Достоевский и Апокалипсис
Шрифт:
Введение
Культура как единственный способ одоления смерти
…Существует немало определений культуры. Не претендуя ни на какую особливость, я бы определил культуру как единственный способ одоления смерти.
Определять понятие — всегда крайне рискованная вещь. Но люди идут на риск прежде всего в рискованных ситуациях.
Сейчас сложилась именно такая ситуация в развитии человечества. ХХ век превратил абстрактную возможность смерти (самоубийства) человечества, возможность мифологическую, метафизическую, художественную — в предельно реальную, в предельно конкретную, то есть в технологически-практическую. Человечество действительно оказалось перед выбором между жизнью и смертью, подойдя к пределу пределов, к порогу: впервые оно как род стало практически смертным в условиях ядерной, экологической и террористической угроз.
Фактически
Для большинства же людей весть о том, что человечество стало смертным, оказалась засекреченной. Род человеческий продолжал существование как практически бессмертный… Да и сейчас в полной мере большинство людей еще не осознали грозящую опасность — не только и не столько уже ядерную, но, что важнее, экологическую, а в последние годы — все значимее — террористическую. Это как заболевание раком: болезнь началась, углубляется, а диагноз, как правило, слишком запаздывает (проблема раннего диагностирования).
1
Манифест Эйнштейна и Рассела — один из самых известных документов эпохи «холодной войны».
В начале 1955 г. английский философ и математик лорд Бертран Рассел решил обратиться к руководителям государств и народам мира с предупреждением об угрозе, связанной с возникновением и развитием атомного оружия. За несколько дней до смерти это обращение подписал Альберт Эйнштейн, затем — выдающиеся ученые Макс Борн, Перси Бриджмен, Леопольд Инфельд, Фредерик Жолио-Кюри, Герберт Меллер, Лайнус Поллинг, Сессил Пауэлл, Бертран Рассел, Джозеф Ротблат и Хидеки Юкава.
Манифест был оглашен 9 июля 1955 г. в Лондоне. В нем, в частности, говорилось: «Мы должны научиться мыслить по-новому. Мы должны <…> задавать себе следующий вопрос: какие шаги можно предпринять для предупреждения вооруженной борьбы, исход которой должен быть катастрофическим для всех ее участников?»
2
Письмо Нильса Бора — открытое письмо выдающегося датского физика Нильса Бора в адрес Организации Объединенных Наций, в котором выражалась тревога по поводу опасностей, грозящих миру вследствие появления атомного оружия.
3
Римский клуб — международная общественная организация, созданная в 1968 г. и объединяющая предпринимателей, экспертов, ученых, политических деятелей, представителей творческой интеллигенции из стран Европы и Америки. Основные цели: анализировать проблемы, связанные с ограниченностью природных ресурсов и бурным ростом производства и потребления, и рекомендовать пути их разрешения.
В предчувствии смерти, в понимании смерти человек (и человечество) либо вдруг рождает, выковывает, чеканит новые точные понятия, выявляющие смысл жизни, осознает прежние понятия, усвоенные им платонически, формально, либо, не вспомнив и не осознав того и другого, бросается в омут, в прорубь — а пропади все пропадом!..
Ни одно из коренных понятий нашего бытия и нашего познания не может быть определено вне трех категорий:
1) ЖИЗНЬ,
2) СМЕРТЬ,
3) ВЕЛИКИЙ Х (последний может быть назван Провидением, Судьбой, Богом, христианским, мусульманским, буддийским, любым…).
Вне этих категорий любая наука обречена оставаться не просто внечеловеческой, но и — в конечном счете — античеловеческой. Без координат: ЖИЗНЬ — СМЕРТЬ — литература, философия, социология, история, психология будут бессмысленны. Может быть, особенно наглядно это видно на психологии, которая вне этих категорий обречена стать механической.
Культура противостоит небытию. Культура утверждает и спасает бытие путем его одухотворения. Благодаря культуре человек не был истреблен животными-соперниками на первой стадии своего существования и благодаря этому же не самоистребился. И весь прогресс человечества — не в цивилизационном смысле, конечно, — это беспрерывное его самоспасение от нарастающей смертельной угрозы путем самовозвышения, одухотворения.
