Дороги колдовства (сборник)

— Однако ты пришла, — возразила богиня. — Я позвала тебя — и ты пришла.

Кажется, я и вправду сглупила, попавшись в расставленные сети. Но теперь поздно жалеть об ошибках, нужно думать, как выкрутиться.

— Тебе не удастся уйти, — прозвенел холодный голос. Она без труда читала мои мысли. — И ты, желаешь этого или нет, послужишь мне и моему народу.

Она была отвратительна. Хуже извивающихся змей! Хуже скорпионов! В тысячу раз хуже!

Богиня рассмеялась.

— А ты необычная девочка. Довольно храбрая — по вашим, человеческим меркам. Может, я и вправду найду тебе лучшее применение? Что бы ты сказала, если бы я дала тебе свою силу? — она посмотрела на меня, но в прекрасных глазах не было ни тени любопытства, только равнодушие и холод.

Я стояла в полушаге от нее — совсем близко. Она изучала меня, словно бабочку под микроскопом, так равнодушно, будто делала привычную работу. Я молчала. Зачем разговаривать, если она и без того знает каждое движение моей души? И к тому же я не верила ей, не хотела служить ей и быть такой же, как она.

От нее веяло космическим холодом. Такого холода не бывает даже самой студеной зимой. Это истинный, первозданный холод, вцепляющийся в вас и промораживающий насквозь — до самого сердца.

Я закрыла глаза, чтобы не смотреть на нее. В бледном лице и ночных глазах таилась смерть — равнодушная, беспощадная. Однако какая честь мне оказана! Интересно, все ритуальные бараны напоследок удостаиваются разговора?..

— Мне скучно, — объяснила она, — а ты меня забавляешь. Пока мы с тобой говорим, слуги уже приготовились к ритуалу. Сегодня будет славная ночь, не правда ли? Ну все, просыпайся! Они не начнут без тебя, ведь ты — главное блюдо на пиршественном столе!

Я вздрогнула и пришла в себя. Все тело болело. С удивлением я обнаружила, что, связанная, лежу на ледяном полу, а через проем в стене на меня смотрит круглая холодная луна. Оглядевшись, насколько это было возможно, я поняла, что нахожусь в небольшой пещерке, скорее всего, она представляет собой нечто вроде ниши. Рядом со мной валялся знакомый браслет. Точно такой же, как у меня, только с литерой «N» — первой буквой маминого имени. Что-то случилось. Наверное, нас схватили в то время, пока мы были в пещере, в святилище… Но тогда было утро, а сейчас, судя по всему, уже ночь! Неужели тот разговор, что привиделся мне, продолжался целый день — до самого восхода луны?.. Такое ощущение, что мы попались в ловушку, как мыши, пришедшие на запах сыра. Что же с нами теперь будет?

Я попыталась извернуться, чтобы добраться до браслета. Почему-то оставлять его здесь казалось неправильным — примерно так же, как если бы я бросила в беде друга. Сантиметр за сантиметром я ползла, извиваясь, как большой слепой червяк. Голова кружилась. Что с нами сделали? Еще одно усилие, и мне удалось дотянуться до браслета. Я сжала его в слабых, едва повинующихся пальцах. Руки туго стянуты веревкой. Я не смогу сопротивляться, когда ТЕ придут за мной. Нет, надо посмотреть правде в глаза: я не смогла бы одолеть ИХ, даже если бы меня не связали. Они — взрослые, я — тощий неуклюжий подросток.

И еще. Их много. Этих безумных фанатиков целый город!

В глазах защипало. Это были слезы отчаяния и злости. ОНИ откормили меня, связали и… праздничный стол уже ждет. Луна пялилась с неприкрытым торжеством. Ну ничего, я постараюсь продать свою жизнь как можно дороже.

— Ну вот, девочка, время и пришло, — услышала я за спиной знакомый голос, и надо мной наклонилась огромная, как гора, фигура.

Белый балахон сделал фигуру Нинель Ивановны невероятно объемной. Я с ужасом взглянула в добродушное круглое лицо, и его спокойствие еще больше меня испугало.

Нинель Ивановна не волновалась, не находя в готовящемся действе НИЧЕГО ОСОБЕННОГО. Ну подумаешь, как говорят: жила-была девочка, сама виновата…

— Так надо, — объяснила Нинель Ивановна, перехватив мой взгляд. — Ничего личного. Ты хорошая девочка.

Она попыталась протереть губкой, удушливо пахнущей какими-то травами, мое лицо, но я не далась и зубами вцепилась в студенистую мягкую руку.

Нинель Ивановна вскрикнула и выронила губку.

— Что случилось? — тут же послышался незнакомый голос.

— Она кусается! — хозяйка вырвала руку и ударила меня. По ее ладони стекла струйка крови. — Бешеная, честное слово!

Шаги послышались уже рядом, появилось второе лицо. Я вспомнила, что уже видела эту женщину в городе. Как и Нинель Ивановна, она была облачена в белый балахон.

…Одним прыжком я вскакиваю на ноги, бью новоприбывшую головой под дых, затем оборачиваюсь к остолбеневшей от неожиданности хозяйке, расправляюсь с ней и, нарядившись в один из белых балахонов и глубоко надвинув на голову капюшон, спасаю родителей и Сашку…

…Финальные кадры. Конец фильма…

…Однако это всего лишь мечта. Реальность выглядела иначе: вставленная в рот толстая палка, так туго закрепленная веревкой, что челюсть свело от острой боли.

Обе женщины в полном молчании раздели меня, протерли тело и лицо губкой и облачили в широченную белую рубашку, расшитую серебряными лунами.

— Ну вот, девочка, ты и готова, — объявила Нинель Ивановна голосом, в котором мне послышалось скрытое удовольствие: мол, отольются тебе теткины слезки.

Достойно ответить ей я не могла. Собственно, я не могла ответить вообще. Наверное, мне даже польстило, что они переоценили мои силы. Сделать хоть что-нибудь было немыслимо. Оставалось только покрепче сжимать мамин браслет. Пульс гулом стучал в висках. Возможно, все мое тело содрогалось в такт ему.

Вторая тетка поправила мои волосы, и обе, подхватив меня за руки, потащили в святилище.

Я не сразу узнала помещение. Ночью оно казалось другим. Наверное, в этом виновата полная луна. Искусственного освещения здесь не было: ее света оказалось достаточно. Было видно всё — до самой распоследней трещинки на полу пещеры. Символы на алтаре светились холодным серебристым светом.

Посреди зала стояла старуха, Сашкина бабушка. Ее фигура казалась целиком окутана серебряным маревом. Длинные, расшитые серебром одежды, серебряно-седые распущенные волосы… даже глаза сияли ярким серебряным светом.

За старухой застыли в почтительных позах еще с десяток человеческих фигур. На них белые балахоны с капюшонами, низко надвинутыми на голову, лица полностью скрыты.

«А хорошо бы, — промелькнула в голове мысль, — чтобы, как в фильме, под одним из этих капюшонов оказалось знакомое лицо. Пусть я не буду главной героиней. Пусть я буду глупой блондинкой, которую спасает герой…»

— Все готово, сестры. Приступаем, — проговорила старуха сухим трескучим голосом.

Вот сейчас одна из белых фигур откинет с лица капюшон…

Те, кто стояли за спиной старухи, откинули капюшоны…

Мама?!

Честно говоря, я ожидала, что это будет папа или Сашка. Ну ничего, мама тоже справится. Не зря же у нее железный характер. Вот она им сейчас покажет…

Но мама безмолвно стояла среди прочих женщин, лицо ее походило на застывшую маску, а на лбу, как я разглядела, серебряной краской был нарисован круг, символизирующий полную луну.