Досье на звезд: правда, домыслы, сенсации. Их любят, о них говорят
Шрифт:
В 1996 году Кононов внезапно решил переквалифицироваться в тележурналиста. Он задумал снимать небольшие очерки, и за эту его идею ухватились на Московском телеканале, в программе «Подмосковье». Несколько таких очерков вскоре вышли в эфир, однако затем дело застопорилось.
Как и многие его коллеги, Кононов в те годы не избежал и участия в политике. Одно время входил в блок КЕДР, затем записался в активные сторонники Александра Лебедя. В одном из тогдашних интервью актер так объяснял свои политические пристрастия: «Это не было слабостью. Была лишь попытка разобраться в людях. Это мои исследования людей на сегодняшнем этапе. Завтра я могу быть даже с Брынцаловым, разговаривать, общаться, пробовать понять его, узнать, что он на самом деле представляет собой. Люди ведь играют в жизнь…
А люди искусства, на мой взгляд, идут в политику от нужды, от
Однако в начале 1998 года деревенская жизнь Кононову наскучила, и он вновь перебрался в Москву. Постоянной работы в столице у него не было, поэтому некогда знаменитому актеру пришлось какое-то время перебиваться случайными заработками. Он даже в рекламе тогда снялся (рекламировал продукцию кондитерской фабрики «Россия»). Затем устроился на должность руководителя службы маркетинга в фирме по распространению печати. (Кстати, режиссер Алексей Коренев в последние годы перед смертью вынужден был тоже оставить кинематограф и продавал газеты в метро.)
Из интервью М. Кононова: «Царствуют сегодня люди, которых никогда прежде и на порог-то не пустили бы, тем более на экран. Нам за то, что теперь иной раз делают актеры, двойки в институте ставили, считали профнепригодными, а их гениями называют. В свое время, когда еще в театре работал, я встречал актеров и режиссеров с даром Божьим, что называется. Они не были кичливы, не ходили в гениальных. А тут кто-нибудь сделает едва одну картину и пузырится так, что думаешь: Господи, нельзя же такой пеной исходить. Это как маленький мальчик пукнет в детской кроватке, а мама вскрикнет: «Ой, как хорошо! Ты мой сладенький!» Так и тут. Пук! А все кричат: «Как гениально! Какая перспектива открывается!» Тем самым оказывается медвежья услуга этим молодым людям. Искусство — тяжелая борьба, вечное преодоление материала, самого себя, окружающих. Когда этого нет, то и на экране ничего не получается. Все подделка, туфта, вата. Хотя страна наша большая. Должен же кто-то из миллионов сделать что-то стоящее. Понравился мне фильм «Брат» Алексея Балабанова. Хотел бы я у такого режиссера сниматься. Человеческое что-то в нем осталось, чувствуется это. Сразу вспоминаешь старых мастеров «Ленфильма»…
Даже ведущие наши режиссеры стараются подражать, угодить кому-то, продают себя, свое лицо, ту культуру, за которую их в свое время ценили. Я тоже могу задействоваться везде, на экране мелькать до бесконечности, по фестивалям разъезжать. Но это же убогость! Определенная группа людей делает на фестивалях бизнес, давая какие-то крохи актерам, словно подачки. А актерам нравятся застолья. Но разве это дело? Требуется тишина после работы, отдых и покой, а не тусовка. Это от нужды великой актеры ввергают себя в публичный водоворот. Многие настоящие артисты, такие, как Любшин, Мягков, в загоне…»
Николай ГУБЕНКО
Николай Губенко родился 18 августа 1941 года в Одессе. Его отец был старшим лейтенантом, служил бортмехаником тяжелого бомбардировщика «ТБ-3». Он ушел на фронт в июле 41-го и через год погиб в воздушном бою под Луганском.
Мать Губенко до войны работала главным конструктором одесского крекинг-завода. С началом войны осталась с четырьмя детьми на руках (три девочки и мальчик) и ждала пятого — Николая. Родила она его в одесских катакомбах, где вместе с детьми и родственниками пряталась от налетов фашистской авиации. Когда фашисты вошли в город, Матери Губенко предложили работать в городской комендатуре (она хорошо знала немецкий язык), но она отказалась. И немецко-румынские оккупанты повесили женщину.
