Дорожные работы
Шрифт:
Но если они все-таки раскопают какие-нибудь доказательства, то, судя по всему, ему придется отправиться в тюрьму. Но тюрьма – это не самое страшное место на свете. Это еще не конец света. Там ему дадут работу, будут кормить. Ему не придется беспокоиться о том времени, когда кончатся деньги, полученные за страховку. Разумеется, есть вещи куда пострашнее тюрьмы. Самоубийство, например. Уж это-то гораздо хуже. Он поднялся на второй этаж и принял душ.
Позже в тот же день он позвонил Мэри. К телефону подошла ее мать и в ответ на его просьбу позвать Мэри, фыркнула, но, тем не менее, не стала вешать трубку. Когда же в трубке зазвучал голос Мэри, он показался ему почти веселым.
– Привет, Барт. Заранее поздравляю тебя с Рождеством.
– И я тебя поздравляю, Мэри.
– Ты
– Ну, я просто купил тут всякие подарки… Просто несколько безделушек… Для тебя, для племянников и племянниц. Так вот я и хотел узнать, нельзя ли нам с тобой где-нибудь встретиться, чтобы я тебе все передал. Я, правда, не обернул детские подарки…
– Ничего, я с радостью сделаю это сама. Но не стоило тебе тратиться. Ты же не работаешь.
– Скоро все наладится, – ответил он. – Я уже подыскиваю себе работу.
– Барт, скажи мне… Ты предпринял что-нибудь после нашего разговора? Ну, то, о чем я тебя просила?
– Ты имеешь в виду психиатра?
– Да.
– Я позвонил парочке. У одного все забито чуть ли не до самого июня. А второй отправляется на Багамские острова и пробудет там до конца марта. Он сказал, что примет меня после возвращения.
– Как их фамилии?
– Фамилии? Господи, дорогая. Чтобы ответить на этот вопрос, мне придется опять лезть в телефонный справочник. По-моему, первый был Адамс. Николас Адамс…
– Барт, – перебила она печальным голосом.
– Может быть, и Ааронс, – произнес он поспешно.
– Барт, – повторила она снова.
– Ладно, – ответил он. – Можешь верить, можешь не верить. Как твоей душе угодно.
– Барт, если бы только…
– Так что же насчет подарков? Я позвонил тебе по поводу подарков, а не для того, чтобы разговаривать о каком-то поганом шарлатане.
Она вздохнула. – Привези их сюда в пятницу, хорошо? Я могла бы…
– Ага, а твои мамочка и папочка наймут Чарльза Мэнсона, чтобы он подкараулил меня у дверей? Давай все-таки встретимся на какой-нибудь нейтральной территории, ты не возражаешь?
– Родителей не будет дома, – ответила она. – Они собираются поехать на Рождество к Джоанне. – Под Джоанной имелась в виду Джоанна Сент-Клер, двоюродная сестра Джин Кэллоуэй, жившая в Миннесоте. В детстве они были близкими подругами – в то славное спокойное время, которое воцарилось между войной тысяча восемьсот двенадцатого года и пришествием Конфедерации. В июле у Джоанны был удар. Она крепко держалась за жизнь, но Джин сказала ему и Мэри, что, судя по тому, что говорят врачи, она может умереть в любую минуту. Приятно, наверное, жить, – подумал он, – когда в голове у тебя встроена вот такая маленькая бомбочка. Эй, бомбочка, ну что, уже сегодня? Пожалуйста, подожди еще один денек, я еще не кончила читать новый роман Виктории Холт.
– Барт, ты слышишь меня?
– Да, извини, я просто задумался.
– В час дня тебе подойдет?
– Отлично.
– Ты еще хотел мне что-то сказать?
– Да нет…
– Ну, тогда…
– Береги себя, Мэри.
– Хорошо. Пока, Барт.
– До свидания.
