Досье Дрездена. Книги 1 - 15

— Ладно, — сказал я. — Договорились.

Стоило мне произнести эти слова, как по спине моей пробежал легкий холодок, а раненая рука отозвалась резкой болью.

Мэб закрыла глаза, изогнула эти свои темные губы в кошачьей улыбке и наклонила голову.

— Отлично. Да.

Помните выражение морды Уайла И. Койота из мультика, когда тот на всех парах прыгает вперед с края скалы и только тогда понимает, что сделал? Он еще не смотрит вниз, но пробует под собой сначала одной лапой, потом другой, и только потом устремляется вниз.

Должно быть, вид у меня был примерно такой же. Во всяком случае, ощущал я себя именно таким образом. Впрочем, делать было уже нечего. Возможно, если бы я не остановился пощупать землю под собой, я так и летел бы вперед на всех парах. Я отвернулся от Мэб и попробовал заняться раненой рукой. Рана продолжала болеть, а дезинфекция только добавила к этому новых острых ощущений. Правда, без швов, решил я, можно обойтись. Слабое, но все-таки утешение.

Что-то хлопнуло по крышке моего стола. Конверт из коричневой крафт-бумаги. Я поднял взгляд. Мэб натягивала на руки перчатки.

— Что это? — спросил я.

— Мое поручение, — ответила она. — В конверт вложены обстоятельства смерти одного человека. Я хочу, чтобы вы очистили меня от подозрений, найдя убийцу и вернув то, что он похитил.

Я открыл конверт. Внутри лежала глянцевая, черно-белая, восемь на десять фотография трупа. Пожилой мужчина лежал у подножия лестницы; шея его вывернулась под неестественным углом по отношению к плечам. Волосы у него были седые, клочковатые, пиджак — твидовый. К фотографии прилагалась заметка из «Чикаго Трибьюн» под заголовком: «СМЕРТЬ ХУДОЖНИКА В РЕЗУЛЬТАТЕ НЕСЧАСТНОГО СЛУЧАЯ».

— Рональд Ройель, — произнес я, пробежав заметку глазами. — Я о нем слышал. Кажется, у него была студия в Бактауне.

Мэб кивнула.

— Он известен как провидец американской культуры. Правда, полагаю, они несколько вольно обращались с этим определением.

— Создатель воображаемого мира, так здесь написано. Подозреваю, что теперь, когда он умер, о нем будут писать только хорошее, — я дочитал заметку. — Полиция охарактеризовала это как несчастный случай.

— Это не так, — возразила Мэб.

Я поднял на нее взгляд.

— Откуда вы знаете?

Она только улыбнулась.

— А вас-то что беспокоит? — спросил я. — Непохоже, чтобы вас преследовали копы.

— Есть силы и помимо законов смертных. Вам довольно знать, что я желаю, чтобы правосудие свершилось, — сказала она. — Только и всего.

— Так-так, — нахмурился я. — Вы сказали, у него что-то украли. Что именно?

— Вы это поймете.

Я убрал фотографию обратно в конверт и положил его в ящик стола.

— Я подумаю об этом.

— Вы примете это поручение, мистер Дрезден, — заверила меня Мэб.

Я нахмурился еще сильнее и выставил вперед подбородок.

— Я сказал, я подумаю.

Кошачьи глаза Мэб блеснули, и я увидел ее белоснежные зубы. Она улыбалась. Она достала из кармана жакета солнечные очки.

— У вас не принято провожать клиента до дверей?

Я вспыхнул, но встал и подошел к двери. Голова кружилась от наркотического аромата ее духов. Я постарался не обращать на него внимания, сохраняя хмурое выражение лица, и рывком распахнул перед ней дверь.

— Как ваша рука, болит? — поинтересовалась она.

— А вы как думаете?

Мэб положила руку в перчатке на мою раненую, и внезапный ледяной мороз скальпелем кольнул мне рану, мгновенно распространившись по руке и дальше — прямо в сердце. У меня перехватило дыхание, и сердце замерло на секунду-другую, прежде чем забиться снова. Я охнул и пошатнулся; мне пришлось прислониться к косяку, чтобы не упасть.

— Черт, — пробормотал я, стараясь говорить по возможности спокойнее. — Мы же договорились.

— Я обещала не наказывать вас за отказ. Ни лично, ни чьими-либо чужими руками, — Мэб улыбнулась. — И потом, мне это ничего не стоило.

— Это не значит, — буркнул я, — что я брошусь выполнять это ваше поручение.

— Вы займетесь им, мой эмиссар, — с уверенностью в голосе заявила Мэб. — Я полагаю, что вы увидите своего оппонента сегодня же вечером.

— Какого еще оппонента?

— Ну, раз вы представляете в этом деле интересы Зимы, Лето также нашло лицо, готовое представлять его интересы.

— Сегодня вечером я занят, — буркнул я. — И я ведь не сказал еще, что берусь за это дело.

Мэб опустила очки и заглянула кошачьими глазами мне в лицо.

— Скажите, чародей, вам известна притча о Лисе и Скорпионе?

Я мотнул головой, старательно отводя взгляд.

— Однажды Лиса и Скорпион подошли к ручью, — начала Мэб безмятежным тоном. — Ручей был глубок. Скорпион попросил Лису перевезти его на другой берег. «Но, Скорпион, не ужалишь ли ты меня?» — спросила Лиса. «Если ужалю, это будет означать верную смерть для нас обоих», — отвечал Скорпион. Что ж, Лиса согласилась, и Скорпион взобрался к ней на спину. Но стоило Лисе доплыть до середины ручья, как Скорпион ужалил ее своим смертоносным жалом. «Ты обрек нас обоих! — только и успела сказать Лиса. — Зачем?» «Я же Скорпион, — отвечал Скорпион. — Такова моя природа».

— Милая сказочка, — проворчал я. — Что ж, не буду больше задерживать.

Мэб рассмеялась бархатно-ледяным смехом, от которого меня снова пробрала дрожь.

— Вы примете это поручение, чародей. Не сможете не принять. Такова ваша природа, — она повернулась и спокойной, неспешной походкой, пошла от меня по коридору. С минуту я хмуро смотрел ей вслед, потом закрыл дверь.

Возможно, я и правда слишком долго сидел в своей лаборатории. Во всяком случае, Спенсер нигде не упоминал, что у Королевы Фэйре шикарная задница.

Вот такие детали я замечаю. Очень в моем духе.

Глава четвертая

Я прислонился к косяку и закрыл глаза, пытаясь думать внятно. Я был напуган. Не так — почти приятно, с впрыском адреналина в кровь, а тихо, но до смерти. Так, как обычно боишься в ожидании результата медицинского анализа. Этакой рациональной разновидностью страха, которая придвигает вашим мыслям удобный шезлонг и столик с прохладительными напитками.

Получалось, я работаю на королеву злобных фей — ну, во всяком случае, на Королеву Зимы, клана Унсийли. Феи Унсийли в общем-то не столь злобны, равно как Летние феи, Сийли не такие уж добрые и мудрые. Они во многом напоминают время года, в честь которого названы: холодные, прекрасные, беспощадные и совершенно бессердечные. Только дурак может добровольно сотрудничать с ними.