После гибели родителей сирот разобрали соседи, дали им новые фамилии. Однако младший — Коля — остался с дедом (маминым отцом) и бабкой. Дед был простым человеком, имел золотые руки — работал столяром, кровельщиком и этим зарабатывал на жизнь. Однако, несмотря на все его старания, жили они очень тяжело, едва сводили концы с концами. В 1947 году дед нацепил на грудь Георгиевский крест и отправился с внуком в военкомат. Войдя в кабинет военкома, дед с порога сообщил, что его внук — сын погибшего офицера, и попросил взять его в военную спецшколу (такие в те годы открывались по всей стране). А чтобы военком не сомневался в способностях мальчишки, дед поставил внука
на стул и попросил прочитать какое-нибудь стихотворение. И шестилетний Коля громко продекламировал отрывок из «Бородина» Лермонтова: «Скажика, дядя, ведь недаром Москва, спаленная пожаром, французу отдана?» Послушав мальчишку, военком определил его в 5-й детский дом, где Коля впервые в жизни попробовал сказочно вкусного борща со сметаной. Чуть позже его определили в Суворовское училище с преподаванием в старших классах ряда предметов на английском языке. Это был этакий мужской монастырь на 250 мальчиков, в котором готовили кадры будущих офицеров-переводчиков, студентов Военного института иностранных языков. Однако, как показало будущее, Губенко была уготована совершенно иная судьба.Страсть к лицедейству проснулась в Губенко классе в 6-м. Однажды прямо на уроке он шутя пропел: «Смейся, паяц!..» И с тех пор иначе, как Артистом, одноклассники его не называли. Чтобы во всем соответствовать своему новому призванию, Губенко вскоре записался в школьный драмкружок. В первой же его постановке — самодеятельной пьесе «Находка-дочка» — Николай сыграл одну из ролей, причем женскую. В старших классах Губенко поступил в танцевальный кружок Одесского клуба трамвайщиков, затем в молодежный ансамбль. В начале 50-х преподаватель училища Криворучко составил на Колю Губенко краткую характеристику, в которой сообщалось следующее:
«Губенко обладает хорошими способностями, но ленив и не хочет работать. Очень часто самовольно уходит из школы, но благодаря его хитрости это проходит в большинстве случаев безнаказанно.
К спорту и физкультуре равнодушен. У товарищей авторитетом не пользуется, но умеет потешать товарищей.
Активист кружка самодеятельности и музыкального кружка. Мечтает стать актером».
Заканчивая училище, Губенко поступил в театральную студию при Доме актера. Одной из самых удачных ролей, сыгранных им в студии, был Бельведонский в «Бане» В. Маяковского. Однако долго он в студии не задержался и в 1958 году поступил в труппу Одесского театра юного зрителя. Начинал свою карьеру с рабочего сцены, после чего был зачислен во вспомогательный состав (труппа этого коллектива насчитывала 32 человека, вспомогательный состав состоял из одного — Губенко). На сцене ТЮЗа Губенко сыграл множество ролей, но в основном эпизодических. В одном из спектаклей он умудрился исполнить аж девять разных ролей. Даже Робота играл в одной из постановок. Но ему хотелось большего. В итоге в 1960 году Николай отправился в Москву и поступил на актерский факультет ВГИКа (мастерская С. Герасимова и Т. Макаровой).
Первый год обучения Губенко во ВГИКе сложился для него трудно. В какой-то момент его судьба висела на волоске — его хотели отчислить из института. За что? Уж больно дерзок и груб был Губенко. Герасимов в откровенном разговоре ему так и сказал: «Если за полгода сумеешь бросить свои «одессизмы» (под этим словом мэтр подразумевал жаргон и блатные повадки Губенко), останешься». Видимо, разум взял верх над эмоциями, и Губенко сумел-таки остаться во ВГИКе.
На последнем курсе института, в 1964 году, Губенко заставил заговорить о себе в восторженных тонах весь институт. В дипломной работе «Карьера Артура Уи» по Бертольту Брехту, которую поставил студент-режиссер Зигфрид Кюн, Губенко блестяще сыграл главную роль — Уи — Гитлера.
С. Герасимов впоследствии писал: «Открытием Губенко как актера, наиболее ярким проявлением его дарования стал дипломный спектакль «Карьера Артура Уи» Б. Брехта. Спектакль оказался событием, вышедшим за рамки институтских стен. Наверное, не было в Москве театрала, который бы его не видел. И Губенко—Уи на всех производил очень сильное впечатление необыкновенной слитностью с замыслом Б. Брехта, тонким пониманием того, что написано в пьесе и что читается между строк. По сути дела, его Уи определил успех всего спектакля — просто ходили смотреть на Губенко.
В этой роли он поражал великолепной актерской техникой, которую сейчас увидишь далеко не у каждого актера. Чтобы в совершенстве владеть своим телом, он поступил в цирковое училище (Губенко учился в нем в 1962–1963 годах. — Ф. Р.). Учился там ходить по проволоке, выполнять сложные акробатические упражнения — проделал огромную работу. Его педагоги из цирка отзывались о нем как о человеке необыкновенной настойчивости…»
Дебют Губенко в кино состоялся в 1962 году в картине Марлена Хуциева «Застава Ильича», где он сыграл одну из главных ролей — Коли Фокина. Эта роль сразу стала открытием, хотя сам Губенко считал, что она ему не удалась. Критик Ю. Ширяев позднее напишет: