Досье Дрездена. Книги 1 - 15
Шрифт:
— Навредить каким образом? — спросил я.
— Ты можешь утратить способность спокойно спать по ночам. Знание — это сила, молодой человек. Сила, чтобы творить добро, или чтобы творить зло. Некоторые знания могут навредить. Некоторые — убить.
— А что будет, если я не обрету этого знания?
Мать Лето улыбнулась, в её глазах отражалась тихая печаль:
— Ты останешься в блаженстве неведения… и отдашь наши судьбы на волю судьбы. Не спеши с выбором, обдумай.
Я размышлял об этом, наверное, целых десять секунд.
Я имею в виду, да ладно!
Я же в конце концов чёртов чародей.
— Уж лучше
— Почему? — требовательно спросила Мать Лето.
— Потому что не зная, нельзя сделать по-настоящему правильный выбор, мэм.
— Даже если это знание не будет давать тебе покоя? Навредит тебе? Изолирует?
Я подумал об этом еще немного и, наконец, сказал:
— В этом случае — особенно. Покажите мне.
Эмоция промелькнула на лице Матери Лета — в ней была тихая боль и сожаление.
— Так тому и быть, — негромко сказала она. — Пойдём со мной.
Глава 33
Я вошёл в древний лес под руку с Матерью Летом. Мы следовали по широкой, извилистой дорожке.
— Не возражаешь, если я задам тебе вопрос, пока мы идём? — спросила Мать Лето.
— Вовсе нет, мэм, — сказал я.
— Что, по твоему мнению, произойдёт, если ты ослушаешься приказа Мэб?
— Приказа? — переспросил я.
— Тебе незачем увиливать, дитя, — фыркнула Мать Лето. — Что знает Мать Зима, то знаю и я. Мэб приказала тебе убить Мэйв. Что, по-твоему, произойдёт, если ты не подчинишься?
Я продолжал идти, немного помедлив с ответом.
— Полагаю, это зависит от того, будет ли Мэб всё ещё здесь, когда дым рассеется, — ответил я наконец. — Если будет… она будет недовольна. Меня будет ждать участь Ллойда Слейта. Если же её не будет…
— Да?
— Мэйв примет мантию Мэб и станет новой Зимней Королевой.
— Именно, — сказала Мать Лето. — Со временем едва ли будет заметна разница. Но в ближайшем будущем… как ты думаешь, как Мэйв будет обращаться с тобой?
Я уже было открыл рот, и снова закрыл его. Я мог это себе представить достаточно ярко: Мэйв, опьянённая новообретённой властью, хихикает, пытает и убивает направо и налево только потому, что теперь может это делать. Мэйв была из тех, кто живёт ради того, чтобы отрывать у мух крылья.
И я мог довольно уверенно сказать, чьи крылья первыми попадутся ей на глаза.
— Ну что тут сказать, дело — дрянь, — ответил я.
— Именно так, — сказала Мать Лето. — А если ты исполнишь приказ Мэб?
— Мантия Мэйв перейдёт к кому-то другому, — сказал я. — И если…. противник? Безопасно ли будет, если я скажу так?
Мать Лето улыбнулась.
— Поэтому мы и используем это слово вместо имён, Сэр Рыцарь. Да.
— Если противник захватил Мэб, тогда именно он будет выбирать того, кто примет мантию Зимней Леди. Значит, две трети Зимнего Двора будут под его влиянием, — я оглянулся через плечо на избушку. — А это, кажется, может быть не очень хорошо для Матери Зимы.
— Действительно, — сказала Мать Лето. — Мы все уязвимы для тех, кто нам близок.
— Никогда бы не подумал, что эта милая старушка с тесаком может быть с кем-то близка, мэм.
Морщины в уголках глаз Матери Лета стали глубже:
— О, она… Как это там говорят? Умеет заговаривать зубы. Но, хоть и по-своему, она всё же проявляет заботу.
В ответ на это я мог бы скептически
выгнуть бровь.— Вроде того, как она по-своему выражает то, что я ей нравлюсь? — спросил я.
Мать Лето ничего не отвечала, пока наши шаги не завели нас ещё глубже в лес.
— Подчас близко связываться со смертным бывает очень трудно.
— Для вас?
— Для всех фэйре, — ответила она.
— Что вы имеете в виду?
Она указала на себя:
— Внешне мы очень похожи на людей, так ведь? По крайней мере, большинство из нашего народа… а остальные имеют сходство с другими существами из смертного мира. Гончими, птицами, оленями, ну и так далее.
— Бесспорно.
— Вы бесконечно увлекательны. Мы зачинаем детей со смертными. Подстраивается под времена года смертных, колеблемся им в такт. Танцуем под музыку смертных, делаем наши дома похожими на жилища смертных, с удовольствием питаемся едой смертных. Мы во многом становимся всё более похожими на них, но всё же мы — это не они. Многое из того, о чём они думают, что чувствуют, и очень многое из того, что они делают, для нас просто непостижимо.
— Да мы и сами не до конца себя понимаем, — ответил я. — Думаю, для вас это уж точно должно быть сложно.
Мать Лето улыбнулась мне, и я мне показалось, будто наступил первый день весны.
— И это действительно так.
— Но вы ведь хотели что-то этим сказать, мэм, — произнёс я. — Вы ведь не просто так подняли эту тему.
— Да, — ответила она. — Зима холодна, сэр Рыцарь, но не настолько холодна, чтобы сердце промёрзло насквозь.
— Чтобы сердце могло промёрзнуть, его нужно иметь, мэм.
— У тебя оно есть.
Я шёл некоторое время молча, обдумывая это.
— Вы говорите, что у меня есть шанс остаться собой?
— Я много чего говорю, — сказала Мать Лето. — Есть ли у тебя шанс остаться самим собой, несмотря на тенденцию мантии формировать твои мысли и желания? У всех Рыцарей, Зимы и Лета, есть этот шанс. Большинство терпит неудачу.
— Но это возможно, — утвердительно произнёс я.
Она посмотрела на меня, и её взгляд был более бездонным, чем само время:
— Возможно всё.
— Ах, — сказал я, понимая. — Мы в действительности говорим не обо мне.
— Мы говорим, — произнесла она безмятежно, отводя взгляд. — И мы не говорим.
— Мм, — сказал я. — Я тут немного запутался. О чём конкретно мы говорим?
Мать Лето улыбнулась мне.
А затем она просто замолчала.
Говорили? Не говорили?
Я сохранял невозмутимое выражение лица, в то время как мой внутренний неандерталец сначала брызгал слюной, а затем пришёл в неистовство, принялся громить воображаемый продуктовый отдел, опрокидывая полки и разбрасывая фрукты в бессильной ярости, и орать: «ПРОСТО СКАЖИТЕ МНЕ, ЧЬЮ ЧЕРЕПУШКУ НУЖНО РАСКОЛОТИТЬ ДУБИНОЙ, ЧЁРТ ВАС ВСЕХ ПОБЕРИ!»
Чёртовы фэйре. Они меня в могилу сведут.
— Для соблюдения равновесия, — нарушил я молчание, — было бы хорошо, если бы теперь я задал вам вопрос, мэм.
— Я одобряю вопрос. Но я не даю обещаний относительно ответа.
Я кивнул:
— Кто вы в действительности?
Мать Лето остановилась на своем пути и обернулась, чтобы взглянуть на меня. Её брови поползли вверх:
— Это очень существенный вопрос.
— Знаю, — сказал я. — Это всё Хэллоуин виноват.
— И почему же, позволь узнать?