Он повесил трубку и отправился на кухню, чтобы приготовить себе выпить. Женщина, с которой он только что разговаривал по телефону, была уже совсем не той женщиной, которая сидела вся в слезах на диване в гостиной меньше месяца назад и умоляла его помочь ей разобраться в том, откуда взялась эта огромная приливная волна, захлестнувшая ее упорядоченную жизнь и уничтожившая плоды двадцатилетних усилий. Это было удивительно. Он помотал головой так, словно только что узнал новость о том, что сам Иисус Христос спустился с небес на землю и забрал Ричарда Никсона в рай на огненной колеснице. Сомнений не было: она вновь обрела себя. Более того, она обрела себя такой, какой была много лет назад. Она стала совсем молоденькой девчонкой, образ которой уже почти совсем выцвел в его памяти. Словно археолог, она осторожно извлекла из забвения свое прежнее «я». Разумеется, это прежнее «я» слегка заржавело от долгого хранения, но, тем не менее, было вполне пригодно к использованию. Ржавчина сойдет, суставы разработаются, и это
старо-новое «я» превратится в цельную личность, возможно, и покрытую шрамами от этой неожиданной метаморфозы, но уж никак не искалеченную. Вполне возможно, что он знал ее лучше, чем она думала, и он прекрасно понял по одному лишь тону ее голоса, что она с каждым днем становится все ближе и ближе к мысли о разводе, о полном разрыве с прошлым. О таком разрыве, который не оставит после себя незаживающей раны – может быть, всего лишь незаметный рубец. Ей было тридцать восемь лет. Перед ней открывалась вторая половина ее жизни. У нее не было детей, так что не приходилось беспокоиться о том, как бы нежные детские души не пострадали в катастрофе, постигшей их брак. Сам он не станет предлагать ей развестись, но если она предложит ему, он согласится. Он позавидовал ее новому «я» и ее новой красоте. И если она и пришла к мысли о том, что последние десять лет ее семейной жизни были длинным темным коридором, ведущим к солнечному свету, то вряд ли он мог ее за это винить. Разумеется, ему было грустно, но винить ее он не мог, это уж точно.21 декабря, 1973
Он передал ей подарки в гостиной Джин Кэллоуэй, обставленной зачехленной мебелью с украшениями из золоченой бронзы. Разговор, последовавший за этим, оказался принужденным и неловким. Ему никогда раньше не случалось оставаться в этой комнате с ней наедине, и он то и дело испытывал желание обнять ее, словно им было лет по семнадцать, и наконец-то представилась возможность остаться ненадолго одним. Ему казалось, будто он превратился в неудачный, грубо сработанный двойник своего прежнего «я», в зеленого, неуверенного в себе юнца, никогда раньше не прикасавшегося к женщине.
– Ты осветлила волосы? – спросил он.
– Совсем немножко. – Она слегка пожала плечами.
– Выглядит неплохо. Так ты смотришься моложе.
– А у тебя пробивается седина на висках, Барт. Так ты смотришься изысканнее.
– Глупости, я просто постарел.
Она засмеялась – слегка резковато – и принялась рассматривать подарки, разложенные на небольшом журнальном столике. Он завернул сову, предоставив ей совершить ту же операцию над игрушками и шахматами. Куклы лежали, тупо уставившись в потолок, в ожидании пока детские ручки не заставят их ожить.
Он посмотрел на Мэри. Взгляды их встретились на мгновение, и ему показалось, что сейчас она произнесет неизбежные и непоправимые слова. Это испугало его. Но в этот момент из часов выскочила кукушка, прокуковала половину второго и так испугала их, что они оба подпрыгнули, а потом дружно расхохотались. Подходящий момент был упущен. Он встал, чтобы избежать риска его возвращения. Спасен кукушкой из старых часов, – подумал он. – В этом есть своя логика.
– Должен идти.
– У тебя свидание?
– Нет, интервью с работодателем.
– Серьезно? – На лице у нее появилось радостное выражение. – Куда ты собираешься поступить на работу? С кем ты будешь разговаривать? Сколько тебе будут платить?
Он рассмеялся и покачал головой. – На это место претендует еще дюжина человек, и у них шансы не хуже, чем у меня. Так что я расскажу тебе обо всем, только когда разобью всех конкурентов наголову.
– Тебе не откажешь в самоуверенности.
– Вот такой уж я.
– Барт, а что ты будешь делать на Рождество? – Она устремила на него серьезный и озабоченный взгляд, и он неожиданно понял, что вовсе не развод, а приглашение на рождественский обед было все это время у нее на уме. Господи, так ошибиться! Он чуть было не рассмеялся.
– Я останусь дома.
– Ты можешь прийти сюда, – сказала она. – Никого, кроме нас, не будет.
– Пожалуй, нет, – произнес он задумчиво, а потом повторил, уже более твердо:
– Нет. Во время праздников эмоции часто выходят из-под контроля. Так что в другой раз. Она задумчиво кивнула.
– А ты будешь ужинать одна? – спросил он.
– Я могу пойти к Бобу и Джэнет. Скажи, ты точно уверен, что не хочешь прийти?
– Да.
– Ну что ж… – В голосе ее звучало облегчение. Она проводила его до двери, и они одарили друг друга бесплотными поцелуями.