Доставить живым или мертвым

Она нащупала рукой его лицо и закрыла ладонью рот.

– - Не надо, прошу тебя. Ты не умеешь врать, от тебя за версту несет порохом, а ты мне о каком-то снеге толкуешь. Если бы это было так, меня не стали бы сюда приглашать...Сам Патрушев звонил, прислал машину и взял в свой самолет...Так что не надо, Володечка, фантазировать...

– - Ну я все же президент, а ты жена президента, значит, внимание к нам по чину...Так что рассказывай, Люсечка, как вы тут жили без своего президента.

Однако им не дали поговорить: в комнату без стука вошел Волошин и тем самым поставил в неловкое положение супругу президента. Она поднялась с колен и отошла к окну.

Путин, взглянув на своего главного администратора, понял -- случилось что-то из ряда вон выходящее. Он был необыкновенно бледен, желваки на скулах ходили ходуном.

– - В чем дело, Александр Стальевич?
– - Путин откинул с груди легкое одеяло и попытался приподняться на подушке, однако сил не хватило.

– - Речь идет о конфиденциальном...

Президент кивнул головой.

– - Людмила Александровна, оставь, пожалуйста, нас наедине, -- как можно мягче попросил Путин.

– - Да, да, я понимаю, -- Путина вышла, в комнату влетел теплый сквознячок.

– - В чем дело?
– - повторил президент, -- неужели еще какая-то напасть свалилась на нашу голову?

Волошин смотрел за окно, где качала ветвями старая глициния, и, казалось, продолжения разговора никогда не последует. Глава администрации явно был в ступоре.

– - Ну что же вы молчите, Александр Стальевич? Может, Кремль обрушился или Москва-река потекла вспять?

– - Да нет, слава Богу, пока все на месте...
– - Обильная испарина покрыла его ленинский череп.

– - Так в чем же дело?

Волошин на шаг приблизился к кровати, на которой лежал Путин.

– - Очевидно, наступил новый и совершенно необъяснимый виток техногенных катастроф, -- Волошин хотел подъехать издалека, но ему не позволили колесить.

– - Александр Стальевич, не темните, это вам не идет. Что случилось?

– - Накрылась атомная подлодка, товарищ президент. Если бы вы не поехали в Чечню, а отправились бы на учение в Баренцево море...Ведь это вполне могло случиться и с вами...

Президент, превозмогая боль в ноге, попытался еще выше подняться на подушке. И его лоб покрыла густая испарина, с ресниц упали капельки пота.

– - Дальше...Как звали лодку?

– - "Курск", лидер подводного флота.

Путин закрыл глаза и, казалось, на мгновение его куда-то поволокло -- в узкий холодный лаз, откуда несло мазутом и человеческими запахами. Он ощутил ледяной холод и вместе с тем неподъемную тяжесть в грудной клетке. Словно вся вселенная навалилась на него и он не в силах был сбросить с себя этот космический гнет. Первой мыслью было постучать рукой об обшивку чего-то непонятного, но сковывающего его движения, однако рука не осилила элементарного действия. И главное, где-то рядом он отчетливо слышал, как плещется вода, от которой его отделяли миллиметры, и глоток которой неистово жаждал его рот...А говорил он совсем не относящееся к его бедственному положению. Его губы произносили чудовищно несовместимые с реальностью слова: "Срывается пресс-конференция, которая должна была состояться еще вчера..." И в ответ голос Волошина: "Это исключено, Владимир Владимирович, ибо такое положение, -- он неопределенно повел рукой, -- исказит ваш имидж. Сегодня в России должен быть энергичный, здоровый и... владеющий ситуацией президент...Речь идет о большой политике, а тут на лужайке акулы пера и пираньи телеэкрана, которые только и дожидаются сенсации..." И опять губы перебирают ненужные слова: " Ну и черт с ними, на всех не угодишь..."

Волошин, глядя на лежащего без движения президента, на его быстро и беззвучно шевелящиеся грубы, понимал, что его шеф сейчас недосягаем. Но когда он отступил на шаг от кровати, услышал отчетливые слова:

– - Скажите Людмиле Александровне, пусть войдет.

