Дороже жизни

— Да, вы правы, — пробормотала она. — Такая месть будет лучшей.

— Мы с вами сделаем это, — сказал ей Тадеуш, беря ее руки в свои. — Мы убьем жениха, а невесту украдем.

— Пусть, пусть она мучается… — яростно бормотала Маргерита. — Пусть ей будет худо! Но обещайте мне, что вы не будете к ней слишком снисходительны.

— Клянусь! — пламенно заверил ее пан Тадеуш.

Вдруг в ее глазах блеснул огонь.

— Но ведь вы влюблены в нее. Влюблены! И пожалеете ее!

Тадеуш резко прижал ее руки к своей груди:

— Нет, я умею быть безжалостным! Меня предпочли другому — и я отомщу!

Сангушко не уточнил, что с Наташей он познакомился буквально накануне и не имел никаких прав на ее внимание, поскольку даже не объяснился с ней. Но зачем знать этой женщине все подробности его дела? Тем более что и самому ему уже казалось, что все было не так: что он давно влюблен и ухаживал, и объяснился, и что его предпочли другому и так далее.

Одним словом, план тут же сложился в голове у пана Сангушко. Он видел перед собой женщину, которую желал сделать своим орудием. И знал, что ему легко будет повелевать ею.

9

Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается, говаривали наши предки. Масленица весело подкатилась к концу, да так, что никто и не заметил, и наступил Великий пост. Развлечения прекратились, визиты да гуляния кончились, закрылись театры и мясные лавки, начался пост.

На первой неделе поста Нарышкины, по обычаю, предались молитвам и церковным службам. Семен Петрович особенно любил это время. Он, как бывало в старину, постился строго.

Василий Федорович таким постником никогда не был, да и жизнь в Италии отучила его от многих обычаев, поэтому особым подвижничеством он не отличался. Наташа же, с детства ко всему этому непривычная, с ужасом и благоговением взирала на такую строгость, тайком подхватывая с кухни то постный пирожок, то медовую коврижку, которую пекла для нее Марфушка, то медовое варенье или моченое яблочко.

Строгай Семен Петрович о том не знал, а Василий Федорович посмеивался над дочкиной слабостью, заметив ей однажды, что ночное тайное едение, пожалуй, укрепит ее фигуру. Да не сбежал бы жених! Ведь хоть дородность хороша да и в моде, но князь — человек европейский и утонченный: а ну как ему не понравится вместо одной невесты получить сразу две? Наташа обижалась, утверждая, что уж так-то она никогда не потолстеет, даже ежели очень постарается. Двух невест из нее не выкроить!

Первая неделя поста окончилась, и отец с дедом, призвав Домну Егоровну, приказали ей готовить приданое невесте. Так как сделать следовало многое, то из ближайшей деревеньки вызваны были девки-мастерицы, куплено того и сего, да вся девичья была засажена за работу.

Оболенский часто наезжал в гости, но наедине ему с невестою побыть не удалось ни разу. Однако это обстоятельство нисколько не охладило, а, напротив, усилило жениховский пыл. Свадьбы он ждал со страстностью, считая длинные дни и с тоской убивая недели.

Однако время, что так долго тянулось для жениха и невесты, довольно быстро проскочило для двух любовников. Маргерита и Тадеуш не без приятности проводили время, наслаждаясь друг другом и строя планы мести. Наконец было решено все. Маргерита, прельщенная Тадеушем, соглашалась на предложенный им план беспрекословно. Умело подогретые им чувства в пылкой южанке горели, как костер. И это именно от ее руки должен был пасть князь Серебряный-Оболенский в день сговора [4] жениха и невесты, и бала, который должен был последовать в этот день.

4

Сговор— старинный обычай, схожий с помолвкой, когда молодых «сговаривали» друг за друга их родные.

Приглашение на бал к Нарышкиным, да еще на бал, который старый Семен Петрович устраивал в честь обручения своей внучки, было бы желанным для любого. Билеты были разосланы чуть не всем, и праздник обещался быть необычайно пышным. Среди такого обилия гостей можно было пропустить и незваных, и даже вовсе нежеланных персон. Как уж Сангушко раздобыл билет для себя и Маргериты — осталось тайной, выяснить этого не удалось даже впоследствии, однако оба они, пышно одетые и никем не узнанные, прибыли в дом Нарышкиных.

Тадеуш был холоден, а Маргерита, напротив, вся дрожала. Ее переполняли настолько противоречивые чувства, что она сама бы не взялась определить, что она ощущала сейчас. Но главным было — всепоглощающее волнение, от которого холодели руки и ноги, все внутри тряслось и в голове была лишь одна мысль — скорее совершить то, ради чего она пришла сюда. Убить! И basta! А там будь что будет…

Наташа протанцевала с женихом менуэт, а потом молодые отошли в сторону от танцующих. Федор усадил невесту и встал за ее креслом. Вид молодой пары, веселой и о чем-то перешептывающейся, покоробил Сангушко. Граф взял Маргериту за руку и указал ей на пару. Маргерита коротко кивнула головой и направилась к молодым людям. А между тем…

Между тем Наташа улыбнулась жениху.

— Век бы глядел на вас, радость моя, — сказал Оболенский. — Ваша улыбка делает меня счастливым. Никогда бы не подумал, что когда-нибудь настроение мое будет зависеть от такой малости!

— Все насмехаетесь, сударь? — кокетливо переспросила Наташа. — Помолвка не свадьба. Еще не поздно и передумать!

— Боже упаси! Чтобы я да передумал!

— Да я не о вас, — усмехнулась девушка. — Я могу передумать.

Оболенский помрачнел и наклонился к ней:

— Вы разве совсем меня не любите?

Наташа посмотрела на него:

— Сейчас опять менуэт, пригласите меня. Мы жених и невеста, нам сегодня можно танцевать друг с другом без счета.

Оболенский молча поклонился Наташе и подал ей руку. Они пошли в ряд к танцующим, а Маргерита, проклиная все на свете, замерла неподалеку.

— Вы мне не ответили, — продолжил князь.

Лицо его было сосредоточенно и напряженно.

— Мне иногда кажется, что вы согласились, чтобы угодить отцу и деду. Или чтобы меня не огорчать отказом. Но это неправильно…

Фигура танца развела их.

— Вы ошибаетесь, — ответила Наташа, как только снова оказалась рядом с женихом. — Я никогда бы не согласилась, просто из желания угодить.

— Тогда отчего?

— Мы говорили с вами, и я ответила, что не могу признаться вам в любви.

Танец вновь развел их и Наташа увидела, как лицо Оболенского помрачнело еще больше.

— Я попросту не знаю что такое истинная любовь, — слегка улыбнувшись, вновь продолжала девушка. — Но из всех, кто мне известен, вы единственный, кто мне мил. И единственный, кого я вижу рядом с собой как своего будущего мужа.

— Меня это почему-то не радует, — ответил Оболенский.

Еще несколько томительных минут они провели вне досягаемости друг друга и опять сошлись. Руки их соприкоснулись, и Наташа заглянула жениху прямо в глаза.

— Не хмурьтесь. Вы очень дороги мне, и знайте: что бы ни было, я теперь ваша невеста. И вам не изменю. Ни теперь, ни впредь.