Дорогой, ты меня слушаешь?..
Шрифт:
– Хорошо. Сегодня ночью я тебя запишу на карманный магнитофон, и ты сама сможешь послушать! (Меняет тон)... Но сначала... Ах, как я люблю твою кругленькую попку!..
В самый разгар любовных наслаждений двор оглашается воплем да таким, что вы оба подпрыгиваете.
– Вор! Вор!
Ваш Господин и Повелитель вскакивает, хватает в тумбочке револьвер (боевой трофей, незарегистрированный) и бросается к окну. Вы за ним.
Из маленького окошечка в доме напротив, расположенном, увы, слишком близко к вашему, высовывается человек; он кричит, размахивает руками и указывает
– Вон! Вон! Кто-то лезет по вашей стене...
И действительно.
В темноте к открытому окну в комнате вашей дочери карабкается по водосточной трубе черный силуэт (бывший Деточкин возлюбленный-корсиканец в капюшоне с прорезями для глаз?).
– Спускайтесь немедленно, или я буду стрелять! – страшным голосом орет Любимый Муж, потрясая револьвером.
– Нет! Нет! Папа! Не стреляй! – испуганно визжит Ализе. – Это... ммм... знакомый!
– Почему он упражняется в альпинизме на стене нашего дома?
– Ну... он идет ко мне в гости.
– Почему он не пользуется лифтом?
– ...чтобы никого не беспокоить!
– Поздравляю! Это ему прекрасно удалось.
Черная фигура ловко запрыгивает в окно к вашей дочери.
Тишина.
– Что он делает? – с беспокойством спрашивает ваш супруг.
– Целует твою дочь.
– Это все тот же безработный программист?
– Отстаешь, дорогой. Полагаю, это ревнивый корсиканец или же бразильский танцор.
– Я этого у себя в доме не потерплю! – Повелитель возмущен. – Он у меня отсюда вылетит в два счета!
– Хорошо. Только оденься сначала.
Вы оба стоите в чем мать родила. Не слишком подходящий наряд для того, чтобы разыгрывать благородное родительское негодование. Накидываете халаты и торжественной процессией направляетесь в «девичью».
Отец свирепо распахивает дверь и вздрагивает от изумления.
Как вы и предполагали, джентльмен-скалолаз страстно целует вашу дочь. При вашем появлении он распрямляется.
Весь он с головы до пят цвета черного дерева.
Ваш Любимый Муж не расист, ни в коем случае! Во времена своей бурной молодости он порядочно поколесил по миру и приобрел друзей разных цветов кожи и разных культур.
Выдать дочь за огромного бразильца, ловко лазающего по фасадам, он тем не менее не готов. Откровенно говоря, вы тоже не в восторге. У вас разрывается сердце при мысли о том, что Деточка уедет в такую даль, будет жить в незнакомой семье да еще, чего доброго, в какую-нибудь фавеле без воды и электричества.
Отец приходит в себя.
– Может, ты познакомишь меня с этим господином? – произносит он ледяным тоном.
– Хоан. Хоан Васкес. Знаменитый бразильский танцор.
Деточка поворачивается к своему новому обожателю и делает ему непонятные знаки, на что красавец (он и в самом деле хорош: высокий, стройный, мускулистый, глаза зеленые, зубы ослепительно белые, кожа гладкая, черная) отвечает столь же непонятной речью.
– Это он на каком языке разговаривает? – спрашивает Муж сквозь зубы.
– На португальском, – высокомерно отвечает Ализе. – В Бразилии говорят на португальском.
– Догадываюсь, – бурчит ваш супруг. – В школе учил.
– А ты знаешь португальский? – удивляетесь вы.
– Нет.
– Так как же вы объясняетесь?
– А никак, – улыбается Деточка, – может, поэтому нам так и хорошо...
Видя наши удрученные
лица, она перестает улыбаться. Затем снова поворачивается к своему возлюбленному и что-то изображает жестами.Бразилец одобрительно кивает и...
... начинает снимать с себя одежду.
– Что он делает? – Ваш супруг понемногу теряет терпение. – Раздевается догола?
– Не знаю. Непредсказуемый молодой человек, – замечаете вы.
Деточка включает «Болеро» Равеля на своем лазерном плеере.
Хоан танцует.
Вы замираете от восхищения. В танце этот юноша – Бог. Кажется, и Любимый Муж разделяет ваш восторг. Когда музыка стихает, вы не можете удержаться от аплодисментов, супруг и дочь тоже.
Возлюбленный Ализе скромно улыбается.
Великолепен, ничего не скажешь.
– Ура! Гуляем! – радуется Деточка и запускает теперь бешеную сальсу. Хоан обхватывает Ализе за талию. Ваш супруг, немного поколебавшись, делает то же самое с вами. Ча-ча, ча-ча-ча! Ча-ча, ча-ча-ча!.. Вы шалеете от счастья. Вам снова двадцать лет, а ведь тогда вы слыли одной из лучших танцовщиц в «Табу» на Сен-Жермен-де-Пре. Рассказы об этом ваши внуки слушают как завороженные и ушам своим не верят: «Бабуль, расскажи еще, как ты летала через плечо своего кавалера, когда была молодой и худенькой».
Короче, вы оттягиваетесь.
До тех пор, пока из дома напротив не доносится разъяренный окрик:
– Да прекратится этот шум или нет!
Танец обрывается.
– Извините нас, месье Мартен, за незапланированную вечеринку...
– А мне, между прочим, завтра на работу! – ревет месье Мартен в свое окошечко (в туалете он, что ли?).
– Мне тоже, кретин! – запальчиво орет ваш супруг.
Вы поспешно закрываете окно, пока Любимый Муж не затеял ссору с соседом. Но все равно месье Мартен, которого вы встречаете в арабской бакалее, будет хмуриться еще полгода.
– А теперь – спать, – командует Муж.
И с достоинством выходит из комнаты. Вы идете за ним следом, послав влюбленным воздушный поцелуй.
Возвратившись на супружеское ложе, вы передразниваете своего Повелителя:
– Он у меня в два счета вылетит... Вылетел?
Муж пропускает колкость мимо ушей и бормочет, засыпая:
– Не нравится мне этот тип!
– Почему?
– Он выше меня!
Все понятно. Ваш Любимый Муж чрезвычайно гордится своим ростом: 1 м 92 см – и ненавидит всех особей мужского пола, если они выше его хотя бы на миллиметр. Впрочем, несмотря на огорчение, он мгновенно отключается и принимается храпеть, как загнанный паровоз, включив перед этим «Франс-Культюр» («Соотношение единственного и множественного у Пифагора»). Вам же светит бессонная ночь.
В голову лезут всякие бредовые мысли. А вдруг Деточка, при ее-то пылком нраве, и вправду выйдет за Хоана?
– Да что ты! – шепчет вам на ухо Мельхиор, прятавшийся до этой минуты в корзине, а теперь занявший свое обычное спальное место – клубочком у вас под боком. – Ты же прекрасно знаешь, что она клялась десятки, сотни раз, что никогда не выйдет замуж и никогда не будет иметь детей. Она мечтает стать «Пикассо»!
– У Пикассо была куча детей, и это не мешало ему писать картины.
– У него была куча женщин, которые с этими детьми нянчились. Соски и пеленки ему жизнь не отравляли.