственного достоинства. Кайтон, увлекшись какой-нибудь красоткой, мог легко влипнуть в неприятности.
Аларик торопливо шел по коридору, раздумывая, откуда начать поиски, и чуть не споткнулся, вдруг увидев перед собой Эринну. Бледное, как выстиранная простыня, северное утро сразу засияло нежными красками, а холодная, продуваемая сквозняками галерея показалась неожиданно уютной.
— Ты не видел Робина? — озабоченно спросила девушка.
— Я как раз его ищу, — ответил Аларик, приноравливаясь к ее легким нешироким шагам.
— Одно из двух, — рассуждала Эринна, — либо он дрыхнет в казармах, но туда сможешь пройти только ты, либо… вот сейчас и узнаем.
— Думаешь, он у королевы? — спросил кьяри, когда они свернули в очередной коридор.
— Скорее, с одной из этих свистушек, — ответила девушка
довольно сердито, и у Аларика что-то кольнуло в груди. Она ревнует?Вдруг из-под двери, к которой они приближались, послышался жуткий протяжный вой. Эринна, вздрогнув, остановилась.
— Что это? Олвен?! — с ужасом прошептала она.
— Подожди здесь, — отстранил ее кьяри.
Дверь в покои королевы он просто выбил плечом. С досадой уловил ухом шелест платья позади — ведь велел же ей подождать в коридоре!
Плотные вышитые занавеси, закрывавшие высокие окна, создавали в комнате мягкий полумрак. Королева стояла, прижав ладони к лицу. Кроме нее, по комнате бестолково металась служанка. Больше никого не было видно.
— Это яд! Его отравили! — вскрикнула горничная.
— Да кого же? — спросила Эринна, выглядывая из-за плеча Аларика. Олвен выглядела вполне живой. А кто тогда кричал?
Служанка, всхлипнув, махнула рукой в угол. Прижавшись к стене, там сидела груда взъерошенного серо-бурого меха, сверкая на всех злобными желтыми глазами.
— Лесной кот, — пробормотал кьяри. — Никогда не видел их в неволе!
«Должно быть, королева держит эту зверюгу для охраны», — подумал он. Уж точно не для забав! Всякий, кто захотел бы приласкать такого котика, с тем же успехом мог попытать счастья с бешеным кактусом.
— Наш Пушок любит сладкое, — причитала служанка. — И ведь я сама, собственными руками принесла это сюда! А вы, миледи, как раз вышли, и я пошла вас искать, а он, наверное…
На столе в узорчатом блюде лежали несколько бледно-желтых ломтиков. Аларик, подцепив один, принюхался с любопытством:
— Это что, бринес? Знаменитый фьелландский сладкий сыр? М-м-м, давно хотел попробовать.
Он спокойно взял с тарелки кусочек и задумчиво надкусил. У Эринны вся кровь отхлынула от лица.
— Что ты творишь?!
— Мне-то яд точно не повредит, — пожал он плечами.
Из угла послышался еще один утробный мяв, в котором явно читалось нежелание делиться лакомством, пусть даже несъедобным. Всплеснув руками, Олвен жалобно воскликнула:
— Мой бедный Пуш! Он умирает!
— Не умрет, разве что от кариеса, сластена несчастный, — утешил Аларик. — Это «мышиный корень», он не смертелен. Начинает действовать через полчаса, вызывает жжение в горле и пищеводе, но серьезного вреда не причиняет. Кто-то очень хотел досадить вам, миледи. Не волнуйтесь, уже сегодня к вечеру вашему зверю станет легче.
Возмущенный кот громко возвестил, что все это — наглые инсинуации, и ни одна сволочь не может по достоинству оценить его страданий. От его воплей Олвен разрыдалась, а Эринна посмотрела так жалостливо, что даже кьяри не выдержал:
— Если промыть желудок, ему полегчает быстрее, — шепнул он девушке.
— Но как?!
Аларик с сомнением посмотрел на мохнатый ком, тяжело пыхтящий в углу:
— Ладно. Готовь свое зелье, а я как-нибудь подержу это… это.
Эринна метнулась к себе и вскоре вернулась с сиропом рвотного корня. Однако, как только кьяри, обмотав руку плащом, шагнул к коту, тот раздумал умирать и яростно ощерился, показав недурные клыки. Аларик мог бы состроить такую же рожу в ответ, но при дамах не решился.
Когда двадцать фунтов разъяренной кошатины были усмирены, пролечены и отпущены прятаться под кровать, оба «лекаря» выдохнули и подсчитали потери. Сильнее всего пострадал плащ, хотя рукам Аларика тоже досталось.
— Пустяки, — отмахнулся он.
— Ты всегда так говоришь, — устало улыбнулась Эринна. — Лучше их все-таки обработать.
Они ушли, провожаемые благодарностями Олвен и злобным фырканьем кота из-под кровати. У себя в комнате Эринна сразу послала служанку за теплой водой, а сама достала из сумки склянки с мазями и чистое полотно. Ее вдруг охватило мучительное чувство неловкости. Искоса взглянув на Аларика, она увидела, как тот закатывает рукава рубашки.