Дороги, которые мы выбираем
Шрифт:
— А убедить этих рабочих временно заняться хотя бы изготовлением кружал и опалубки ты не сумел? Это дало бы им заработок.
— Я предложил это одной из бригад, они отказались, — прервал меня Орлов.
— И поэтому ты решил поставить под удар государство? У него спина широкая, выдержит? Пусть на него пеняют, а мы в стороне?
— Ну, зачем же так!
— А как же?
— Что ж, видимо, я был неправ, — после долгой паузы сказал Григорий. — Ошибся. «Шел в комнату одну — попал в другую». Надеюсь, ты не сомневаешься в моих намерениях?
Он сказал все это так просто и так задушевно,
— Эх, Гриша, — сказал я, — ну когда же ты повзрослеешь?
— Я на несколько лет старше тебя.
— Не о том речь. Годы — это еще не все.
— Ты хочешь сказать, что я плохой политик?
— Не мне об этом судить. У меня самого политического опыта кот наплакал. Но я твердо знаю, чего хочу в жизни.
— Я тоже! — поспешно откликнулся Григорий. — Хочу, чтобы людям лучше жилось.
— Скажите пожалуйста! Эка невидаль, советский человек, желающий, чтобы людям лучше жилось! А о том, как этого добиться, ты думаешь?
Орлов промолчал. Потом сказал примирительно:
— Ну… не знаю. Может быть, ты в чем-то и прав. Видимо, моя область — техника, а не газетные писания… Ну, мир?..
И он протянул мне руку.
…Поднявшись на второй этаж нашего управления, где помещался мой кабинет, я вдруг услышал какой-то гул. Казалось, что в коридоре столпилось много людей, о чем-то громко спорящих.
Повернув с лестничной площадки в коридор, я увидел, что не ошибся. Около дверей моей комнаты толпились и взволнованно обсуждали что-то человек десять — пятнадцать рабочих. Увидев меня, они смолкли, но только на мгновение.
— К тебе, начальник! — крикнул один из рабочих, когда я подошел к двери.
«К тебе!», «Не дело это!», «Таких порядков нету!» — Эти выкрики я разобрал, еще не понимая, что случилось, чего от меня хотят.
Я открыл дверь кабинета и сказал рабочим, чтобы они проходили. Затем вошел сам. Теперь мы стояли посередине комнаты: рабочие и я. Многие из них были мне незнакомы, видимо они пришли к нам на туннель сравнительно недавно.
— Что случилось, товарищи? — спросил я.
— А вот что! — громко и вызывающе сказал молодой парень в брезентовой куртке, надетой поверх ватника. — Вот что! Мы бетонщики. Вчера получка была. С гулькин нос получили. Верно это? А? Верно, спрашиваю?
Все ясно. Конечно, простои резко снизили заработок бетонщиков в этом месяце. Я сказал:
— Вам предлагали изготавливать опалубку и кружала. Могли подработать. Почему вы отказались?
— Зачем было вербовать, если у вас здесь работы нет? — продолжал парень, уходя от ответа на мой вопрос. — Людей по области набрали, некоторые из дальних районов приехали. Зачем?!
— Товарищи, — начал я, — у нас перебои с цементом. Поэтому нам не хватает бетона. Сейчас все руководство строительства думает, как выйти из создавшегося положения. Просто взять и потребовать цемент мы не можем. Он сейчас нужен повсюду. И особенно для строительства жилых домов…
— Вот мы и пойдем туда, где дома строят, — прервал меня парень в брезентовой куртке.
— Э-э, нет! — громко и зло произнес чей-то голос, и вперед выступил невысокий, со спутанными на лбу, выбившимися из-под шапки волосами, человек лет сорока на вид. На нем тоже был ватник и брезентовая куртка, но
верхние ее пуговицы и ворот рубахи были расстегнуты, обнажая грудь. — Вы это как же, гражданин начальник, полагаете: согнать сюда согнали, наобещать наобещали, а теперь, значит, на свой счет обратно тягай, так?По первым же словам этого человека я понял, что он из лагеря, располагавшегося некогда в нашем районе. Этот лагерь был ликвидирован.
— Указник? — вырвалось у меня, вместо того чтобы спросить, не сидел ли он в лагере по указу о хищении социалистической собственности, — из уголовников таких было в лагерях большинство. Я тут же понял, что поступил бестактно, но было уже поздно.
— Вы меня лагерем не попрекайте, — истерически выкрикнул человек с расстегнутым воротом, — я свое отбыл! Это что же такое, братки, — жалобно обратился он к остальным, — тут по делу по своему кровному приходишь, правды ищешь, а тебя, значит, старым кнутом да по морде?!
Я почувствовал, что краснею. Меньше всего мне хотелось попрекать этого человека его прошлыми грехами.
— Я больше ничего не могу вам сообщить, — сказал я, обращаясь не к нему, а ко всем остальным. — Мы принимаем все меры, чтобы получить цемент. Вопрос перед главком уже поставлен.
— А пока? — крикнул парень в брезентовой куртке, тот самый, что начинал разговор. — А пока что? В кулак свистать? А может, решили прикрыть всю эту лавочку?
— Как это — прикрыть?
— Ну так, как главный инженер пишет. — И он вытащил из кармана сложенную вчетверо нашу сегодняшнюю газету.
Я закусил губу и промолчал.
— Вот что, — сказал я наконец (эта мысль внезапно пришла мне в голову), — вы можете, если хотите, приобрести пока другую специальность. Мы организуем курсы бурильщиков. Бурильных работ у нас хватает.
— За парточку, значит, — насмешливо протянул тот, с расстегнутым воротом, — а какая, извиняюсь, зарплата во время этого высшего образования?
— Заработок, естественно, будет пока несколько ниже, — ответил я, — но как только вы кончите курсы и начнете работать, он сразу резко повысится.
— Не согласны! — крикнул он, и его поддержали многие голоса. Все заговорили сразу.
— Пошли, братки! — внезапно, перекрывая шум, выкрикнул тот, с голой грудью; и все, подчиняясь его громкому голосу, так же скопом, как и вошли, вывалились из кабинета. Видимо, этот человек был заинтересован в том, чтобы мы расстались, так и не договорившись…
Через два дня мы обсуждали сложившееся положение на заседании бюро нашей партийной организации. Но прежде, чем рассказать о нем, я хочу снова вернуться к Григорию.
Когда я сообщил ему о своем разговоре с группой бетонщиков и о том, какую «популярность» успела уже получить его статья, Григорий и вида не подал, что сожалеет об этом. Странно подумать, но мне показалось, что он даже доволен, даже гордится своей неожиданной «славой».
Действительно, через несколько часов после выхода газеты на нашем строительстве не было человека, который бы не прочел статью Орлова. Григорий ходил именинником. Я полагаю, в душе он вел торжествующий диалог со мной: «Что, видел, Андрей Васильевич, съел, убедился? Все считают, что я прав, смел, не побоялся поставить точки над «и».