Однако первой в комнату зашла пожилая, похожая на чеченку, медсестра, которую позвал Волошин, и сделала президенту два укола -- внутримышечный в ягодицу и в вену руки. Какое-то время он оставался один и тишина, которую накопили в себе светлые стены комнаты, цветы на тумбочке, а за окном -южный день, вселяли в душу мир и спокойствие. Но память, словно челнок в ткацком станке, беспокойно сновала туда и сюда, туда и сюда, порождая в сознании хаос и сумятицу. И как-то не сочетались возникающие в воображении картинки: темный, смрадный провал подземелья, который неотступно стоял перед глазами, с этим спокойствием и теплым умиротворением, окружающим его в Бочаровом ручье...

Ему было нехорошо, хотелось пить, а главное, хотелось перевернуться на бок -- лицом к стене...

...Людмила принесла отменный виноград "дамские пальчики" и две бутылки холодного русского кваса. И он выпил его почти полный фужер.

Какое-то время она сидела молча, пристроившись в конце кровати. Она, конечно, помнила, что у него больна нога, и потому старалась сесть так, чтобы ее не задеть.

– - Ты же упадешь, садись как следует, -- Путин немного отодвинул ноги к стене.
– - Теперь уже все позади...Дай руку и почитай мне своего любимого Рильке...

Женщина смотрела на него и думала о своем. А он смотрел на нее и в голубизне его глаз она считывала скрытое, принявшее хроническое состояние, беспокойство. И, видимо, это наблюдение и подтолкнуло ее задать вопрос, который она заготовила еще в Москве и который сейчас жег ей язык. Но вместе с тем ей не хотелось быть навязчивой и она стала нервничать -- поднялась, подошла к тумбочке, поправила цветы в вазе, затем, одернув одеяло, снова уселась на кровать...Улыбнулась, что, впрочем, далось ей не без труда.

– - Товарищ президент, можно задать один вопрос от имени вашего электората? Я же, как никак, за вас голосовала...

Он кивнул и тоже улыбнулся. Но то была болезненная, беспомощная улыбка.

– - Скажите, товарищ президент, вы решили все свои проблемы, побывав в горах?

А он, глядя на солнечные блики на стене, напрягся. Скулы заострились, веки набухли, словно под них закачали силикон. Путин пытался что-то сказать, но слова не складывались. Видимо, начал действовать противошоковый укол: глаза помимо воли сомкнулись, дыхание утяжелилось, хотя язык продолжал беззвучно укладывать букву за буквой, пока не образовалась простенькая фраза: "Позволь мне остаться в своем заблуждении"... Но она так навсегда и осталась невысказанной, и, очевидно, стала достоянием ноосферы, если, конечно, эта самая ноосфера не выдумка, не аппетитный плод фантазий соскучившегося по возвышенному философа...Еще он попросил включить приемник, но и эта просьба, не успев сорваться с беззвучно шевелящихся губ, осталась навсегда в нем...

Он тихо спал, она недвижно сидела у его изножья, а за окном ускользаемо тихо катился к закату южный день. Но в душе Людмилы Александровны было по маскарадному весело и ярко, она в любой момент могла протянуть руку и дотронуться до самого для нее дорогого человека. И она восславила его, прошептав, как молитву, стихи их любимого поэта:

О, знали бы вы, как безысходна смерть!

Орфею страшно уходить из мира.

Но слово превзошло земную твердь.

Он -- в той стране, куда заказан путь.

Ему не бременит ладони лира.

Он поспешил все путы разомкнуть.

Но то были слова не о смерти, а лишь о тихом, умиротворенном сне, который, впрочем, мало чем отличается от настоящей смерти....

Эпилог

Гибель атомной подводной лодки стала горячей темой для средств массовой информации. Писалось, как писалось -- много и без разбору. Газета "Коммерсант", сделав святую мину на очень грешном лике, разразилась заголовком: "Чья честь тонет в Баренцевом море?", под которым выдула грандиозный пузырь: "Хотя поговорить Путину было с кем, во вторник в Сочи прилетела группа журналистов "кремлевского пула". Значит, эмбарго на реакцию президента относительно "Курска" было объявлено самим Владимиром Путиным".