Дорогая кузина

Ариадна кивнула:

— Ты, наверное, устал и проголодался? Я тоже. Пошли домой. У мамы наверняка готов обед. А потом поговорим еще раз, последний. Я тебя напугала? Я почему-то отпугиваю всех без исключения. И меня часто боятся. Неужели я такая страшная?

Она кокетливо посмотрела на своего спутника, откровенно напрашиваясь на банальный комплимент-опровержение. Но напрасно она на него рассчитывала. Вадим оказался на такое неспособен, провинциальный махровый тугодум. Но именно этот тугодум ей нравился. Ариадна вступила в опасное противоречие с самой собой, едва понимала себя, но настойчиво шла все дальше и дальше, напролом, не желая размышлять о последствиях своих неотвязных желаний.

Дома мать взглянула на нее пристально, выпытывающе, пробуя догадаться, что произошло во время речной прогулки и к какому выводу пришла ее слишком эмансипированная, не в меру решительная и самостоятельная дочь.

Дочь загадочно молчала, но весело улыбалась. Краснодарский гость выглядел смурным и пришибленным.

— Как покатались? — мимоходом осведомилась Маргарита Даниловна.

— Отлично! — пропела дочь. — Вот, надумали пожениться! Вадим переезжает к нам. Прямо на днях. Только прихватит кое-какие мелочи из родного дома.

По обалделому виду молодого человека ошеломленная Маргарита Даниловна без всякого труда определила, что ни о какой женитьбе вопрос во время прогулки не стоял. К нему не приближались даже на далекое расстояние.

— Маргарррита!.. Маргарррита!.. — не вовремя завопила Алена, влетев в комнату и усевшись на плече хозяйки.

— Уймись, крикливая! Тебе давно пора понять, как ты всем здесь надоела! — сурово порекомендовала ей Ариадна и с недоумением и искренней обидой обратилась к Вадиму: — Что ты молчишь на манер выключенного телефона? Вспомни, как полчаса назад вымаливал у меня согласие на наш брак! И я его тебе дала, хотя не все так просто в нашей ситуации.

Гость в замешательстве молчал. Черный взгляд опять передернулся страхом. Маргарита Даниловна засмеялась. Она хорошо знала свою дочь.

— Ну, тогда я вас поздравляю! — сказала она, взяв себя в руки и стараясь не выдать своих подлинных настроений. — Сейчас позову отца и будем отмечать. Мойте руки и садитесь за стол.

Маргарита Даниловна вышла.

— Что с тобой?.. — прошептал Вадим.

— А с тобой? — звонко откликнулась Ариадна. — Чует мое сердце: мне всегда все придется делать и решать за тебя. Ну, ничего, я согласна! У каждой из нас должен быть свой Вася! Личный! У мамы — свой, у меня — свой! Как-нибудь справлюсь.

Она была очень рассудительная девушка, прекрасно понимающая, что всего в жизни добиться нельзя и что в любом положении надо взвешивать и плохое, и хорошее. Все за и против. И выбирать, что тебе милее и дороже. Ее сердце всегда сохраняло полную гармонию с разумом.

— Ты можешь делать со мной все, что захочешь! — пробормотал Вадим.

— Никогда не давай никому таких серьезных прав, — усмехнулась невеста. И вдруг брякнула: — Мне кажется, я тоже тебя люблю… Странно…

13

Солнце рано разбудило Ингу. Оно назойливо пробилось сквозь неплотно и торопливо задернутые вчера шторы и стало испытывать на прочность веки, не желающие открываться. Долго сражаться с солнцем Инга не смогла. Она разлепила глаза и сразу все вспомнила…

Вчера она проснулась девушкой. А сегодня женщиной. Поэтому жить больше не стоило. Зачем? Для чего?! И как она сумеет рассказать обо всем матери?! И что вообще теперь делать?! Инга вновь слепила веки и свернулась в клубок. Она не будет вставать. Будет вот так лежать, пока не умрет от тоски и голода. Да, но ведь это лежание тоже придется как-то объяснить матери! Как?!

Потекли слезы… Инга их не заметила сначала, не почувствовала. Но она ведь ни в чем не виновата! Все получилось против ее воли и желания. Разве она могла заподозрить что-то нехорошее, когда вбегала в море следом за Павлом?! Она доверяла ему и ни о чем плохом не задумывалась. А что скажет отец, если узнает?! Что с ним будет?! И что сделает он с ней, с Ингой, любимой единственной дочерью, опозорившей его на старости лет?!

Конечно, она прекрасно знала, что многие ее ровесницы давным-давно раскусили сладость греховных плодов и жили ровно и безмятежно, не задумываясь ни о каком позоре. Подумаешь, переспала с мужиком! Всего-навсего! Давно пора, как прокомментировал Павел.

Провоцировал эмоции и заботливо растил раннюю чувственность и сам южный климат, милая атмосфера безделья, раздетости и открытости. Вечный отдых… Полуголые курортники и курортницы, с утра до вечера валявшиеся на анапском раскаленном почти до точки кипения песке, сами были способны соблазнить кого угодно, словно приехали сюда с подобной задачей.

Но у Инги, выросшей одиноко, наособицу, в стороне от подруг и тусовок, сложились свои представления о жизни. Под влиянием родителей, их любви и мирной семейной жизни. И вопреки воле и руководству телевидения, неустанно проповедующего по всем каналам самые широкие взгляды, свободную любовь и безграничное право на нее каждого, возбуждающего все инстинкты, а особенно — основной.

— Жизнь значительно шире телевизионного экрана, — часто повторял отец, — и значительно уже. В разных случаях по-своему. Но не совпадает с ним никогда.

Инга ничего не знала о жизни и предпочитала во всем соглашаться с отцом. Пока не случилось то, что случилось…

Солнце назойливо лезло в глаза, кололо и жгло их. Оно веселилось и заигрывало, наплевав на все происходящее, поскольку таило и несло абсолютную уверенность, что с его появлением все земные несчастья должны растаять, раствориться без следа.

Это было справедливо лишь отчасти. Люди сами придумывали половину своих бед, часто ложных. Недальновидные, нетерпеливые, капризные люди!

Многие людские горести происходили от вечной человеческой глухоты, а потому Небо отказалось от всяких дискуссий с людьми, живущими по своим представлениям и разумениям и в затянувшемся противостоянии с природой. Она устранилась, замкнулась в молчаливом отдалении, холодная, задумчивая и настороженная, безуспешно предостерегающая от опрометчивых поступков.

И сейчас Инга оставалась глуха к напрасным солнечным призывам, с отчаянием вспоминая, как вчера подчинилась чужой власти и силе. Конечно, валяться долго на диване без всякой на то причины не получится. Придется что-то объяснять, врать, придумывать несуществующую болезнь… Вдобавок мать удивится таинственной пропаже купальника. Дело не в деньгах, он недорог, просто куда он вдруг мог подеваться? Как объяснить его исчезновение? Что выдумать?..

В памяти кинопленкой последовательно прокрутились все события прошедшего вечера — от неожиданной встречи на улице, заплыва в Турцию и всего остального… Но внезапно, вместо новой волны ужаса, Инга почувствовала, что хочет все повторить… Прямо сейчас, немедленно… Вновь пройти новый для нее путь от начала до конца… Она словно не все хорошо распробовала за вчерашним ужином и решила доесть его остатки за завтраком, чтобы разобраться, что вкуснее — пирожки с клубникой или с малиной.