Дорогостоящая публика

— Мы польщены, миссис Эверетт, что вы проявили интерес к Школе имени Джонса Бегемота. Как вы, вероятно, поняли, ознакомившись с буклетами, которые я послал вам, — ознакомились? чудно, миссис Эверетт! — наша программа — некоторым образом эксперимент, который начат несколько лет тому назад душеприказчиком и распорядителем имущества Джонса Бегемота с особым пожеланием начать обучение в данной школе с младших классов. Мы действительно начали свой эксперимент с детьми младшего возраста, но постепенно от этого отказались, чтобы иметь возможность наиболее серьезно сконцентрироваться на индивидуальных, частных занятиях старшеклассников. Я полагаю, миссис Эверетт, вам известно, что в Школе имени Джонса Бегемота при изучении некоторых предметов на пятерых учащихся всего один педагог, а в старших классах, где необходимо более интенсивное обучение, добавляется еще и консультант, который уделяет учащимся до шести часов в неделю, кроме того, в постоянном распоряжении наших питомцев услуги еще нескольких преподавателей. У нас есть кружок анализа рабочего времени, кружки иностранных языков, хорошая столовая, кроме того, мы весьма успешно реализуем программу «Год обучения за границей» для младших классов.

Нада ласково и с теплотой взглянула на меня, как будто мне только что посулили, что отправят на год в Грецию.

— Можете мне поверить, миссис Эверетт, количество выдаваемых нами поощрительных стипендий наиболее внушительное среди школ нашей страны и уступает лишь количеству стипендий одной-единственной школы в Новой Англии, которая имеет, пожалуй, более щедрые пожертвования, чем Школа имени Джонса Бегемота, — говорил симпатичный декан. Он сидел на краешке своего покрытого стеклом стола и, улыбаясь, смотрел сверху вниз на возбужденную Наду. Он продолжал, постукивая блестящей ручкой по колену: — Пока у меня не было возможности просмотреть документы Ричарда. А справка о состоянии здоровья приложена? Да?.. Так-так, вот и рекомендации, одна прямо на столе передо мной. Отлично! Отлично! Так вот, вы знаете, сегодня ему предстоит держать вступительный экзамен. Считаете ли вы себя готовым, Ричард, ответить на кое-какие наши вопросы?

Он взглянул на меня и сощурился, как будто после блеска, производимого Надой, перевел глаза в темноту.

— Да, сэр!

— Вы захватили с собой ручку, карандаш и ластик?

— Да, сэр! И бумагу.

— Бумагу мы вам дадим, — несколько снисходительно произнес декан, так, словно я сболтнул какую-то глупость. — Искренне желаю вам, миссис Эверетт, и вашему сыну удачи, но должен напомнить еще раз, что наши возможности приема крайне ограничены, и лишь в редчайшем, поистине в редчайшем случае мы можем взять мальчика посреди учебного года.

— Я все понимаю, декан Нэш.

— Не сомневаюсь, ну да, ну да! — подхватил тот с какой-то неопределенной улыбкой.

Закинув ногу за ногу, Нада восседала в своем меховом бело-янтарном пальто нараспашку, и я в первый раз порадовался, что она у меня такая необыкновенно красивая, ведь, может, это сослужит мне добрую службу.

— Наши экзамены, миссис Эверетт, состоят их пяти циклов, каждый займет примерно час, и потому… Может, миссис Эверетт, пусть Ричард приступает, а я вам пока расскажу о характере экзамена?

Я испытал внезапное разочарование. Мне бы и самому хотелось послушать про экзамен.

— Что ж, прекрасно! — сказала Нада. — Ричард только и ждет, чтобы приступить, декан Нэш. Он чрезвычайно взыскателен к себе… в том смысле, что ему очень нравится сдавать экзамены, писать сочинения, заниматься чтением. Это необыкновенно целеустремленный ребенок… мальчик.

— Надо думать, что вы с вашим супругом сумели привить ему надлежащую культуру и знания, — лучезарно заметил декан Нэш.

— Я надеюсь, что да.