К этой мысли я пришел после того, как совершенно случайно в черновиках Достоевского нашел такую строчку, написанную им незадолго до смерти: «Бытие только тогда и есть, когда ему грозит небытие. Бытие только тогда и начинает быть, когда ему грозит небытие». [4]
Я был очень рад, когда нашел подтверждение этой мысли в статье Вяч. Вс. Иванова, невероятного эрудита нашего времени, — «Категории времени в искусстве и культуре ХХ века» (статья
была опубликована в 1973 году в американском журнале). Вот что он пишет: «В основе человеческой культуры лежит тенденция к преодолению смерти, выражающаяся, в частности, в накоплении, сохранении и постоянной переработке сведений о прошлом. В ХХ веке эта тенденция особенно обостряется благодаря теоретической и практической постановке проблем, касающихся временных границ цивилизации, локальной и общечеловеческой <…> В какой-то мере вся человеческая культура до сих пор остается протестом против смерти и разрушения, против увеличивающегося беспорядка или увеличивающегося единообразия энтропии». [5]4
Достоевский Ф.М. Полное собрание сочинений: В 3 т. М.: Наука, 1971–1990. Т. 24. С. 240 (курсив — Ю. Карякина). В дальнейшем все цитаты в книге из произведений Ф.М. Достоевского приводятся по этому изданию, с указанием в тексте в скобках, если эта ссылка приведена автором данной книги, или в примечаниях, — арабскими цифрами соответствующего тома (для трех последних томов — римской цифрой, через запятую, соответствующего полутома) и, через точку с запятой, страницы (страниц). Данная запись Достоевского сделана в 1876 г.
5
Иванов Вяч. Вс. Категория времени в искусстве и культуре ХХ века // Structure of texts and semiotics of culture. Mouton, 1973. Р. 148–149.
Культура не просто в какой-то мере является протестом против смерти и разрушения, а именно во все большей мере становится этим протестом, во все более нарастающей мере осознает себя единственной жизнеспасительной силой. Другого пути нет. Все другие пути — самоубийство.
Накопление знаний, прежде всего в области естественных наук, происходит по экспоненте. Через какой-то промежуток времени — скажем, за десятилетие — количество знаний удваивается. Известно, что за последние десять лет в естественных и точных науках накоплено больше знаний, чем за всю предыдущую историю человечества. Эти знания передаются непосредственно.
Совсем по-другому обстоит дело со знаниями духовно-нравственными. Главным фундаментом этих знаний человечество владеет уже тысячи лет. И прибавки к этим знаниям — через святых Отцов церкви, мыслителей, художников — можно измерить лишь «граммами» к уже нажитым за тысячелетие «тоннам». Основные нравственные постулаты и духовные заповеди на три четверти, если не на девять десятых, одинаковы во всех мировых религиях. Они общеизвестны. Секрет только состоит в том — в отличие от естественно-научных знаний, — как их претворять в жизнь.
Еще недавно нас пугали реакционностью мракобеса Мальтуса, который доказывал, что число людей в мире растет в геометрической прогрессии, а количество продуктов питания — в арифметической. Я бы добавил к Мальтусу: человечество настолько быстро развивается, что ему не хватит прежде всего пищи духовно-нравственной. Похоже, что пища эта даже убывает.
Известны данные о том, как росло население Земли: в 1800 году оно составляло 1 млрд человек, в 1900 году — 2 млрд, в 1961 году — 3 млрд. Теперь уже перевалило за 6 млрд человек. Этот рост человечества по экспоненте происходил одновременно с процессом своего рода обезрелигиозивания его.
В годы Средневековья и Крестовых походов (при всех издержках этих мрачных времен) скрепы нравственности все-таки держали общество. В России атеистов еще почти не было даже в XVIII веке, ну а тех — потаенных и колеблющихся — можно было по пальцам перечесть…
Ну а потом наступило господство атеизма, к тому же еще вульгарного, означавшего снятие всех духовно-нравственных скреп и подмену их суррогатными, так или иначе в своей сущности иезуитскими. Оказалось: все средства хороши… После диких войн, которые пережило человечество и которые никто не смог остановить (все дубасили друг друга, перекрестясь), трудно было не стать атеистами.
…Вначале существовало нерасчлененное, синкретическое знание, в котором совершенно органически сочетались и наука, и искусство. И знание это было подчинено критериям жизни и смерти — именно этим масштабом измерялось, именно этими ориентирами руководствовалось (этот синтез нерасчлененный не мог не быть религиозным). Но вероятно, с XV–XVI веков началась и все более ускорялась дифференциация знаний, которая привела к тому, что наука, в сущности, оторвалась от критериев, масштабов, ориентиров жизни и смерти человеческого рода (наука стала нерелигиозной и даже антирелигиозной).
Важно и другое. Духовно-нравственные заповеди в отличие от естественно-научных знаний действуют, только будучи воплощенными в личностях. Но людей, их воплощающих и как бы олицетворяющих культуру как победу жизни над смертью, современных праведников — все меньше. У нас в этом отношении — совершенно выжженное поле. Да и в мире положение не лучше!
Путь овладения культурой и постижения нравственных ценностей происходит в самом человеке, и в этом — его самоспасение. Нужно быть беспощадным к себе, чтобы пережить муки этого пути.