— Вы не поверите, уважаемая миссис Эверетт, но это просто поразительно, насколько неадекватен культурный уровень иных наших абитуриентов! А ведь это, как вы догадываетесь, мальчики из здешних семей. — На мгновение он смолк, устремив взгляд на Наду, как бы предоставляя ей возможность осознать всю глубину сказанного им. — Однако должен вам заметить, больше нет смысла скрывать, что я, миссис Эверетт, с вами как бы заочно уже знаком, так что… вот, извольте… — Тут он подался назад и взял со своего захламленного стола самую раннюю книгу Нады, роман, опубликованный три года тому назад. Обложка с красной рифленой надписью была так девственно бела, что меня внезапно передернуло, как будто эта чужая рука вдруг коснулась чего-то сокровенного, интимного, принадлежащего только Наде.

— О! — Нада в изумлении подалась вперед, при этом ее меховое пальто еще больше сползло с плеч. И изящно, и грациозно, и нельзя сказать, чтоб совершенно непроизвольно — этот жест мне был с детства знаком, — прижала руку в перчатке к губам.

— Но как вы узнали… ведь я… я пишу под девичьей фамилией…

— Я давно и страстно увлекаюсь литературой, — сказал, расплываясь в улыбке, декан Нэш. Тут как бы машинально роняя взгляд вниз, он привлек наше внимание к своей особе — безукоризненный костюм из тяжелого твида, темный галстук, темные начищенные ботинки: все до идеальности элегантно. Он был высок, однако движения его отличались легкостью. И как от Нады аромат духов, от него исходил чувственный запах мужского одеколона.

— Я и сам не раз брался за перо, но я обожаю читать наших современных писателей. Я выписываю четыре «маленьких» журнала, в том числе «Трансамерикэн Ревью», где, мне кажется, совсем недавно был опубликован ваш рассказ, верно? Позволю себе признаться, что у меня подобралась неплохая библиотечка книг ваших собратьев по перу и современников. Коллекция довольно представительная. Быть может, вам будет интересно взглянуть? Среди томов, охватывающих произведения ныне здравствующих авторов, у меня имеются две ваших книги. — И он, как бы оправдываясь, смущенно рассмеялся. — Слава Богу, миссис Эверетт, вы живы и здоровы… Был бы рад, если бы вы зашли взглянуть на мою библиотеку, высказать свое мнение, и я хотел бы надеяться, не сочтите меня навязчивым, получить от вас автограф.

Они совершенно очевидно забыли про меня. Тогда я встал. Декан Нэш нехотя перевел на меня взгляд.

— Я готов сдавать, — сказал я.

Это прозвучало не слишком твердо и убедительно, однако улыбка Нады дала мне понять, что я поступил правильно. Декан Нэш спустился с края стола и выпрямился во весь свой рост, долговязый, мосластый, карикатурный красавец англосакс. Он сделал, на манер спортсмена, медленный глубокий вдох, при этом физиономия его любопытным образом преобразилась: губы сжались, уголки их оттянулись книзу, как бы расширяя возможности для поступления воздуха в нос. И уставился на меня, будто не вполне осознавая, кто я такой.

Мой экзамен проходил в классной комнате корпуса гуманитарных наук. Туда меня повели, легонько подталкивая впереди себя, декан Нэш с Надой. Я слышал за спиной жизнерадостный, предательский смех Нады в ответ на паясничанье и фиглярство декана Нэша или его шуточки в мой адрес. Кто его знает, не распускает ли он там руки? Мерзавец, сукин сын, развратник? От ненависти и странного, тоскливого чувства восхищения перед ним у меня стучало в висках. Интересно, стану ли я когда-нибудь таким же, как эти двое своенравных, великан и великанша, которые с такой уверенностью шагают позади? Если я провалюсь, они исчезнут для меня навсегда.

— К вам время от времени будет наведываться Фэррел, — сказал положительный декан, как только я дрожа уселся за парту.

Фэррелом оказался учитель в таком же, как у декана, костюме, но сам он был пониже, помоложе и не такой импозантный. Нада не удостоила его вниманием. По-моему, мелких мужчин она вообще не замечала. Нада сдернула одну из своих элегантных белых перчаток, и на одном ее пальце так сверкнул бриллиант, что у меня заныло в груди, а на другом так сверкнул изумруд, что во мне все напряглось и показалось, что я вот-вот лопну. В такие мгновения смятения и прострации я глядел на Наду, недоумевая: неужто она — моя мать? Неужто моя мать — она? Как такое могло случиться? Отчего она заставляет меня проходить через все эти мучения, не предлагая никакого утешения, лишь блеск этих подаренных Отцом камней?